Упрямец. Сын двух отцов. Соперники. Окуз Годек - Хаджи Исмаилов

Упрямец. Сын двух отцов. Соперники. Окуз Годек

УПРЯМЕЦ

Повесть

В Ашхабаде идет снег. В безветренном воздухе кружатся крупные мягкие хлопья, похожие на шапки из белой овчины. Когда идет такой снег, так и говорят: с неба тельпеки падают. Белые легкие хлопья осторожно опускаются на землю. Дорога, деревья, крыши домов — все бело. Для Туркменистана это редкая картина, однако, хоть и не каждый год, все же выпадают такие дни.

По засыпанной снегом улице быстро шагает молодой мастер Реджеп Дурдыев. Кепка его низко надвинута на лоб. Поравнявшись с уличным фонарем, он легко перескакивает через арык и продолжает свой путь.

Навстречу Реджепу идет девушка. В приглушенном снегопадом электрическом свете юноша видит ее лицо. Он не останавливается, но взгляд его улавливает в лице девушки что-то давно знакомое. Где он видел ее раньше? Может быть, ему следовало поздороваться с нею? — размышляет Реджеп, замедляя шаги. А девушка между тем идет но спеша, прижав под мышкой портфель. Она проходит мимо, совсем не обратив на него внимания.

«Ведь ты знаешь ее! Это твоя хорошая знакомая!» — твердил себе Реджеп, и многое вспомнилось ему за те несколько секунд, пока он стоял под фонарем. По тротуару шли люди, не замечая его; некоторые взглядывали мельком на задумчивое лицо юноши и проходили дальше. Вдруг он резким движением поправил на голове кепку и, круто повернув, почти побежал за девушкой.

— Дочь учителя! Дочь учителя! — закричал Реджеп, когда расстояние между ними сократилось шагов до пятнадцати.

Она не оглянулась: не слышала или не сочла нужным останавливаться на такой странный, неопределенный оклик. Она повернула за угол, на несколько минут исчезла из глаз Реджепа. Он остановился, но тут же побежал еще быстрее. На улице, куда свернула девушка, снова раздалось:

— Дочь учителя! Дочь учителя!..

1

Дурсун видела туркменский аул первый раз в жизни. Председатель колхоза Чарыяр, бывший ученик ее отца, пригласил ее к себе на все лето.

Живя в Ашхабаде, девочка нередко пыталась представить себе колхоз, где растут сладкие дыни и арбузы, где на полях зреет пшеница, где возделывается покрытый белыми облачками ваты хлопчатник. Все это ей давно хотелось увидеть собственными глазами.

В первые дни аул ей не понравился. Как-то пустынно выглядел он — редко проезжали машины, да и людей было очень мало. Взрослых днем почти не встретишь. Безлюдно, тихо на широкой улице между белыми двухкомнатными домиками с верандами, похожими один на другой. Колхозники на работе. Только дети с утра едут за травой или в полдень отправляются в поле к родителям, погоняя прутьями осликов и что-то крича. Небольшая кучка ребят играет, сгрудившись в тени под деревом. Бродят без присмотра козы, телята, поднимая пыль на дороге.

Во многих домах люди спят на ковре или толстой кошме. На полу пьют чай и обедают. Иные даже читают и письма пишут, подложив себе под грудь подушку и разложив на кошме бумагу.

«Домой хочу! Поедем в город! В город хочу! Домой!» — вдруг начинала горячо просить Дурсун, но ее легко успокаивали, и семья Атаевых по-прежнему продолжала жить в колхозе.

Вскоре девочка многое здесь полюбила. Ей понравилась колхозная детвора, ее новые подруги. И взрослые колхозники, как показалось Дурсун, были более радушны, чем городские жители, может быть потому, что тут все были знакомы друг другу.

Она подметила особую почтительность младших к старшим. Ребята но пройдут мимо взрослого, не поприветствовав его. Но только мальчики первыми здороваются со взрослыми, а девочки ждут приветствия и, когда их спросят: «Чья ты будешь? Как зовут?», скромно отвечают. И к Дурсун обратились с этими вопросами. Она постеснялась назвать свое имя и тихо сказала в ответ:

— Я дочь учителя.

Вечерами у них часто собирались люди. Атаев читал вслух газеты. Говорили о колхозных делах и о том, что тогда было самым главным, самым волнующим — о войне. И дети приходили, садились в сторонке и с широко раскрытыми глазами слушали новости с фронта. Из мальчиков Дурсун сразу заметила двоих. Один был большеголовый, худенький, всегда молчаливо слушавший рассказчика. Дурсун с уважением отнеслась к нему. Другой — румяный крепыш, озорной мальчишка. Он постоянно толкался, мешал слушать, часто хохотал, когда это было совсем неуместно. Он не понравился Дурсун. Особенно нехорошо было то, что он все время жевал что-нибудь. Вечно рот у него полон чурека, а если он не ест чурек, то лускает семечки. Первого мальчика звали Ораты, а озорника и обжору называли Кетчал — упрямец.

— За что его прозвали Кетчалом? — спросила Дурсун у девочек.

— Ой! Он такой упрямый! — наперебой объяснили ей. — Если скажешь: не делай того-то — он тотчас же сделает; если же попросишь сделать что-нибудь — и не дожидайся. Потому и прозвали его упрямцем. Самая младшая из новых подруг Дурсун, Гозельджик, ласковая девочка, с длинными русыми косами, рассказала все, что знала про Кетчала:

— Его отца зовут Дурды-Шайтаном, только не знаю почему. А мать Кетчала называет своего сына Реджеп-джан. Но он такой озорной — даже мальчишки его боятся! Это его все Ораты учит.

Дурсун удивилась, услышав, что тихий Ораты подбивает товарища на шалости. Однако все подружки подтвердили это. Тогда она решила не пускать Кетчала и Ораты к себе в дом.

В тот же день она сказала отцу:

— Если еще придет к нам Кетчал, я его прогоню. Он мешает слушать. Пусть не приходит!

— Что ты говоришь, дочка? Кто такой Кетчал? — спросил отец.

— Да тот упрямец, который всегда балуется и всегда жует чурек. Ты знаешь его, папа.

— Ай-ай, доченька! — встревожился учитель. — Нельзя этого делать. Мальчик, которого ты собираешься прогнать, сын Дурды-ага. Ты так и самого Дурды-ага можешь обидеть. Нехорошо! Мальчики частенько бывают озорниками. Ты бы, доченька, сама им хороший пример показала. Ты пионерка. В город вернешься, тебя в отряде спросят: чем помогала ребятам в ауле? Найди вожатого, поговори с ним.

Дурсун не хотела обидеть человека, который был другом ее отца. Она и сама уважала Дурды-ага, особенно за его храбрость.

Она слышала про него такой рассказ.

…Однажды, когда Дурды-ага был еще молодым, он поехал на осле в горы за дровами. Кроме хорошего ножа с белой рукояткой, у него никакого оружия не было. Поднявшись на высокий перевал, он увидел под деревом