Via Roma - Роман Лошманов

На обратном пути я купил посреди леса тёмно-зелёную тюбетейку с золотисто-красным узором. Она казалась красивой, но только казалось – потому, что татары не носят таких тюбетеек, это сувенир, а не головной убор. «Сваночки из овчиночки, – приговаривала торговка. – Это льняная, берите, тюбетеечка. Если душа запела, то берите. От зелёной душа запела?»

Южная Африка в августе 2008 года

***

Озеро было видно издалека: вокруг были белые облака, но над ним облаков не было. Пустота между ними обрисовывала его продолговатую изогнутую форму как на карте. Самолёт приблизился, внизу стали видны далёкие берега и тёмно-синяя твёрдая вода. За окном расстилалось невероятное бесконечное пространство, где не было места названиям и именам. Я мог назвать это озеро, как мне захочется, но этого мне совсем не хотелось. Потом оно стало называться Ньяса.

***

Кейптаун из самолёта – лучший вид, что я встречал в своей жизни. Мы сделали круг над океаном, который сначала был похож на смятую, но разглаженную тёмно-зелёную бумагу для пастели, потом на шёлк, а несколько секунд – на бархатный щавелевый суп. Волны шли к дуге пляжа тонкими длинными стержнями. Это был Фолс-Бей, Ложная бухта, – залив, прозванный так потому, что шедшие из Индии мореплаватели часто принимали его за Столовую бухту (чтобы добраться до неё, им надо было ещё обогнуть мыс Доброй Надежды). Но больше всего меня поразило то, что всё это – Африка, океан, горы, чаша долины, наполненная садами и разноцветными домами – существует не только как плоские пятна на карте, а на самом деле.

В населении Кейптаун гораздо уступает Йоханнесбургу, но в полтора раза превосходит его по площади. В высоких домах здесь люди не живут, таких домов и немного. Мы ехали мимо лачуг бедных (негров) и особняков небедных (негров и белых). Кроме качества жилищ разница в социальном положении обозначена заборами с наклейками охранных агентств, предупреждающих о том, что охрана вооружена. По верху заборов идёт проволока, и если она не колючая, значит она под током.

Августовское утро в Кейптауне – это конец зимы – может разразиться проливным дождём, а может наполнить город мягким, полным воды туманом, полностью спрятав горы и океан. Потом проясняется ярко-синее небо и нарядно освещается набережная Виктории и Альберта с магазинами. Возле них поют, покачиваясь, женщины в цветастых костюмах или танцуют и бьют в перевернутые вёдра чернокожие парни в высоких резиновых сапогах. Тем временем из синей, как небо, гавани выбираются на бетонные лежанки котики.

***

К масштабному Кейптауну, разлегшемуся в широкой долине между серо-зелеными горами, прицепляются серьги небольших городков с рыбацкими пристанями. Таков Колк-Бей на берегу Ложной бухты. Туда мы поехали по набережным дорогам и под горами невозможной красоты. Там мы сидели в рыбном ресторане «Harbour House» – рядом с причалом с баркасами рыбаков, прямо возле рыбного рынка, где по утрам торгуют уловом. Из окон был виден океан, в нём ныряли тюлени, колыхались огромные коричневые головы водорослей. Недалеко от Колк-Бея есть колония пингвинов, и мне предложили на час съездить туда. Но я был всего второй раз за границей, и мне очень было интересно, как устроена тут человеческая жизнь, так что я остался.

Я стоял и фотографировал двор кубинского ресторанчика с Лениным в зарослях, фотографировал дома, горы, пригородные поезда, пустые улицы, магазины, автомобиль. Боялся потратить впустую отпущенное мне короткое время, и поэтому тратил его впустую, вмещая в кадры всё, что видел. Я знал, что надо было поступить иначе, что надо было стоять и просто смотреть или ходить и смотреть и слушать, но я фотографировал. Ко мне подошёл человек в рыжей куртке, которая была на сером свитере, который был на тёмной клетчатой рубахе, – видно было, что спит этот человек во всём сразу. На голове его, седобородой, с красным носом и жёлтыми курительными усами, была бейсболка с потрёпанным козырьком. «Фотографируешь?» – ехидно спросил он. «Да», – сказал я. «Ну вот меня сфотографируй, – сказал он. – Я вот человек. Живу здесь». Я сделал два горизонтальных снимка и один вертикальный. «Да ты теперь звезда», – сказала ему девушка из магазина женской одежды, вышедшая на улицу поболтаться.

Я перешёл через дорогу и зашёл в букинистический магазин – перебирал колониальные открытки, пожелтевшие карты, старые книги с фотографиями пароходов и парусных судов и купил одну – небольшой справочник «All Аbout Ships and Shipping». «Любите корабли?» – спросила старушка, сидевшая посреди карт и ящиков с книгами. И я вдруг почувствовал, насколько разнообразен мир, и почувствовал, как многие следствия получают другие причины. Это был, можно сказать, почти самый край земли, но я не чувствовал никакого разочарования от того, что он обитаем и благоустроен.

