Роль «зрелой женщины» - Астра

— Давай.

Она протянула деньги.

— Спасибо, — небрежно бросил он, — ты меня очень выручила. Я тебе отдам. Чессно-слово, отдам. А теперь мне надо идти, меня ждут, — он оглянулся на своих. — Я тебе позвоню.

Ирина ахнула, схватилась за горло. Чувствуя себя обнаженной под взглядами его друзей, она повернулась и побежала назад, к метро.

Дома ей стало хуже. Постанывая, она бродила по квартире, бродила, пошатываясь, наконец, в халате спустилась в переулок. Ночная темнота редела, но окна в домах еще были темны. У тротуаров стояли дорогие иномарки, летел с тополей пуховый снегопад.

Куда-то ей надо было ехать? Ах, да, в лагерь, с ананасом.

… Длинные тени островерхого здания перекрывали половину привокзальной площади. Несмотря на ранний час, мелкие торговцы уже раскидывали столики, натягивали палатки. Электрички сменяли одна другую, толпы прибывавших в Москву пассажиров устремлялись к подземному переходу, к станциям метро, и быстро исчезали, чтобы смениться новыми и новыми волнами. Ирина неуверенно пересекла площадь, неловко задела столик продавца с красивой горкой фруктов, охнула от грубого окрика, купила в другом месте ананас и нашла себе место в вагоне поезда.

— Свежие газеты, последние новости, — прошел по вагону газетчик.

— Шоколад, открытки, жевательная резинка.

— Мороженое, мороженое…

— Календари, карты, прищепки, носки…

Они шли чередой, эти продавцы, зарабатывая свой хлеб.

Ирина сидела сжавшись, словно от холода. Закрыв глаза, она ехала станцию за станцией, не ведая, что ее надломленные брови видны всем пассажирам.

— Дочка, — осторожно окликнула ее старушка, сидевшая напротив вместе со старичком. — Не убивайся, доченька!

Ирина открыла глаза.

«О, старость, старость, убогая, седая», — нервический озноб завьюжил по душе.

Поезд мчался дальше. Как любила она его стремительный бег по зеленому Подмосковью, как смотрела всегда на дальние взгорья и холмы, желтые дороги к деревням! Но не сейчас.

— Дочка! — не унималась соседка. — Что стряслось-то? Поделись, поможем чем-либо?

Ирина, не открывая глаз, молча помотала головой.

— Не приставай к человеку, — тихо одернул ее старик. — Мало ли.

— Жалко. Мы уходим, доченька, не пропусти станцию, — предупредила ее бабуля.

Поезд подходил уже к Святым ручьям, когда еще один сердобольный человек, военный, скорее всего, врач, попытался помочь красиво одетой женщине.

— Мадам, — сказал он, наклоняясь к ней, — не нужна ли вам помощь? Позвольте вызвать машину и проводить вас? Вам нельзя оставаться одной.

Ирина вздрогнула.

— Оставьте меня! — вскрикнула жалобно, — вы все старые, некрасивые, на вас страшно смотреть!

Мужчина отпрянул.

— Больная, — проговорил кто-то.

— Несчастная.

Ирина поднялась, держась за горло, выбежала в тамбур и оказалась на платформе как раз на своей остановке.

Отшумев, электричка, умаляясь, плавно прошла по насыпи и втянулась в арочные перекрытия моста через реку. Стало тихо. Дальние леса темными волнами очерчивали горизонт, спускаясь в широкую долину, по которой медленно скользили тени облаков. Слева за деревьями по-прежнему высилась старая колокольня.

Но именно здесь, среди всей благодати, Ирине стало совсем худо. Словно бы там, в вагоне, люди всем миром удерживали, охраняли ее, подбитую, но живую. Теперь она была беззащитна. Нетвердо ступая, она побрела зачем-то вверх по насыпи, и опустилась на рельсы как раз напротив колокольни. Вороны, сидевшие на ее навершие, беспокойно переступили на месте, даже взлетели от волнения.

На стальных рельсах лежал шелковистый отблеск солнца, под ними лежали шпалы, пропитанные ржавой смазкой, качались под ветром желтые цветочки сурепки, а в висках, застилая все, разгоралась темная боль, и билась, билась в горле.

Ох, и не понравился матери семейства молчаливый сосед! Смирнова словно клещами вытянула из него несколько главных слов, из которых составила довольно точную картину. Да как он смел бросить семью, зачем колесит по стране, не заботясь о жене и детях?! Наутро она пошла в наступление на того, в ком почуяла угрозу устоям всей своей жизни.

— И где жить будете, тоже неизвестно? И детей не жалко? — не отступалась она.

«Все верно, так и будут убивать, — вздохнул Клим, — ее правота — святые заботы всех матерей, без которых не вырасти ни одному человеку. Вот только выросши, человек ищет самого себя на этой земле».

— Детей я обеспечил, — спокойно ответил он.

— Обеспечил! Парню отец нужен. Вон времена какие, глаз да глаз, пока до армии, а не то свяжется с бандюгами. Мало у нас наркоманов? Мало беспризорников? А почему? Потому что некоторые…

— Люся! — придержал ее муж.

Она затихла, но не надолго.

— То же и за дочерью надо, — она обняла дочку и поцеловала ее.

Клим молчал. Ему захотелось вновь залечь на верхнюю полку, думать, переживать удивительный сон, но постели были скатаны, белье сдано, поезд мчался по Подмосковью, мимо платформ дальних пригородных поездов. За окном разворачивались холмистые равнины, поля, дачные поселки. Скоро, скоро и та Москва, и та неизвестность станут превращаться в действительность. Вот о чем хотелось думать.

Соседка уже не скрывала своего гневно-разоблачительного торжества.

— Чуднó! — она скрестила на груди руки. — Жена-то ваша, поди, весь век только и ждала мужа с моря, только и ждала, смотрела вдаль.

— Как водится.

Клим смотрел на нее отдалено, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

— И дождалась награды, бедная женщина! Ух, моя бы воля…

— Люся! — прикрикнул муж.

Она замолчала.

Клим спокойно опустил руку ребром ладони на стол.

— Все верно, но тут иной случай. И достаточно. Всем ясно?

Смирнова с дочерью возмущенно проследовали в коридор.

Клим сосредоточился. Что-то, что-то… Но тут оживился сам хозяин, скромный, с пролысиной, человек, похожий на бухгалтера.

— А вообще-то, как говорится, не боязно тебе? — проговорил он. — Одному-то не страшно? Ведь один, один!

Клим понял его, но отмахнулся. Не до того.

— Посмотрю.

— Под этим делом не начудишь чего? — еще определеннее сказал сосед и щелкнул себя по горлу.

— Не волнуйся.

Клим кивком дал понять, что понял его. Нечто уже приковало его внимание. Знак. Нечто стало обретать силу уверенности.

Сосед же разговорился.

— Я тебе честно скажу, когда супруги дома нет, я, как говорится, сам не свой. Однажды сбежал от нее в дом отдыха, давно еще, по молодости. И не смог. Боюсь одиночества, не ручаюсь за себя. Недавно остался один на даче, красота вроде, работы много, а…