Барков советского розлива - Николай Иванович Хрипков

закончил аспирантуру Московского государственного педагогического института. Защитил кандидатскую иссертацию «История русского глагола прошедшего вреени».

С 1940 года был доцентом и заведующим кафедры русского языка Благовещенского педагогического института. Во время войны вступил в ВКП(б). в 1951 г. защитил диссертацию «Инфинитивные предложения в русском языке». Научный руководитель — профессор В.В. Виноградов. Профессор кафедры Ленинградского госуниверситета. Участвовал в работе над словарем современного русского литературного языка, редактор одного из томов.

С 1962 года заведующий кафедры общего языкознания в Новосибирском госуниверситете. Читает спецкурсы по старославянскому и древнегреческому языкам. Преподает русский язык в физико-математической школе и других школах Советского района.

Автор более 100 научных публикаций.

Супруга Елена Багратовна Топуридзе. Две дочери, одна математик, другая историк».

Дальше длинный список научных работ, медаль «За доблестный труд» «Хм! А вот про арест ничего. Вполне возможно, что был арестован по ошибке и вскоре отпущен, поэтому и не сочли нужным упоминать об этом в личном деле».

— Что собой представляет Кирилл Алексеевич как человек? — спросил Топольницкий, возвращая инспекторше личное дело.

— Феноменальный человек. Его называют королем русской словесности. Наверно, об языке больше его никто не знает. Его лекции даже сравнивают с детективными рассказами. Необычайная работоспособность. Никто не видел его сердитым или раздражительным. За каждого студента трясется как за родного ребенка. Часто приглашает их к себе домой на чаепития. У них очень гостеприимная семья.

=

— И о чем же, молодой человек, вы меня хотели спросить?

Они сидели в пустой аудитории. За стенами ее раздавался шум голосов, смех, иногда кто-нибудь заглядывал. Небольшое помещение, столы в два ряда. Здесь могла разместиться лишь небольшая группа для семинарских занятий. Пустые стены.

— Хотел спросить про Анатолия Русанова.

С лица профессора мгновенно исчезла благожелательная улыбка. Он оглянулся по сторонам.

— Опять что-то натворил?

— Нет! Нет! Ничего, профессор.

— Если бы ничего, вы бы не расспрашивали о нем. Так что он наделал? Ну, говорите!

Пришлось рассказать про тетрадку.

— У него хулиганский характер. Сколько уже из-за этого у него было неприятностей. Никак не уймется. Знаете, на посвящении в студенты он устроил мужской стриптиз. Да-да, вы не ослышались.

— Как это?

— Влез на стул, расстегнул брюки и спустил их, медленно покачиваясь. Его стянули со стула, а то бы и трусы снял.

— Мда! Это из той же серии. У него просто руки чешутся что-нибудь отчебучить. Всё-таки, Кирилл Алексеевич, что вы про него можете сказать7

— А вы точно не собираетесь его садить?

— Что вы, Кирилл Алексеевич? В конце концов, ничего противозаконного он не совершил. Написал скабрезную поэму. Но кто знает, что лежит в столах наших именитых поэтов и писателей, лауреатов всевозможных премий? Мне тут один специалист поведал про хобби членов нашего союза писателей. Они особо и не скрывают этого. Но знаете, рукопись Русанова попала в руки школьников. Это дети. Сами понимаете, с несформировавшимся мировоззрением, которые легко поддаются любому влиянию. Нет, речь о посадке даже не идет. Но вот профилактическую беседу провести надо. Человек он умный и должен понять, что подобное недопустимо.

— Ну, что сказать про Анатолия? Это талант. Для музыканта нужен музыкальный слух. А у него есть языковой слух, чутье на слово. Слово для него не просто набор звуков или букв, а живой организм, у которого есть сердце, дыхание, своя биография. Он понимает душу языка. Иностранные языки ему даются легко. Уже через год он заговорил по-английски. Хотя в школе изучал немецкий и читал в подлиннике немецких писателей. И переводил современных немецких поэтов. Переводы великолепны. А еще и рассказы писателей потерянного поколения.

— Куда же они потерялись?

— Так называют писателей Европы и Америки, которые прошли через горнило первой мировой войны, вернулись к мирной жизни и не могли найти там себе место. Война обострила их зрение, и они увидели всю фальшь буржуазного общества и не могли жить как простые обыватели. Анатолий даже перевел роман дЛеонгарда Франка «Links, wo das Herz ist», «Слева, где сердце», который я считаю одним из лучших романов в новейшей немецкой литературе. А еще переводил шванки и любовную лирику немецкого поэта Опитца. Переводы великолепны. Они бы сделали честь любому профессиональному переводчику. Такое впечатление, что он всю жизнь только переводами и занимался.

— Что-то опубликовали?

— Ну, это не так-то просто. У них, переводчиков, своя команда, все переводы расписаны на несколько лет вперед. И чужаку пробиться там не так-то просто. Ну, разве что в каком-нибудь журнале опубликоваться.

— Понимаю.

— Я его заметил сразу. С первых семинаров. Сначала он делал сообщения, доклады, всегда безукоризненные с научной точки зрения. На первом курсе он писал курсовую по компаративистике. Я уверен, что это его призвание. Я ему дал один из индоевропейских корне. Он написал исследовательскую работу на основании данных восьмидесяти семи языков, даже диалектов албанского языка. Представляете, сколько ему пришлось перерыть! Такое накопал! Блестящая работа! Если бы не эта глупая история Анатолий, несомненно, стал бы прекрасным лингвистом. Это потеря для науки. Для меня это был удар, потрясение. Я столько надежд возлагал на него.

— Знаете, где он сейчас?

— Увы! Вероятно, его забрали в армию, после того, как отчислили. Никаких известий о нем я не имею. В университете он не появлялся. Я спрашивал ребят, которые дружили с ним. Пожимают плечами. Ничего не известно. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство?

— Вполне.

— Прошу вас, Максим Николаевич, не наказывайте его еще раз.

— Обещаю.

— И еще… Если вы отыщите его, то сообщите мне, позвоните на кафедру или домой. Я вам номера запишу.

«Что мы имеем? Герой наш отчислен. О дальнейшей судьбе его ничего не известно. О чем вы, товарищ лейтенант? Куда он мог отправиться после отчисления? Конечно же, домой. Адрес же имеется в личном деле».

Топольницкий, спустившись со второго этажа, остановился на лестничной площадке. Вдоль всей стены висела стенгазета. Крупными буквами выведено название «Логос». На ее ушло не меньше десяти листов ватмана. Тексты были отпечатаны на отдельных листах на машинке и приклеены к ватману.

Топольницкий прочитал несколько заметок. Забавно! С каким задором написано! Скорей всего писали будущие филологи.

–

Разве трудно об этом было догадаться? Раз рукопись всплыла в Затоне, значит, и автор ее там живет.

Вот он снова в поселке. Наверно, АТП выделило сюда самые старые автобусы, которых не жалко для разбитой дороги и хулиганов, что режут кожу сидений и выцарапывают надписи непристойного содержания. Задняя дверь плотно не закрывалась и в нее можно было просунуть руку. Зато и дорожная пыль сюда проникала беспрепятственно. Сидения были затерты