Сочинения - Борис Поплавский

1927–1930

Lumiere Astrale

Тише. Тайно — в этом миреМеркнет свет.Дым ползет и мрак ложитсяДышит снег.Возникает смех и гаснетСмерть царей,И поет красив и ясенГраммофон.В небе реет кроткий орликВ золотом венке;Спит с иглой железной в горлеЖизнь в мешке.А на солнце тихо таетЛедяной дворец,Где о будущем мечтаетБоль сердец.Духи ночи щурят очиИ молчат,И блеснув огнями в ночиДышит ад.

1926–1930

Мистическое рондо III

Кошкам холодно. Они зеваютДа. Да.А над башней мира тихо пролетаютБабочки года.

Ангелы кирпич таскают белыйСтроят дом,А другие спят в лесу без делаЗолотом.

Дева осень их околдовалаСиневойВ нежный детский лоб поцеловалаПод горой.

Кто там ходит в бездне напевая?Спать пора.В синеве песок переливаютДва царя.

Царь дневной тщедушен хил и неженСмотрит он,Как песок спадает белоснежныйНа балкон.

Ищет в книге он святые звукиКнига спит.Белые сложив страницы рукиНа груди.

А ночной король на солнце ходитС мертвой головой,Бабочек он тонкой сеткой ловитГолубой.

И тогда стекает время жизниКак вода,Что несет Офелию к отчизне.Навсегда.

Морелла I

Фонари отцветали и ночь на рояле играла,Привиденье рассвета уже появилось в кустах.С неподвижной улыбкой Ты молча зарю озирала,И она отражаясь синела на сжатых устах.

Утро маской медузы уже появлялось над миром,Где со светом боролись мечты соловьев в камыше.Твой таинственный взгляд, провожая созвездие Лиры,Соколиный, спокойный, не видел меня на земле.

Ты орлиною лапой разорванный жемчуг катала,Ты как будто считала мои краткосрочные годы.Почему я Тебя потерял? Ты как ночь мирозданьем играла,Почему я упал и орла отпустил на свободу?

Ты, как черный орел. развевалась на желтых закатах,Ты, как гордый, немой ореол, осеняла судьбу.Ты вошла не спросясь и отдернула с зеркала скатертьИ увидела нежную девочку — вечность в гробу.

Ты, как нежная вечность, расправила черные перья,Ты на желтых закатах влюбилась в сиянье отчизны.О, Морелла, усни, как ужасны огромные жизни,Будь, как черные дети, забудь свою родину — Пэри!

Ты, как маска медузы, на белое время смотрела,Соловьи догорали и фабрики выли вдали,Только утренний поезд пронесся, грустя, за пределыТам где мертвая вечность покинула чары земли.

О, Морелла, вернись, все когда-нибудь будет иначе,Свет смеется над нами, закрой снеговые глаза.Твой орленок страдает, Морелла, он плачет, он плачет,И как краска ресниц, мироздание тает в слезах.

Морелла II

Тихо голос Мореллы замолк на ином берегу,Как серебряный сокол луна пролетела на север.Спало мертвое время в открытом железном гробу,Тихо бабочки снега садились вокруг на деревья.

Фиолетовый отблеск все медлил над снежною степью,Как небесная доблесть, в Твоих неподвижных глазахТам, где солнце приковано страшною черною цепью,Чтоб ходило по кругу, и ангел стоит на часах.

Пойте доблесть Мореллы, герои ушедшие в море,Эта девочка вечность расправила крылья орла.Но метели врывались и звезды носились в соборе,Звезды звали Мореллу, не зная, что Ты умерла.

Молча в лунную бурю мы с замка на море смотрели,Снизу черные волны шумели про доблесть Твою,Ветер рвался из жизни и лунные выли свирели,Ты, как черный штандарт, развевалась на самом краю.

Ты, как жизнь возвращалась, как свет улетающий в безднуТы вступила на воздух и тихо сквозь воздух ушла,А навстречу слетали огромные снежные звезды,Окружали Тебя, целовали Тебя без числа.

Где Ты, светлая, где? О, в каком снеговом одеяньеНас застанет с Тобой Воскресения мертвых труба?На дворе Рождество. Спит усталая жизнь над гаданьем,И из зеркала в мир чернокрылая сходит судьба.

Серафита I

Электрических скрипок взыванье рождалось во мраке,На огромном экране корабль опускался ко дну,Дождь шумел на асфальте. Трещала рулетка в бараке.На пороге свободы Ты вспоминаешь ли эту весну?

