Триггер убийства - Юлия Фёдоровна Ивлиева

Самбуров оторопел. Вот умеет она задавать неожиданные вопросы!

– Если с шеи, то это агрессия, конкуренция. Если с запястий, паха, щиколотки, то хотели, чтобы помучился, это месть, ненависть, возможно, накопленная за долгое время. У трупа выдрана печень, это тоже похоже на месть. Если начали кусать с задницы, тогда, вероятно, сексуальный подтекст, так мужчины на женщин покушаются. Васильевский каннибал так начинал. Но это не наш случай. У нас жертва – мужчина. Есть еще пара вариантов не очень очевидных…

Кира втянула аромат кофе, который исходил от чашки, поставленной перед ней официанткой. Попробовала глоточек.

– Все-таки американо не раскрывает так аромат, как фильтр, – пробубнила Кира и вернула папку Григорию. – Это точно не убийство в состоянии аффекта, нервного срыва или порыва агрессии.

– Согласен, – кивнул Самбуров, поудобнее ставя перед собой большую тарелку с завтраком, который ему принесли. – Кусали, выдрали печень, перерубили и связали. Долгие действия – не торопились.

Кира тоже сосредоточилась на завтраке, отодвинула поджаренный хлеб от яичницы, Григорий забрал гренку с ее тарелки и надкусил. Юнка удивленно смотрела на обоих.

– Тело нашли на винограднике, привезли на машине и скинули неподалеку от грядок, почти над обрывом, – продолжал подполковник. – Есть следы протектора. Специалисты говорят, что-то большое: «Тойота Тундра», «Хаммер Аш Один», «Ниссан Армада», что-то такое. Ну или я сразу подумал про самоделку. Колеса не по тачке. Больше, чем должны быть. Есть отпечатки ботинок. Изучают. Жертву изувечили и убили в другом месте, не там, где нашли тело. Уродовали долго, не спешили, не торопились, значит, опасность быть застуканными не грозила. На шее есть прокол, от дротика со снотворным. Видимо, вкатили при похищении.

– Еще тело как-то… выглядит лаконично, просто и банально даже, – хмыкнула Кира и медленно покивала, что-то прикидывая в уме. – Как будто его упаковывать собирались. Думаю, это убийство у него не первое. Может быть, убийство не человека, но живого существа. Точнее, не так, – сразу поправилась Кира, – убийце хорошо знакома область работы с телом, трупами. В том, как тело разрубили, есть что-то хладнокровное, обыденное, что ли, даже примитивное. Как будто это привычное дело. Патологоанатом наверняка скажет, что эти разрубы точные, ровные и сделаны с первого раза.

– Да, – кивнул Григорий. – В описании указано, что удары единичные, симметричные с двух сторон, острый предмет приходился ровно между суставами, и не до конца прорубленные… – Самбуров снова принялся за еду.

– Так опытные кухарки рубят курицу. Если знаешь, куда тюкнуть, как расположены и скреплены кости, то обычным ножом разрежешь, а если для тебя это абстрактная тушка без логики, то и топориком будешь бить по пять раз в одно место, всю исколошматишь и не разделаешь.

– Убийца не придумывал себе сложностей – бил точно туда, куда надо. Главное, знал, куда надо и с какой силой, чтобы потом сложить тело в компактный кулечек.

Самбуров поднял задумчивый взор на Киру.

– И кто у нас работает в подобной специфике? – спросил подполковник и сам же ответил на свой вопрос: – Медик, хирург, мясник, военный…

Кира покивала, уставилась в сторону и замерла, о чем-то думая. Самбуров, что-то прикидывая в уме, сказал:

– Это может быть женщина? Если для подобного разделывания трупа не требовалась особая сила, это могла сделать женщина. Женщины тоже бывают сильными. – Самбуров продолжал раздумывать. – Очень сильная женщина. Тело еще перетащить надо было. Вот здесь вписывается большая машина, даже со специальным приспособлением каким-нибудь – лебедкой или тралом. Тогда женщина может справиться.

