Трагикомедия бродяги любви - Людмила Вячеславовна Федорова

думал Джовано, но вслух ничего не сказал, а отправился собирать вещи.Несчастный отрок складывал в большой сундук книги, одежду и просто рыдал, не скрывая слёз обиды. Его предали второй раз в жизни…

За два часа, что отвел ему Гоцци, Казанова уже собрал свой сундук с многочисленными книгами и кое-какой основной одеждой, и Гоцци указал мальчику-отроку, что украдкой смахивал слёзы обиды, на дверь…

… Было ещё время около полудня, Джованни сел на свой сундук и разрыдался, и в таком состоянии полного отчаяния просидел часа два, а потом подумал, чем же он может заработать себе на хлеб, и решил попробовать наняться в театр скрипачом.

… И, правда, в одном небольшом театре, владельцем и директором которого был господин Бруни, толстый мужчина средних лет в шикарном напудренном парике, вышитым драгоценностями кафтане жюстокоре и дорогими перстями на руках, Джовано Казанову взяли музыкантом-скрипачом с маленьким жалованием и предоставили для проживания скромную комнатушку-коморку…

Глава «Скрипач в театре и тюрьма или начало злоключений Джовано Казановы»

… Так незаметно пролетело ещё два года, Джовано Казанова из четырнадцатилетнего отрока подрос до шестнадцатилетнего юноши. В свои совсем юные шестнадцать лет Джовано был хорошим скрипачом, ответственно походящим к своей работе, и выглядел красивым молодым человеком. Он любил спортивные занятия, поэтому его фигурка перестала быть несуразно-нескладной отроческой, а, хоть он и был стройным, но из-за мышечных плеч казался чуть старше своих лет, а вот черты лица не изменились, оставаясь по-мальчишечьи мягкими. Волнистые собранные лентой в хвост волосы же, которые немного выцвели и стали из тёмно-русых просто русыми, стали её длиннее.

… Всё это время Джовано работал скрипачом в театре господина Бруни за несправедливо маленькое жалование и жил в той комнатушке, что отдал ему надменный директор театра.

Его соратники по театру уважали Казанову за ответственное отношение к работе и, если у них заходила в беседе речь о Джовано, обычно о нём они говорили так:

– А согласитесь, наш скрипач парнишка Джовано неплохой человек: скоромный, ответственный, репетиций и выступлений не пропускает, не опаздывает, да и в общении приятный…

– Ну, да, я соглашусь с вашим мнением, только у меня он вызывает больше вопросов, чем приятных впечатлений. Я не понимаю, где его родители, почему он уже с четырнадцати лет живёт один, сам зарабатывает себе на хлеб. Где он мог научиться играть на скрипке, и, вообще, стать таким образованным читающим человеком, если он говорит, что из бедной семьи? Кто его родители и где? Осиротел что ли? И меня раздражает немного его замкнутость, будто он всех боится и дичится…

– У меня тоже возникают все эти вопросы, но я, скажу вам, сочувствую юноше: я вижу, как тяжело ему одному, как он у господина Бруни больше всех музыкантов старается, лишь бы эти несчастные монетки на хлеб заработать, как он вертится, чтобы дополнительный заработок найти. Даже ходит в азартные игры на деньги играть, потому что ему ведь не хватает этой мелочи, что платит жадный господин Бруни. Как не спросишь Джованни, будет он кушать со всеми или сытый, он всегда такой голодный, прямо с такой жадностью ест, что жалко на мальца смотреть…

– Ха-ха, тут я с вами согласен, директор нашего театра господин Бруни такой скупердяй и скряга, каких ещё свет не видел! Он может дать такое маленькое жалование, что поневоле полуголодным жить будешь! И я тоже не могу жить на такое мизерное жалование, тоже зарабатываю помимо театра тем, что выигрываю какие-то суммы денег в азартные игры, в того же фараона, Джованни тут такой пострадавший от жадности господина Бруни не один!

… Как реагировал на такие разговоры о себе сам юноша? Никак. Он старался избежать слишком дружелюбного или враждебного общения с кем-либо, был затюканный и недоверчивый к людям. Ну, конечно, это были последствия такой судьбы, не от хорошей жизни юный Джовано стал таким недоверчивым и малообщительным. Хотя, иногда жизнь всё же удивляла юношу и приятно.

… Так случилось и в тот, совершенно обычный будничный день Джовано. Как и обычно, юный Джовано никак не мог заставить себя встать с постели, он был любителем поспать, утро было самым нелюбимым временем юного скрипача, вот они и ворочался ещё полчаса с мыслью: «Эх, утро, зачем ты наступило, так сладко спалось! Ну, ещё урву пять минут, тогда встану…».

Потом юноша всё-таки встал, умылся, оделся в свою привычную простенькую одежду: белые чулочки, ботинки, белая простая рубашка и тёмно-синие кюлоты из дешёвой ткани. Потом стал у зеркала и сам же пошутил над собой:

– Да, Джованни, ну и вид у тебя потасканный! Давай, дружище, хоть волосы во что-то приличное расчеши из пакли…

…Тут же он взял деревянный гребешок расчесал русые волны волос и собрал в хвост ленточкой со словами:

– Вот так уже получше будет! Та-а-к, у меня ещё до репетиции в театре два часа, неплохо было что-то сейчас раздобыть на завтрак себе…

Джованни посмотрел в свой мешочек, где хранил деньги, и застыл с расстроенным и насупленным от досады лицом: там было пусто, ни одной монеты. Джованни со стыдом вспомнил, как вчера у него оставалось жалких пять центов, на которые кроме крынки молока да куска хлеба ничего не купишь, а до жалования ещё неделя, и отчаянный юноша решил подзаработать, выиграв что-нибудь в азартную игру на деньги «фараон», поставил на кон эти пять центов и проиграл. Ему не на что сейчас было купить даже хлеба.

«Какая досада! Ладно, всё равно я бы прожил на жалкие пять центов день, не больше, никак уж на неделю до жалования мне их не хватило. Что же делать? – поразмышлял расстроенный Джовано, – Эх, как это ни низко, придётся видно мне залезть в чью-нибудь гримёрку и стырить немножко! О, Господи, прости, до чего ж, правда, противно быть воришкой, но у меня нет выхода, мне нужно на что-то кушать…».

… Джовано накинул суконный плащик и тихо пошёл в пустой театр, заметил гримерку уважаемого актёра Бенволио Фатум и решил залезть к нему через окно…

… У юноши запрыгнуть в окно получилось легко, и он сразу же стал искать себе «добычу» по всем расписным позолоченным шкафам и трельяжу, нашёл целый мешочек золотых монет, и только собрался ретироваться с ним в окно…

… Тут сзади кто-то очень крепкий и высокий схватил Джовано больно за руку и выкрутил назад со словами:

– Ах, ты, хитрюга, уже умудрился ко мне в гримёрку залезть, не иначе, как стащить что-то хотел! До чего докатился, а?!! И тебе, Джовано, не стыдно, только честно?!

– Если честно, то нет… – нехотя протянул Джовано в ответ на возмущения Бенволио Фатума, которого