Огнедева. Аскольдова невеста - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Елизавета Дворецкая

Аскольдова невеста

© Елизавета Дворецкая, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

890 год, осень

Глава 1

Дивляна вышла на опушку, глянула вперед… и вдруг вскрикнула от испуга, невольно шагнула назад, лихорадочно цепляясь за мокрые ветки, чтобы не упасть. Потрясенная, она не могла оторвать взгляд от неожиданного зрелища – и не верила своим глазам.

За рощей, из которой она вышла, на берегу безвестной мелкой речки, лежала довольно широкая луговина. На луговине вытянулись две длинные насыпи – шагов по сорок каждая, с неровными склонами и разбросанными по всей поверхности серыми валунами. Еще сквозь ветки, подходя, Дивляна заметила, что вся луговина усеяна большими белыми пятнами. И теперь поняла, что это не просто пятна – это дети. На мокрой траве покатых склонов тут и там лежали маленькие фигурки – малыши и подростки, лет от трех до пятнадцати, общим числом голов двадцать. Одетые только в белые рубашки, они напоминали стаю лебедей с лебедятами, присевших отдохнуть… заснувших… подстреленных!

Никто не шевелился, и поначалу Дивляне, оцепеневшей от ужаса, показалось, что все они мертвы. Понимая, что надо бы бежать отсюда со всех ног, она, будто против воли, под воздействием невидимой внешней силы, сделала один шаг по влажной траве, потом другой, выпустив из пальцев спасительные ветки опушки…

Вечер накануне выдался ненастным и сырым – и не скажешь, что лишь середина серпеня-месяца. Моросил дождь, ветер дул навстречу, гнал волну, так что гребцы, ведшие лодьи вверх по Ловати, быстро выбивались из сил. Поэтому воевода Белотур велел пристать к берегу необычайно рано, задолго до сумерек, справедливо рассудив, что в такую мокредь на разведение огня и приготовление пищи потребуется больше времени, – да и одежду подсушить, чтобы не ложиться в мокром, тоже будет неплохо.

Завидев удобную отмель, пристали, вытащили лодьи1. Дивляна в душе радовалась этой остановке – чем ближе были земли чужих неведомых племен, тем тревожнее ей становилось.

До этого они дней двенадцать или пятнадцать пробирались вверх по Ловати – длинной извилистой реке, впадающей в Ильмерь-озеро и ведущей на полудень. Для волховских словен, к которым принадлежала Дивляна, ее брат Велемысл и его ладожская дружина, на полуденном берегу Ильмеря белый свет кончался. Когда же вышли в Ловать, поначалу ничего особенного Дивляна не примечала. Те же были люди, те же веси над рекой, те же избы, сжатые поля, где сейчас после недавних Дожинок виднелись по краям «Велесовы бороды» ─ последние снопы, украшенные косичками из колосьев, засохшими цветочными венками, окруженные девятью камнями, запирающими плодородную силу земли. С проплывающей неспешно лодьи Дивляна видела, как косят в поймах отаву, как бабы возятся в огородах. Кое-где уже начали дергать лен. Все, как дома, и даже могильные насыпи – сопки – на Ловати еще были те же, что и на берегах Волхова-батюшки. Люди, которых ладожская дружина встречала, останавливаясь на ночлег или на отдых в полдень, ничем не отличались от волховских и ильмерских словен – ни одеждой, ни выговором. Берега Ильмерь-озера во многом заселялись отсюда, поэтому иные здешние роды еще помнили свое родство с теми, кто укоренился на Ильмере и дальше на Волхове.

Многие здесь знали, хоть и понаслышке, ладожского воеводу Домагостя Витонежича, благодаря чему его дочери со спутниками был обеспечен не только радушный, но и уважительный прием. Отдохнуть удавалось мало именно из-за этого радушия: каждая волость считала своим долгом устроить пир для таких знатных гостей, тем более что в начале осени, после уборки жита, везде появились средства для веселья. А заодно расспросить обо всем подробно, узнать новости из первых рук. Еще бы: не каждый год из словенской Ладоги везут невесту для князя полуденной полянской земли, в далекий Киев-город.

