Наваждение - Вениамин Ефимович Кисилевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спрашивайте.
— В каких отношениях вы были с Неверовой?
Вопрос Андрею явно не понравился.
— Это не может иметь отношения к ее убийству.
Глеб не возразил, выжидательно смотрел.
— Мы… дружили, — ответил все-таки Андрей. — Понимайте, как хотите.
— Догадываюсь, что дружили, иначе она не ходила бы к вам, не угощала. Извините, некоторые подробности случайно узнал.
— Знаю я ваши случайности! — фыркнул Андрей. — Этот старей козел, небось, настучал! Только, — скорбно усмехнулся, — тогда мои концы с вашими не сходятся. Черный юмор, но кто же станет резать курицу, несущую золотые яйца?
— А где работает Неверова, чем занимается, не интересовались?
— Не интересовался. Мне ее работа ни к чему. Медучилище она закончила, в поликлинике, кажется, вкалывала.
— Вам знаком этот человек? — Глеб показал фотографию Линевского.
Андрей не приблизился, мельком взглянул и отрицательно помотал головой:
— Впервые вижу.
Крымов молча спрятал фотографию в карман куртки.
— У вас можно курить?
Теперь Андрей соскочил с подоконника:
— Если не жалко, угостите и меня. Весь день из дому не выходил, сигареты кончились.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок? — улыбнулся Крымов, протягивая пачку.
— Один-один. — На лице Андрея тоже появилось подобие улыбки. — Прихватил по пути со стола пепельницу, сел на диван, поставив ее между собой и Глебом…
Я раздавил в пепельнице до фильтра сожженную последнюю сигарету. Нужно сбегать в гастроном, запастись. Одеваться, выходить, тем более не побрившись, не хотелось. Но выбора не было — не гонять же маму. А Андрюха-то — спекся! Тут капитаном Крымовым быть не надо. Ведет себя подозрительно, на воре шапка горит, но это еще можно оспорить. В конце концов, просто смертью Галки потрясен. А вот что заявил, будто впервые видит Линевского, хотя десять минут назад Козодоев рассказывал, как оттаскивал пьяного Андрея… Явно воду мутит Андрюха, тень на плетень наводит. Но… Я, как незадачливый мой герой, пристроился на подоконнике, приуныл. Злосчастное «но» заключалось в том, что издыхала моя мстительная версия сделать убийцей Андрея. Не мог он убить Галку, не тот человек. Цеховое чувство к собрату по перу? В какой-то мере да, однако всего лишь в какой-то. Придуманный Андрей Гурков сопротивлялся мне, его породившему, не давался. Но если не Андрей, кто же тогда безжалостно всадил нож в нежную Галкину грудь, в лифте застрявшем на восьмое этаже? И если Андрей не виновен, почему темнит, психует? Почему Линевского не опознал? Я скомкал пустую пачку, швырнул в пепельницу. Схожу за сигаретами, развеюсь немного, глядишь — и взбредет в голову что-нибудь путное…
Погода не улучшалась. Чуть потеплело, но лишь еще противней от этого стало. Ожило, зачавкало под ногами грязное снежное месиво, и ветер, налетевший сразу злющей изголодавшейся собакой, можно было, казалось, отжимать и выкручивать, как мокрое белье. Я поднял воротник, закрыл лицо шарфом по самые глаза и затрусил к магазину. Смазливая продавщица из бакалейного отдела работала здесь давно, и меня, постоянного клиента, узнавала и привечала улыбкой — немалая, кто понимает, честь. Пока достиг прилавка, наблюдал, с какой презрительной сноровкой расправляется она с очередью, томится, кокетничает или капризничает в зависимости от ей одной ведомого рейтинга покупателя. И вдруг подумал, что это она, та самая, которая увела Андреева отца, расколола семью Гурковых. Не будь ее, все у них могло сложиться иначе, даже Галка, может быть, осталась бы жива…
— Вам чего? — неприязненно спросила продавщица.
Так она со мной никогда не разговаривала. Неужели почувствовала что-то в моем взгляде? А я тоже хорош — с ума потихоньку схожу, чертовщина всякая в голову лезет.
Домой возвращался в некотором смятении. Я давно сочиняю, первый рассказ в восьмом классе написал. Но никогда прежде не участвовал в придуманных мною событиях и не пытался оживить своих героев. Сейчас же возникло ощущение, будто знаю их, что называется, в лицо и опознал бы, встреться мне кто-нибудь из них на улице. Хорошо это или плохо? Случается ли с другими литераторами?
Дома меня ждал сюрприз. Мама сказала, что звонила какая-то девушка.
— Кто? — Я позабыл обо всем на свете.
— Она не назвалась. Услышала, что тебя нет, и положила трубку.
— И ничего не просила передать? — спросил я упавшим голосом.
— Ничего.
— Почему же ты не поинтересовалась? — выпалил я прежде, чем сообразил, какую чушь несу. Мама слишком хорошо вышколена, чтобы задавать подобные вопросы. И посмотрела на меня скорее с беспокойством, чем с удивлением. Бедная мама, как хочет она, чтобы женился ее великовозрастный оболтус! Внуков хочет — подслушал я случайно, как по телефону знакомой какой-то жаловалась. Я взял себя в руки, сотворил беспечное лицо и небрежно сказал:
— По работе, наверно. Ничего, надо будет, еще раз позвонят.
Закрывшись в своей комнате, жадно закурил, склонился над недописанной страницей, но меньше всего сейчас думалось об убиенной в лифте Галке. Кто звонил? Неужели Светка? Связаться с ней, полюбопытствовать? Но если не она — как же быть с зароком ни под каким видом не звонить ей сегодня? Нет, надо проявить характер, иначе потом она себе и не такое позволять будет.
Эти маленькие победы очень важны для женщин, неуправляемыми становятся. Я уговаривал себя не превращаться в посмешище, быть мужчиной, вспоминал, чтобы распалиться, как принимала она вчера меня, но ведь знал, знал, что позвоню. И вертелась уже в голове оправдывающая меня первая фраза: «Я тут отлучался ненадолго, мама сказала, звонил кто-то, я подумал, что ты…» И гнал от себя мысль, какими неуклюжими и фальшивыми покажутся ей эти слова, если не звонила, посидел еще несколько минут, раздраженно барабаня пальцами по журналу, медленно разогнулся и поплелся в коридор. Принес телефон, плотно закрыл дверь и, резко, зло прокручивая цифры, набрал Светкин номер.
— Нет, я тебе не звонила, — сказала Светка в ответ на заготовленную мною фразу.
В боксе после такого удара открывают счет. Осталась последняя возможность не выглядеть в ее глазах побитым песиком, попытаться сохранить хоть какое-то достоинство.
— Ну, извини тогда, — прогудел я, изо всех сил, как руку с занесенным надо мной ножом, стискивая телефонную трубку. — Просто мне почему-то подумалось, что это ты.
И еще раз показал себя медузой бесхребетной. После этих слов надлежало сразу же грохнуть трубку на рычаг — многое бы искупило. Но я покорно и позорно ждал. Ждал, что она соизволит ответить.
— Ну не дури. Валька, — устало, точно мы два часа уже беседуем, — сказала она. — И без того погода такая, что жить не хочется, жаль воскресенья. Между прочим, если достанешь билеты, могли бы сходить вечером на
