Неизбежное - Яна Джин

Яна Джин

Неизбежное

1. О ВРЕМЕНИ И УТРАТАХ

Каким бы словом то ни назвать, — «время», «утраты», «воспоминания», «помышления», «страхи», — оно и определяет наше существование. Все мы — итог наших же утрат и страхов; все мы являемся тем, что остаётся в нас при прохождении сквозь время и до сретения с собственными душами, когда мы покидаем плоть и приобщаемся к небытию. Никто, впрочем, не выразился лучше Толстого: вопреки впечатлению, будто жизнь человека — это прохождение времени через него, время недвижно; проходит человек. Время есть синоним смерти, конца, неприсутствия, — и каждый налаживает с ним собственную, интимную, связь. Именно при её налаживании мы и пребываем в полном одиночестве; именно в этом процессе каждому и дано застолбить для себя свою подлинную сущность. В нём и пытаемся мы высвободиться из тисков нашего собственного существования, — как в нём же мы и усматриваем возможность спасения. Во всём остальном приходится иметь дело не с собой, — с иными людьми. Всё остальное обусловлено не нами, а потому заменимо. Если мы научимся любить Время и то, что оно с нами проделывает, — нам дано обрести и мир. Если же нет, — придётся жить в постоянных терзаниях и страхах. Из чего и рождаются стихи…

РАВНОДУШИЕ

Я научилась мудро, просто жить.

Осталось умереть отныне дляминувшего и будущего дня,в котором ты сидишь и видишь — стильмебели не изменился: пыль;и чувствуешь, что мозга веществочерствеет, как вчерашний хлеб.И сердце не боится ничего.

(Пер. Вл. Гандельсман)

ОБ УТРАТЕ

Искусство утраты постигнуть нетрудно.

Ну и что из того, если всё, что осталось, —онемевший язык и мгновенья бессвязные?Если вся твоя жизнь, увы, оказалась —как рентгеновский кадр с никотинными язвами?Если сердце в рубцах,если мозг затянуло глухою засохшею коркой?Если есть только страх,что ты обернулась стозевною жабой всезоркой?Ну и что из того?Ну и что из того, что живешь, кaк бобыль,и что не с кем делиться и чаем?И что небыль, что быль, — всё лишь пыль и ковыльна дороге к отчаянью?И что нечем любить, и что незачем быть,если ночь убиваешь с двуногими,а наутро не знаешь — куда же их сбытьи забыть между многими?Ну и что из того?Ну и что из того, если соль на губе?Несолёной слезы не бывает.Ну и что — если боль? Боль напомнит тебе —что жива ты… Пребываешь.Ну и что из того, если дня одногоне проходит без поражения?Если что и пугает, — то сердце, егонесдающееся биение…

(Пер. Н. Джин)

