Вороньи игры - Саша Канес

Саша Канес

Вороньи игры

Посвящается светлой памяти Ориа́ны Фалла́чи

Не Дрейфуса дело…

Огромный темно-вишневый лимузин с российскими номерами въехал в город, проследовал по набережной Сены, миновал Трокадеро, затем Лувр, после чего свернул направо и углубился в переулки Монпарнаса. Через некоторое время громоздкий автомобиль не без труда припарковался в тесном скверике, украшенном памятником капитану Дрейфусу.

Наступал вечер. Несмотря на прекрасную теплую погоду, прохожих практически не было, и бронзовый армейский капитан, исполненный туповатой доблести, салютовал обломком шпаги пустому Парижу. Все, что здесь теперь происходит, теперь уже не его, Дрейфуса, дело!

Лимузин остановился напротив памятника. Водитель-азиат, очевидно, совмещал водительские обязанности с ролью телохранителя. Вид у него был мрачным, а глаза казались пустыми. Несколько дней назад его вместе с новым автомобилем прислали во Францию московские друзья. Он вышел из машины и открыл заднюю дверцу.

Но Хозяин не спешил покидать свое место. Доктор Тауфик Магриби приходился внуком одному давно почившему иерусалимскому муфтию времен английского мандата и Второй мировой войны. Он не знал своего деда, но унаследовал неукротимое и жестокое стремление к власти над презираемым им народом. Молодость Тауфик провел в Москве, где окончил знаменитый Университет дружбы народов, а потом – еще одно закрытое учреждение, где готовили настоящих борцов с чем угодно.

Каждый правильный араб считает необходимым вставить перед своей фамилией солидное слово «доктор». Следуя традиции, Магриби тоже защитил в свое время диссертацию: кто-то из университетской шушеры накалякал чушь, посвященную историческим корням стремления палестинского народа к свободе и демократии, Тауфик получил машинописную копию из рук очкастого представителя популяции факультетского «планктона». Будущий доктор даже не затруднил себя внимательным чтением собственного научного труда.

Его научного руководителя аспиранты между собой называли «морским свином». Этот отрицающий любые нравственные понятия политический стукач и впрямь походил на жирненькую морскую свинку с провисшим пеликаньим зобом. Не было в мире такого диктатора-людоеда, к которому этот человек, используя свое положение в советских спецслужбах, не пытался бы набиться в «личные друзья». Кстати, похоже, что именно он и придумал термин «личный друг». Интересно, а кого он считал другом «не личным»? Впрочем, в «дружбе» он достиг изрядных успехов. Правда, когда его приятели-тираны оказывались за решеткой, «морской свин» не утруждал себя посещением узилища. Не утешал он «личных друзей» и в последний вечер накануне свидания с виселицей. Этот человек никогда не скрывал своей истинной натуры, но даже мыслящая публика приучилась искренне принимать его изощренную подлость за высшую мудрость. В результате «свину» удалось завершить свою политическую карьеру кратким пребыванием на чрезвычайно высокой и почетной государственной должности. На ней он, как и следовало ожидать, проявил себя исключительно бездарным негодяем, но это только усилило уважение общества и коллег к мэтру политического «стука».

Бывшие ученики «свина» расползлись по одиозным структурам «третьего мира», но об учителе своем предпочитали не вспоминать. Во всяком случае, вслух. Тауфик Магриби не был исключением.

Лихая московская молодость прошла – все в этой жизни когда-нибудь проходит! Сейчас доктор, развалившись на роскошном кожаном диване, досматривал новости. Большой жидкокристаллический экран был встроен в панель, отделяющую салон от кабины водителя. Скривив тонкие губы в недоброй усмешке, доктор неких наук с явным удовлетворением вглядывался в непрерывно сменяющие друг друга сцены насилия.

Где-то совсем неподалеку отсюда одуревшие от наркоты и безделья арабские и чернокожие подростки крушили и жгли все, что попадалось под руки. Жестокая и бессмысленная волна перекинулась из Клиши в центральные районы Парижа. Еще совсем недавно в квартале Сен-Дени престарелые проститутки сонно предлагали свои потасканные тела законопослушным гражданам. Теперь, источая гарь и смрад, здесь горели десятки ни в чем не повинных автомобилей. Обмотанные клетчатыми «арафатками» дети Северной Африки вытряхнули из экскурсионного автобуса российских туристов, приехавших полюбоваться Парижем из далекого Ярославля. В минуту в автобусе перебили все стекла и пробили шины. Затем салон облили бензином и подожгли. В начале событий премьер-министр Доминик де Вильпен, обращаясь к испуганной нации, заходился в обещаниях укротить хулиганов. Но вскоре стало очевидно, что это лишь слова. Несколько раз измученный глава правительства уже обмолвился о своей принципиальной готовности к диалогу.