На обратном пути нам захотелось в место, которое здесь называют исключительно bathroom. Мы остановились под очередной живописной горой у небольшой конторы с объявлениями о продаже домов. Агенты – пять женщин среднего возраста – были не против того, что мы не будем ничего у них покупать, а так только, руки помоем. Среди них оказалась полька, которая знала немного по-русски. Мы всё же приценились: хороший просторный дом на побережье стоил как небольшая квартира на московской окраине.

***

Главная ночная улица Кейптауна называется Лонг-стрит. Но таксист, который нас привёз, тут же сильно её укоротил: «Там, где света нет, гулять не надо. В другую сторону не ходите дальше вон того угла. Там наркотиками торгуют и ограбить могут». Отель был в пяти минутах ходьбы, и наша поездка напоминала то, как возили когда-то от Казанского до Ярославского вокзала тех, кто впервые попал в Москву. Тем не менее она имела смысл: пешком по вечерам в Кейптауне ходить не то чтобы не принято, но небезопасно.

Мы зашли в гамбургерную «Royale Eatery», её держит женщина по имени Дина и два её сына. Дине за сорок, она не местная, переехала когда-то в ЮАР, кажется, из Мозамбика; местные зовут её Мамой. Кафе было трёхэтажным и узким, на стенах висели музыкальные инструменты (видел балалайку), умывальник в туалете был сделан из лейки. Мы съели по бургеру; у меня был из страуса, и его мясо оказалось похожим на говядину. На третьем этаже был бар, народ только подтягивался. Я взял намибийского пива «Виндхук». На столике лежали флаеры на концерт группы «340 ml» – и я не сразу понял, что это название: такого же объёма была бутылка, которую я держал в руках. Из бара вела лестница на крышу. Звёзды были видны, но их свет терялся от света города, и Южный Крест я не нашёл.

Потом мы гуляли, разглядывали витрины закрытых магазинов, вывески отелей для бэкпекеров, развешанные на столбах ксерокопии рисунков с космонавтами – смысл был тот, что пора бы уже и южноафриканцам сделать свою ракету (тем более что второй космический турист был из Южной Африки и учился в Кейптауне). Заходили в бары, кафе, секс-шоп (на обложках дисков – почти исключительно белые женщины и немного азиаток; негритянок не видел, хотя продавец был негром), небольшой супермаркет (похожий на «Копейку» с практически идентичным ассортиментом: консервы, крупы, лук, бананы, даже русские сигареты «LD»). Клуб с группой «340 ml» мы так и не нашли, но музыки на улице было полно. Мы зашли в место под названием «Zula», где на входе два огромных негра обещали «две очень хорошие группы». В ожидании молодёжь (и белая, и чёрная, но смешанных компаний не было) сидела на террасе над улицей, вытягивала трубочками из бутылочек сидр. Сидр тоже был ынамибийским. Бармен в огромной шапке, похожей на голову осьминога, показал мне большой палец вместо пожалуйста. Концерт начался поздно, так что мы выслушали только одну хорошую группу. Бармен написал мне название – «The Sleepers» – и снова показал большой палец. Молодёжь слушала стоя и покачиваясь, но слышно было, что вокалист в армейских ботинках и бритой головой любит более брутальную музыку, чем соло-гитарист. Я к тому времени уже испытывал странную тягу к этому непонятному Кейптауну, где чувствуешь себя одновременно как дома и в то же время ощущаешь непонятную угрозу. Она исходит от этой нерешенной проблемы, о которой никто вслух нам не говорил: люди с разным цветом кожи отгораживаются друг от друга и без апартеида.

***

Кейптаун был основан голландцами в 1652 году как перевалочный пункт. Здесь запасались водой и продуктами корабли, шедшие на богатый пряностями Восток. Примерно в то же время первые поселенцы поняли, что место хорошо само по себе, и начали колонизировать окрестности, чтобы выращивать те самые продукты, которыми пользовались мореплаватели. Уже через двадцать лет здесь была основана первая винодельня, а сейчас город окружает множество виноградников.

Мы побывали на одной винодельческой ферме – она называется Fairview, находится примерно в часе езды от Кейптауна. Там всё сделано туристически: не только хорошее вино, но и всё для того, чтобы его было интересно пить. На входе башня, в которой живут горные козы, в кафе к вину дают отличные сыры и свежий хлеб с оливковым маслом (тоже здешним). По деревьям прыгают белки, через дорогу бродят страусы, а посреди пейзажа, напоминающего коктебельский, отражает облака небольшое живописное озеро, перед которым стоит табличка: «Купаться запрещено, крокодилы» (это, кажется, шутка).