Иван Федоров - Татьяна Муравьева

Дядя Дорофей, давний приятель отца Федора, жил за Москвой-рекой. Он был мастером-доброписцем — переписывал книги на заказ и на продажу. Писал Дорофей красиво и быстро — за день мог переписать сто строк, написанное непременно перечитывал, и если находил ошибку, то всегда исправлял ее, выскабливая ножом и замазывая белилами, а не надеялся, как иные нерадивые писцы, что авось ошибки никто не заметит.

Отец Федор часто навещал приятеля и почти всегда брал с собой Ивашку.

Отец и сын перешли по льду через Москву-реку и, свернув в узкий переулок, подошли к дому Дорофея. Они старательно обмели валенки от снега стоявшим на крыльце веником, и отец Федор потянул дверь за кованую ухватную скобу.

Хозяин сидел за столом у окошка и усердно писал.

Увидев гостей, он отложил перо и потянулся, разминая уставшую спину.

Гости перекрестились на образа и поклонились хозяину.

— Прости, что отрываем тебя от трудов, — сказал отец Федор.

— Да я и сам хотел передохнуть, — ответил Дорофей. — Со вчерашнего вечера пишу, не разгибаясь. Игумен Спасо-Андрониева монастыря заказал Часослов и дал малый срок.

Отец Федор смущенно кашлянул:

— Монастырский заказ — это, конечно, первее всего. А мой-то заказ как же?

— Прости, отче, пришлось его пока отложить. Но ты не тревожься — ко дню святого Наума успею непременно. Тебе ведь раньше-тo не надо?

Тут они почему-то посмотрели на Ивашку; а потом понимающе переглянулись между собой.

На обратном пути Ивашка спросил:

— Батюшка, а что дядя Дорофей должен был для тебя переписать?

Но отец сделал вид, что не расслышал Ивашкиного вопроса.

Прошло две недели. Накануне дня святого Наума морозным вечером, когда на дворе завывала вьюга, а от затянутого промасленной холстиной оконца тянуло холодом, Ивашка сидел за столом и при свете лучины, бережно переворачивая листы толстой, переплетенной в кожу книги, любовался узорными заставками и затейливыми буквицами. Книга называлась «Пчела». Читать Ивашка пока неумел, но знал, что на ее первой странице крупными, четкими буквами — отец называл такие буквы уставом — было выведено: «Я же, как пчела трудолюбивая, со всякого цвета писаного собрал в один сот». Рассказывалось в книге о самых разных вещах: о давних временах и дальних странах, об устройстве небесного свода и о Божьем величии, о святых праведниках и отважных героях.

Отец часто по вечерам читал эту или какую-нибудь другую книгу вслух, а Ивашка и матушка слушали. Но сегодня отец после ужина вдруг оделся и куда-то ушел, сказав, что скоро вернется, и чтобы Ивашка не ложился спать, его не дождавшись.

Ивашка вопросительно посмотрел на матушку, но она только покачала головой и сказала:

— Сама не ведаю, куда это отец собрался на ночь глядя.

Ждать пришлось недолго. Вскоре за дверью заскрипел снег под отцовскими валенками и отец вошел в избу. Был он чем-то доволен и улыбался в заиндевевшую на морозе бороду.

Расстегнув тулуп, отец достал из-за пазухи сверток, увязанный в красный платок, и протянул Ивашке:

— Вот тебе, сын, подарок.

Ивашка развернул платок и увидел небольшую книжицу в коричневом кожаном переплете.

— Это Азбука, — торжественно сказал отец. — С завтрашнего дня начнешь учиться грамоте.

На Руси по давней традиции учить детей грамоте начинали 1 декабря — в день памяти святого пророка Наума, которого в народе называли «Наум-грамотник». Пророка Наума считали покровителем учения, благодаря сходству звучания его имени с выражением «наставить на ум». Наиболее подходящим возрастом для начала обучения грамоте считался семилетний.

Будучи сыном священника, Иван Федоров мог постигать премудрости грамоты дома под руководством отца, но мог ходить и в школу с другими посадскими ребятами.

Начальные школы существовали во многих русских городах. На это есть прямое указание в документе середины XVI века: «А преж сего в Российском царстве и на Москве <…> и по иным градам многие училища бывали, грамоте и писати, и пети, и чести гораздых много было».

Школы устраивались при церквах. Учителями иногда назначались священники, но чаще низшие церковные служители — дьяконы, дьячки, пономари. Чтобы заняться учительской деятельностью, требовалось получить разрешение от церковного начальства. Такое разрешение давалось после экзамена, который устраивался будущему учителю на предмет его познаний. Кроме того, надежные поручители должны были засвидетельствовать, что он человек добрых нравов и хорошего поведения. Особо оговаривалось, что учитель должен не только сам быть грамотен, но и обладать способностью учить — «могущи других пользовати». Учительский труд приравнивался к ремеслу, учителя называли «мастер грамоты».

Школа располагалась в доме учителя или в специально построенной школьной избе. В школу принимались «малые ребята» без различия сословий. В одном старинном наставлении родителям (известном, правда, из несколько более позднего, относящегося к XVII веку источника) содержится пространное рассуждение о пользе обучения «прехитрой словесности» и обращение к читателям от лица самой Мудрости: «Сего ради присно глаголю и глаголя не престану людям благочестивым во слышание, всякого чина же и сана, славным и худородным, богатым и убогим, даже и до последних земледельцев».

Обучение грамоте проходило по определенным этапам, строго следующим один за другим. Самым сложным был начальный этап, который называли «словесным учением» — запоминание букв и освоение навыков чтения. Первое учебное пособие — простейшая азбука — представляло собой перечень букв в алфавитном порядке. В отличие от современного способа обучения, учитель не разъяснял ученикам, что каждая буква обозначает определенный звук, а требовал заучивать наизусть славянские названия букв: «аз», «буки», «веди» и т. д.

Затем переходили к «складам» — отдельным слогам, которые тоже учили наизусть. Конечно, для семилетнего ребенка было отнюдь не простым делом сопоставить на слух название букв и звучание составленных из них слогов, уразуметь и запомнить, что «буки-аз» — будет «ба», «буки-есть» — «бе», «буки-он» — «бо» и так далее до конца алфавита. Еще труднее давались ученикам слоги, состоящие из трех и четырех букв: «ведирцы-аз» — «вра», «глаголь-рцы-аз» — «гра» и тоже до конца алфавита. Склады учили вслух — громко и нараспев произнося их бессчетное количество раз, эта особенность учебного процесса описана в поговорке: «Азбуку учат — на всю избу кричат». Из складов составлялись слова. В одном из старинных трактатов приводится такой пример: «Како будете читать слово славлю. Первое сложи три письмена “слово”, “люди”, “аз” и, отдохнув, рцы (то есть говори) слог “ела”; тако же слагай “веди”, “люди”, “ю”, и, отдохнув, рцы слог “влю”. По сему глаголи все речение купно: “славлю”, тако и прочая по сему учи».