РУИНЫ

И все вы пребудете в одиночестве

Родиться, скажем, в пятом веке до Христа…Не на большой земле, а в Малой, скажем, Азии.На острове. Среди того, что неспростазовём сей час руинами: о связис часами теми нам не красотанавеет мысль, а то, что нет креста,но есть разбой и что при первой же оказииказнят царя. Что бог однообразияв глазницах чайки вьёт вороний глаз…Родиться в пятом до рождения Христа…Не посреди земли, а на краю, у моряМёртвого или — на тех же широтах —живого, Красного. Прекрасно: житьи ждать пришельца из соседнего простора,идущего Спасенье предложить, —и по утрам у листьев эвкалиптас седой росой пытаться выпытатькогда же он придёт. Хотя заранееизвестно, что не он, а — белой тканьюобмотанные мужики в дурном потунагрянут. Вы измените мечту:моленье ваше о Спасенииистлеет в просьбу о прохладном дуновениисреди невыносимо душной ночи,которой нет исхода…Многоточие…из двадцати пяти истлевших звёзд за облаками:из двадцати — истлевших по рождению Христа,и остальных пяти — за «до рождения» лета…Две тыщи лет без Обещавшего Спасенье.Две тыщи лет исхода связи меж словами.Исхода слов. Из слов — значения.Исхода смысла их произношения.Исхода смысла.Между голосамине слышно Голоса —и вам не спитсяот страха, что опять приснятся лицакакие есть — все на одно лицо,пустые, как кольцо.Как у кольца,нет ни начала в этих лицах, ни конца.Бессонница. Себе состроив рожу,вы замираете от страха близкой боли…Не есть ли это знак конца?Похоже.Похоже и на обещанье полной воли.За дверью дождь шумит и просится в окно,но не спешите открывать его:в пророчествестоят слова, что в полном одиночествевам жить среди живого суждено…Задвиньте шторами окно.Отриньтесь от небес.Всё что дано —две пары стен в обоях или без.И глазу близкий потолок милей, чем дальний лес.Закройте шторой дождь и помолитесь: «Даждь нам днесьотсутствие ненужных слов, отсутствие слезы,или предчувствия, что дождь начало есть грозы…»Прикройте веками глаза, заприте ставни, двери.Смерть — это неприсутствие страданий, веры.Не спится. Зеркало выписывает знаки меж морщинами,а свет прилаживает к стенке тень склонённой головы.И в этом зеркале всплывают мертвецы с лучинамив пустых глазницах — как зрачки бессонные совы…Бессоность есть несносность сверхпредельного присутствия.Сон — небытье, освобожденье от того, увы, что — вы.Вглядитесь в зеркало, в собранье черт не-ваших:из лиц покойников составлен ваш портрет.Не-вашею слезой ваш взгляд погашен,и боль в нём — за не-ваших сотни лет.И пыль веков на складках вашего лица —как на руинах мёртвая пыльца.К непережитому вас тянет прегрешению —к прожитых вами и не вами лет смешению.Но ваши годы от не-ваших вам самим не отличить, —как камушек от камушка надетого на нить.Вы сами, как и время ваше, — беспардонный плагиатор:себя вы, словно день минувший, удесятерите завтра,забыв, что «десять» — лишь «один» один десяток крат.Десятикратный вор. Десятикратный плагиат.Любая ваша речь — не ваша. Чужие в ней стоят слова.Не вы произвели их или произнесли не вы сперва.Простые буквы «а» и «б», простые цифры «раз» и «два»,поставленные в вашу речь, есть акт двойного воровства.Ни в воровстве при этом, ни тем более в разбое,не обвиняют тех, кому удвоить,утроить хочется себя, умножить,устроить пир в копировальном ложе.В каком количестве однако б вы ни жили,вы станете своей деталью илисвоим же фоном и своим же обстоятельством,своим же над собою надругательством.Руиною своей. Безлюдным портом.Пустою лодкой в нём. Печальным натюрмортом.Рисую с вами натюрморт…Вы на краю пустой кровати.Кровать высокая. Железные полати.Она стоит у голой стенки. Кстати,и стенки в комнате такие, как в палатебольничной. Вы и есть больны: сверхтрезвость.Лицо морщинами изрезано, как лезвиемили осколком зеркала. И в зеркале ещё окноразбитое — кроме лица пропитого — отражено;вино разлитое в стакан; останки старых странных снов,которые вам не дано связать во что-нибудь одно…А утром — тишина сквозная.И продолженье тишины.Жизнь это то, что остаётся, когда её покинут сныи всё, что никакому глазу пока ни разу разглядетьне довелось, — одну лишь фразу, начертанную посередьневидимой стены рукой невидимой, — пророчество:«О, чем теснее в мире, тем сквознее одиночество!»Значенье этих вещих слов значительнее в тишине:ни среди этих тесных стен, ни в целом здании, ни вне, —среди вещей, живых созданий или приснившихся во сне, —никто не ваш, ничто не ваше. И не по чьей-либо вине —как в гробе или как в утробе, вам тесно тут, нигде вам ненайти родной души……она — в иной, проклятой, сторонеполей могильных. За чертой, что отсекла чертополох, —тех, кто, увы, искали смерть, — от тех, кого, увы, врасплохона застигла, кто успели воскликнуть только «ох». Как вздохзелёный, стелется над ними приглаженный и сытый мох…Но на поля самоубийц за ровной чередой могилникто ни вздоха, ни молитвы, ни цветов не приносил.Трава истлела в жёлтый прах, а чёрный эвкалипт иссох —отсутствие страданий, страха, примет каких-либо эпох,присутствие чего уж нет, что есть необозначенность,несвязанность, нейтральность, пустота, истраченность…Улёгся бугорок печали в равнину из песчаных крох.Улёгся и в мозгу бугристом крепчавший в нём переполох…Увы, улёгшаяся смута и отступившая тоскаесть зрелость.