Но вот Ловать почти закончилась. Впереди лежал самый сложный участок пути. Теперь предстояло довольно долго пробираться по мелким речкам и озерам, тащить лодьи через волоки и болотные гати, чтобы в конце концов спустить их в Днепр, а уж по нему плыть вниз по течению до самого Киева. Воевода Белотур, проделавший этот путь прошедшей весной, рассказывал, что от Днепра до Ловати он тогда добирался чуть ли не целый месяц. Правда, задержали его не только сложности самого пути.

– Нам бы до Днепра дойти, пока дожди не начались, – говорил он Дивляне и Велему. – А там уж по большой воде лодьи птицей долетят. Сейчас бы в грязи не увязнуть. Попросишь богов о хорошей погоде, а, Дева Ильмера?

Дивляна улыбалась в ответ, но обещать ничего не могла. Ее дорогой ценой доставшаяся сила, дававшая возможность обращаться к богам, в дороге словно бы заснула, и сейчас она не чувствовала в себе ничего такого.

– Все вместе просить будем, а я только докричаться помогу, – отвечала она киевскому нарочитому мужу и своему будущему близкому родичу. – Боги тогда откликаются, когда все племя просит.

– За нами дело не станет! – обнадеживал Белотур. – Нам такая, как ты, княгиня – просто дар богов. Засухи у нас часты, собираемся всем народом дождя просить, да не всегда Перун слышит. А тебя он слышит, еще как слышит! Я сам видел. Теперь заживем! Ох и рад будет брат мой Аскольд! И не чает, какой подарок я ему везу!

Дивляна улыбалась в ответ, тайком вздыхала и отворачивалась. Она смирилась с тем, что ей суждено уехать от родных мест на край света, жить среди чужого племени, стать женой киевского князя Аскольда, сына Ульва Зверя. И никогда больше не видеть ни Ладоги, ни Волхова, ни Ильмеря, на берегах которого боги сделали ее Девой Ильмерой. Не увидеть отца и матери, Яромилы и Веснавки, братьев Доброни и Витошки, Велеськи, Тепляны, всех ближних и дальних родичей. Не увидеть Дивинца, на вершине которого Вольга в тот далекий весенний день впервые обнял ее. Тогда все ждали, что вот-вот на Ладогу обрушится дружина Игволода Кабана, но Дивляна ничуть не боялась, потому что любовь к Вольге заполняла ее душу и заливала все вокруг ясным светом. И те дни, полные тревожного ожидания, в воспоминаниях выглядели радостными и приятными – потому что тогда рядом был Вольга, она верила, что они проживут вместе всю жизнь и будут счастливы всегда, всегда…

Та Дивляна, которой она была всего несколько месяцев назад, теперь казалась ей каким-то другим человеком. Сейчас она, Дивомила Домагостевна, дочь старшего ладожского рода и наследница благословения богов, Дева Ильмера, ехала к полянам, чтобы стать женой никогда не виденного ею князя Аскольда. Теперь она уже хорошо знала, что жизнь – это не девичьи мечты и что род, давший ей силу и достоинство, взамен требует, чтобы и она подчинила его благу свои желания. И она сделала это, потому что человек без рода что сухой лист, подхваченный ветром.

Когда лодьи достигли верховьев Ловати, Белотур в одной из весей нанял проводника, знавшего место, от которого удобнее всего добираться до озера Узмень. Проводник, сильно хромающий, скособоченный мужик по имени Мезга, после неудачной схватки с медведем стал почти негоден к работе, зато отлично знал окрестности и был рад случаю заработать куну.

Дружина была большая – Белотур вел с собой сорок человек, а Велем присоединил к ним три десятка своих. Третий сын Домагостя женился всего за пять дней до отъезда, зато благодаря этому воевода смог доверить ему такое важное дело, как доставка сестры к жениху. Рослый, сильный, толковый и решительный, но при этом любознательный и общительный, Велем с охотой взялся за поручение – ему и самому хотелось поглядеть, как живут на Той Стороне. Внешнего сходства между ним и Дивляной было мало, хоть они и родились от одного отца и одной матери, и объединял их только цвет глаз: черты лица у Велема были по-мужски грубее, но тоже приятные, а волосы темнее.