Ты глаза закрывала и в страшную даль уходила.В граммофоне Тангейзер напрасно о смерти кричал.Ты была далеко, Ты быть может на небо всходила,Мир сиял пред тобою как утренний снег и молчал.

Разрывались созвездья и в розах рождались миры,Но средь пения жизни я пал у невидимой двери.О! Мария, там в бездне Ты имя мое помяни,Я быть может услышу, я может быть вспомню тот берег.

Так был сон Твой глубок, что могла незаметно разбитьсяЗолотистая нить. И уже Ты казалось не дышишь.Я из грохота жизни Тебя умолял опуститься.Умолял и надеялся может быть Ты не услышишь.

Только голос родился. Ах, я не понял сначала,Он в таком утомленье рождался, так долго летел,Точно птица, что вечность крылами над морем качала.Он себе удивлялся и сам себя слушать хотел.

«Я с Тобой навсегда. Я на небе Тебя не теряю.Это темное имя я в круги зари унесла.Засыпаю, теряюсь, слабею, лечу, умираю.Ангел белое имя со мною над хаосом зла».

Только свет точно желтое лезвие вышел из мрака.Представленье кончалось, дождливая гасла весна.Быстро время проходит, но сердце не ведает страха.Сердце слышит как молятся в круге зари имена.

Серафита II

Ночь подвигалась вперед. Все само от себя отличалось,Все превращалось в ином. Было время Тебе появиться.В подземелье мы пели и девушка в карты играла,Только я выходил и молчал и пытался молиться.

И к вину возвращался. О, если бы Ты не пришла!Мы со всею любовью, со щедростью, с братской печалью,Все же сделали б то что хотели сияния зла,Потому что никто ничего о рассвете не знали.

Все казалось иным. Было время Тебе снизойти.Было что-то в заре, что уже не хотело проснуться.Солнце в бездне молилось, ему не хотелось взойти,А заплакать, погаснуть и в саван лучей завернуться.

А гитара кричала: Мы лучшего были достойны,Но они отвернулись, они позабыли о нас.Только в худшей судьбе, лишь во тьме и в грязи непристойной,Наша звездная участь безумной печалью слышна.

Пейте черные звезды! Но вспыхнуло вдруг мирозданье.Ты вошла не спросясь. Даже руку поднять не успели.Мы не ждали Тебя. Ты сквозь бездну пришла на свиданьеГлубоко под землей мы играли, мы врали и пели.

И была Ты тиха, как рассвет над фабричным кварталом,Хороша точно пыльная ветка в пустых городах.Ты у грязной стены прислонившись как пьяный стояла,И в глазах Твоих слезы сияли как птицы в лесах.

Ты смотрела на лица, на пепел, на сданные картыИ молчала, готовая тысячу раз умереть.Мы из тьмы исступленья, в смятенье и в дыме азартаСозерцали готовую тысячу раз умереть.

И петух закричал точно ангел над миром позора.Ты простерла ладони и тихо сказала что — «Скоро».

Стоицизм

В теплый час над потемневшим миром,Желтоносый месяц родился,И тотчас же выстиранный с мылом,Вдруг почувствовал: осень, сад.

Целый день жара трубила с башни,Был предсмертный сон в глазах людей.Только поздно улыбнулся влажноТемно-алый вечер чародей.

Под зеленым сумраком каштановВысыхал гранит темно-лиловый.Хохотали дети у фонтана,Рисовали мелом город новый.

Утром птицы мылись в акведуке,Спал на голых досках император.И уже средь мрамора и скукиАд дышал полуденный с Евфрата.

А над замком под смертельным небом,Распростерши золотые крылья,Улыбалась мертвая победаИ солдат дремал под слоем пыли.

Было душно. В неуютной банеВоровали вещи, нищих брили.Шевеля медлительно губамиМы в воде о сферах говорили.

И о том, как отшумев прекрасноМир сгорит, о том, что в Риме вечер,И о чудной гибели напраснойМудрецов детей широкоплечих.

Насмехались мокрые атлеты,Разгоралась желтая лунаНо Христос склонившийся над ЛетойВ отдаленье страшном слушал нас.

В море ночи распускались звезды,И цветы спасались от жары,Но уже проснувшись шли над безднойВ Вифлеем индусские цари.

И слуга у спящего ПилатаВоду тихо в чашу наливал,Центурион дежурный чистил латыИ Иосиф хмуро крест стругал.

1930