Зрелость — спячка духа,оструганного, как доскаглухая. Зрелость — глухость слухак тому, что громче шёпота.Она — незримое для глаз, неслышное для ухасплошное разрушение-разрухавсего и вся. Не разрушенье, — больше: раскрошенье.Схождение камней в песок. Исчезновеньев пустыне голой, где ни тени, ни плетени,где вы, увы, — деталь чужого сна,освободившаяся от сплетенийс любой другой. Им всем — одна цена.Цена песка в песках, где выживает-длитсяОдна лишь скука, дьявол чёрнолицый,кому, как вам уже, на всё, что мнётсяи движется, смотреть не хочется.В колодцеводы немнущаяся гладь, спокойствие песчинокв песках безветренных — вот образцы картинокв виньетках из сплошного завывания сурдинок…Сплошная скука и отсутствие сплошное формы…Сгущение бесформенности как формальной нормы…Сгущение присутствия затишья перед штормом…Не только шторма, — не случится даже ряби на душе,как не случилось не родиться тому, что родилось уже.Случится с вами что случается с предметами в музее,что происходит ежедневно в Риме с Колизеем:глухое, как зубная боль, сознанье непричастностик самим себе во времени; как в целом, так и в частности;невольное, как сон, желанье не присутствоватьпри том, как беспробудно засыпает суть твоя.И как руины Колизея с новой в Риме улицей,слова вчерашние сегодня больше не рифмуются.Лицо у вас — и то покинуло границы своего овала.Осталось подвести итог утратам — и начать сначала.С руин начать теперь. С развалин. С того начать, что в васосталось…Но есть ли слово в словарях назвать что вы утратили?Любое слово — это цепь поводыря-предателя,смыкающая личное с безличным знаменателем,а всё наличное — со временем, которого не стало…Как называть, к примеру, чувство, от которого усталазмея стареющая, — чувство, будто ей недоставалочего-то главного, когда из логова её, завала,без жала своего в не-свой, небесно-синий, мир сбежала,в котором сбросила личину и начала себя с начала?Любое слово есть название того, что пересталосуществовать. И не назвать-не выразить утрату словом,поскольку слово суть само — утрата; дом, в которомживёт не тот, кто в нём живёт; оно — пустая кожуразмеи, которая покинула её ещё вчераи унесла с собой помимо тайны своего шипеньянеобъяснённую свою премудрость перевоплощенья…Итак — на полосе запретной, на кладбище самоубийц,на острове, у мёртвых вод или у красных, у границВостока с Западом, среди иссохших медуниц, мокрициздохших, среди птиц, клюющих землю из крупицпеска могильного, на землю вы теперь ложитесь ници льнёте к раковине хрупкой, подобной скорлупе яиц:не шум морской, не гул, не звуки, слышанные ранее, —беззвучное вы слышите внутри неё рыдание.И замираете, боясь не смерти, — умирания…Того боитесь, что того, что с вами происходит,вы не боитесь, ибо то, что вместе с вами ходит —не ваша тень; чужая. И что вы, увы, не вы:что плечи ваши, но кочан не-вашей головына них качается; причём, её уже изгрызлисовсем чудные, не её, и чуждые ей мысли.Куда теперь?Утративший не чувствует утраты.Куда — когда к крестам прибили номерок палатыили какой-нибудь иной полезный указатель —куда и как; когда и кто; что впереди и сзади?Куда — когда годам удастся вас в комочек глиныскатать и сразу же втоптать вас в ваши же руины?Куда — когда к самим себе, как блядь к своей панели,привязаны привычками вы; если почернели,сопрели эвкалипты все уже весной, в апреле?Куда же как не в прошлое? Но в чьё? Неужто ваше?Оно уже ничьё. Не ваше. И ничуть ни краше,ни хуже будущего. Будущее — тоже никомупринадлежать не может. Так же и емуничто в вас не принадлежит. Но к прошлому лежитдуша, поскольку в нём сидит прекрасный паразитзабывчивости: память вас однажды поразитне-вспоминанием того начального пророчества,что ваша участь на земле — сквозное одиночество…Но и тогда на той, запретной,презрев запреты, на заре,склонившись над змеино-чёрной,в завале сорных трав, норе,вы будете вещать не ей, змее, сбежавшей в голубое, —себе. Ведь именно к себе оно — послание любое.Вы скажете ей:Я, как ты, как заповедная змея,не на Востоке родилась и не на Западе, — в краях,где эти близнецы-глупцы сцепились в неурочный час,оставив по себе рубцы, — страну, которую б сейчася не покинула: к чему? Покинув что-то в первый раз,вы ни к чему уже не сможете приладить верный глаз.Но я покинула давно. И не покинуть не могла.Как ящерица, сбросив шкуру, я ускользнула-убегла,хотя в краю том, как в раю, тепло и редко холодит —не чаще, чем земля любая не-злого мудреца родит,но реже, чем мудрец не-добрый ахинею городит…Ещё примета: в том краю воюют чаще, чем ваяют,но хужу, чем судьбу свою с рифмованной строкой сверяют.Тaм больше слов, а в них слогов, чем тут и в той же Палестине,но как и в ней, по всей стране — ни статуи. И пахнет дыней.И вся страна испещрена, как мозг, петлями переулков,где каждый шаг звенит в ушах петлистых колокольным звуком.И каждый день длиннее тень ложится от руин-развалин.Вечерний звон про день-урон докладывает запевале,чей баритон хоральный стон поднимет ночью, кaк пиалы,нацеженные не вином, — виной, молитвой и печалью…Молитвою за тех, кто на рассвете ускользнут,забыв свои истоки и завещанный маршрут,за тех, кто нарастили вторую кожуру,за их невозвращенье в ту нору,в которой нескончаемая скукачередоваться может только с мукой…

(Пер. Н. Джин)