– Физически справиться может, – согласилась специалист по психопатологии. – Я рада, что ты признаешь женщин достаточно сильными, чтобы уделать мужика. Но убийца мужчина…

– Вот вы психи! – выдохнула Юна, не сдержавшись.

Кира вскинула на нее вопросительный взгляд. Самбуров и вовсе непонимающе уточнил:

– Чего это? – потом оглядел ее тарелку и добавил: – Почему не ешь? Невкусно? Закажи что-то другое.

– Говорят, чтобы поймать зверя, надо самому стать зверем, – продолжила девушка, поочередно оглядывая то Киру, то брата. – Учитывая, что вы ловите психов, вам надо стать психически больными. Вы успешно с этим справились. Вы обсуждаете способы убийства за завтраком, как будто о погоде говорите или о новой книжке.

Кира засмеялась. Григорий нахмурился.

– Не буду возражать, если ты договоришься с преступниками, чтобы они убивали в строго отведенные часы и нам не приходилось работать в свободное время, – заметил Самбуров смущенно. Все-таки это была плохая идея – разбирать дело в присутствии девушки. – Не подумал, что можем испортить тебе аппетит.

– Не испортили, – усмехнулась Кира. – Она хочет поучаствовать…

– Поучаствовать? – не понял Самбуров.

Юнка лукаво опустила взор.

– Так вон глазищи сияют, как два софита, – рассмеялась Кира.

– Как ты вообще живешь? – восхищенно удивленные глаза Юнки округлились.

– Очень неплохо, – пожала плечами Кира. – Местами даже счастливо.

– Как это в действительности? Вот так насквозь видеть людей! Кто врет, кто боится, кто в депрессии или на грани психоза. У кого есть любовница, кто-то ворует или ненавидит. Это же постоянная дилемма, что делать? Открыть мужу правду, что ему жена изменяет, или не говорить? Рассказать человеку, что его друг обворовывает, или пусть сами разбираются. Объяснить девушке, что парню она неинтересна, а он с ней из каких-то… меркантильных соображений, из-за денег, связей ее отца, или промолчать?

– А, вот ты о чем. – Кира улыбнулась.

Но Григорий видел, как на лбу девушки появилась морщинка, а уголок губ дернулся. Он не был специалистом в психологии и не видел насквозь людей, но с уверенностью мог сказать, что Юнка подошла близко к двери, за которой Кира запирала своих демонов, и та раздосадована, злится на себя саму.

– Навык не прислушиваться и не вглядываться можно натренировать, – продолжала специалист по психопатологии. – Почти всегда получается. Мучить себя выбором, вмешиваться или нет, постоянно прогнозировать и выбирать альтернативу, что будет, если я поступлю так или иначе, это слишком большая нагрузка на психику. Я отгораживаюсь, чтобы не сойти с ума. Стараюсь себя беречь. А потом… У человека есть право на «незнание». Оно гораздо ценнее, чем право на знание, и свирепее защищается. Почти всегда у человека есть возможность выяснить и без посторонней помощи, как все обстоит на самом деле, узнать, что происходит. Жены всегда знают, когда им изменяют. Люди и сами чувствуют, когда им лгут, не договаривают, обворовывают. Но одно дело – подозревать, и совсем другое – знать наверняка, поймать с поличным, вытащить признание. Ну хорошо, знаешь ты правду, а что с ней дальше делать? Нужно принимать сложные решения, идти на резкие действия, менять жизнь, или еще сложнее – себя. Разводиться с неверным мужем? А дети, квартира, любовь, в конце концов? Делить бизнес с вороватым другом? Суды, скандал, огромный ущерб. Очень часто намного проще, удобнее, разумнее НЕ ЗНАТЬ. А я? Я не в силах изменить мир. Престол