– К диалогу с кем, несчастный политический дурачок? – усмехнулся доктор непонятных наук, до глубины души презирающий обе стороны конфликта.

Все прекрасно знали, как это началось. Восемь дней назад в пригороде Парижа Клиши двое мусульманских подростков североафриканского происхождения ограбили и избили пожилого парижанина. Полицейский патруль, случайно оказавшийся на месте происшествия, попытался поймать юных грабителей, чтобы затем доставить их в жандармерию. Там несовершеннолетних хулиганов могли, в соответствии с либеральным французским законом, отругать, вызвать родителей, если таковые имеются, и занести в компьютерную базу данных как потенциальных правонарушителей. Но подростки предпочли убежать с добычей – с тощим кошельком ограбленного ими пенсионера. Попытка спрятаться в трансформаторной будке привела к тому, что хулиганы запутались в высоковольтных проводах и сгорели заживо. Ошибка природы, допустившей их рождение, была исправлена. Но уже через час все Клиши пылало: в память погибших малолетних преступников горели автомобили, лавки, конторы, мастерские и пекарни. И вот уже исламская молодежь всей Франции по-своему отмечала последнюю неделю священного мусульманского месяца Рамадан.

Смотреть репортаж про пылающий Марсель владелец лимузина уже не стал. Не выключая телевизор, он вышел из автомобиля и, жестом приказав водителю оставаться на месте, направился к маленькому восточному кафе, углом выходящему в сквер. Запланированная на два часа встреча с Ханан должна была состояться именно здесь.

Доктор Магриби терпеть не мог, когда опаздывали. А Ханан, увы, имела такую дурную привычку. И ей было плевать, что Тауфик теперь уже не просто ее начальник, но и возглавляет всю оперативную службу, главную в структуре их организации. В последнее время эта умная и чрезвычайно способная, причем способная на все, дама что-то слишком объевропеилась. Собственно, она никогда не отличалась особой покорностью. Ханан была плохой мусульманкой – ну и Аллах с ней. Особенно усердный в вере – либо лжец, что, в общем, нормально, либо дурак, а это уже никуда не годится. А она – совсем-совсем не дура.

Ханан стала исключительно профессиональной и удачливой авантюристкой. В отличие от Тауфика, учившего в Москве русский, Ханан, наоборот, еще ребенком выучила арабский в Дамаске, где много лет работал в корпункте ТАСС ее отец. Не желая жить в гниющем «совке», она в восемнадцать лет вышла замуж за богатого сирийского подрядчика. Еще до того, как стать вдовой, Ханан на некоторое время стала любовницей Тауфика.

Их знакомство с Тауфиком произошло благодаря все тому же научному руководителю. Отец Ханан дружил с этим человеком, если слово «дружба» вообще применимо к людям, подобным «морскому свину». Ханан терпеть его не могла. Ей не было еще и пятнадцати, когда она, совершенно преднамеренно, оскорбила этого человека. Однажды, во время семейного обеда, который давали в честь навестившего их в Дамаске московского друга, отец, подмигнув жене и дочери, процитировал слова одного из своих коллег:

– Как вы думаете, про кого это сказано: «Если бы не природная осмотрительность и осторожность, его смелость можно было бы сравнить только с бесстрашием барса!» – При этих словах отец подмигнул своему гостю.

После короткой паузы Ханан произнесла уже низким грудным голосом:

– Какой-то лизоблюд просто побоялся сравнить своего начальника с трусливым шакалом! Но побоялся… хотя и очень хотел!

«Свин» оказался слишком хитер, чтобы изображать обиду. Но при этом не в его правилах было что либо забывать и уж тем более прощать. Он отомстил всей семье: спустя короткое время отца Ханан отправили в такую «горячую точку», откуда он уже не вернулся.

К тому моменту дочь уже была замужем за Бассамом Зуаби, но спала с Тауфиком, то есть с доктором Магриби. Она демонстративно наплевала на строгие мусульманские традиции и не жила дома. С таким любовником она могла себе позволить даже это. В постели нестарый еще Тауфик был намного полезнее, чем ни на что не годный Бассам Зуаби. Муж, пока она его не бросила, раза два в неделю безуспешно пытался вмять свой обрезанный отросток, затерявшийся в жировых складках, в ее равнодушное лоно.