Лес на той стороне. Книга 2: Зеркало и чаша - Дворецкая Елизавета Алексеевна

Елизавета Дворецкая

Зеркало и чаша

Автор выражает благодарность московским клубам исторической реконструкции «Наследие Предков» и «Ратобор», опыт и дружинный эпос которых значительно украсили это произведение.

Глава первая

Санный путь утвердился в землях днепровских кривичей к середине месяца студена. Ударили морозы, реки застыли, встал и сам Днепр. По речному льду потянулись купеческие обозы. Длинный и нелегкий путь от Варяжского моря до Греческого пролегал через много разных земель, но во владениях смоленских князей находилась одна из самых важных его частей: переход с северных рек, то есть Волхова и Ловати, на притоки Западной Двины и оттуда на Днепр, который и выводил уже непосредственно к Греческому морю. Такое местоположение давало смоленским князьям немалые выгоды от пошлин. Именно в Смоленске торговые гости, приехавшие с севера, продавали свои товары тем, кто прибывал с юга, и наоборот. Торг оживился, появились новости – что делается в южных землях, что в северных.

Незадолго до зимнего солнцеворота, когда на княжьем дворе уже готовились к большим жертвенным пирам, к княгине Избране явился торговый гость по имени Достужа, державший путь из Ладоги, – рослый и видный мужчина с опрятной бородкой, нарядно одетый и любящий себя показать. В гриднице было прохладно (княгиня не любила дыма и по утрам не велела разжигать внизу огня), но Достужа сразу, как вошел, распахнул шубу, чтобы показать зеленую рубаху с тесьмой, по варяжскому обычаю, пестрый плетеный пояс и толстый кошель, который сам по себе внушал уважение к его владельцу.

– Кланяюсь тебе, княгиня, пусть Велес и Макошь дадут тебе здоровья, достатка в доме и покоя! – начал купец.

Держался он двойственно: почтительность боролась в нем с привычкой рисоваться перед каждой женщиной. Кроме того, его разбирало любопытство при виде новой смоленской княгини, и, жадно ее разглядывая, он то и дело забывал, что хотел сказать. Шутка ли – женщина на княжеском престоле! Хоть она и дочь прежнего князя, однако, выбирая себе князей, славяне выбирают отважного воина и мудрого правителя, но никак не женщину! Тем более что у покойного князя Велебора было двое взрослых сыновей. Один из них, Буяр, теперь сидит в городе Оршанске, на Днепре. Что же касается старшего Велеборова сына, Зимобора, то о нем даже всезнающие и любящие поболтать торговые гости ничего определенного не знали. Поговаривали, что сразу после смерти отца он таинственным образом исчез, хотя вече было почти готово назвать следующим смоленским князем именно его. Княжич Зимобор был всем хорош: и умен, и удал, и весел. Вот только мать его была не слишком знатного рода, проще говоря, из смердов, не то что княгиня Дубравка, мать Избраны. А Избрана тоже имела немало сторонников – после нескольких голодных годов многие считали милость Макоши наиболее важной для племени, а богине была угодна на престоле женщина. И волей богов многие в Смоленске объясняли то, что княжич Зимобор исчез накануне похорон отца, исчез почти бесследно, так что на траве остались только пятна крови – неизвестно чьей…

Шепотом, убедившись, что никто из местных не слышит, ушлые киевские гости рассказывали, что саму-то княгиню Избрану молва и винит в исчезновении брата-соперника. Правда, доказательств никаких – никто ничего не видел, не слышал и не знает, а боги не отвергли ее, на храм не пала молния, когда ей вручали священный посох власти, и сам деревянный посох не вспыхнул пламенем в ее руках…

Благодаря всем этим слухам посмотреть на смоленскую княгиню было особенно любопытно. К тому же она была молода и так хороша собой, что и не будь она княгиней, мало какой мужчина не застыл бы перед ней, как Ярилин идол.

Все эти разнородные побуждения были так ясно написаны на круглом румяном лице Достужи, что Избрана с трудом сдерживала улыбку. Но нет, ее улыбок этот щеголь еще не заслужил! Не подавая вида, что он ее позабавил, она принялась задавать вопросы. Больше всего княгине хотелось знать, что думают о ее правлении в других землях и не собирается ли какой-нибудь князь сюда походом, воображая, будто земля, где правит женщина, беззащитна! Но об этом спрашивать она, конечно, не могла, и беседа шла обычным порядком: откуда гость прибыл, какие товары привез, через какие земли проезжал, какие новости там слышал.

А у купца и впрямь имелись новости, важные для княгини. На Каспле, в двух переходах от Смоленска, он подвергся нападению разбойничьей ватаги и лишился двух ладей с товаром, не считая одного убитого и двоих раненых! Все это произошло чуть ли не в виду погоста Болотники, а болотнический воевода, ответственный за безопасность этого участка пути, похоже, сам в сговоре со злодеями! Иначе почему он до сих пор не выловил разбойников или хотя бы не посылает кметей провожать торговых гостей до следующего погоста?

Еще в самом начале его рассказа лицо княгини вытянулось, красивые брови нахмурились, взгляд стал пристальным и гневным. Положив обе руки на подлокотники сиденья, она вцепилась тонкими пальцами в завитки резьбы и чуть наклонилась вперед, будто боялась не расслышать. Светлая коса, серое платье, отделанное полосками голубого заморского шелка, сияющий серебром венец с жемчужными привесками в сочетании с бледностью лица и холодным огнем острых глаз придавали ей сходство с зимней богиней Мареной, готовой бросить в земной мир морозы и вьюги.

– Найдите мне Красовита! – приказала она, едва лишь уразумела суть Достужиного рассказа и связала в уме слова «Болотники» и «разбой». – Где он ходит? Чтоб сей же час здесь был!

Двое или трое отроков тут же торопливо кинулись вон. Кмети на лавках вдоль стен стали придвигаться поближе. Дело было вполне понятное, но от этого оно не делалось приятнее. С тех пор как сообщение между югом и севером сделалось оживленнее и мимо Смоленска зачастили торговые обозы, князь Велебор начал ставить на Днепре и Каспле городки-погосты, на расстоянии дневного перехода один от другого. Сам князь с дружиной останавливался в них, когда зимой объезжал землю, собирая дань, и там же за умеренную плату могли переночевать торговые гости со своими товарами, в тепле и безопасности. Взимая пошлины с купцов, князь взамен брал на себя ответственность за спокойствие своего участка пути. Разбойники были и для него разорением: не будет купцов – не будет ни товаров, ни пошлин.

– В Засечье рассказал? – спросила Избрана у Достужи. – Блестан! – крикнула она десятнику, и тот неохотно подошел поближе. – Ты мне что говорил? Так-то твой брат за дорогами следит! Ты мне Сварогом и Перуном клялся, что, если я его воеводой в погосте поставлю, ни одна мышь у него не забалует! А это что? – Она гневно взмахнула рукой в сторону Достужи. – Это, по-твоему, мыши? Где твои клятвы? Где твой брат, чем он там занят? Мои пошлины пропивает?

– Мой брат, княгиня, свое дело знает! – с обидой отозвался Блестан, не смея, однако, поднять на нее глаза. – Ты лучше Красовита спроси, он там последний был.

Княгиня не ответила, а только сжала губы. Блестан с независимым видом оглядывал свои рукава, словно боялся, что на них повисли несправедливые обвинения. Кмети посматривали то на княгиню, то на дверь, ожидая малоприятного объяснения.

Вошел Красовит, сын смоленского воеводы Секача, и, как всегда, показалось, что он непременно застрянет в дверях – таким рослым и широким в плечах он вырос. У него было круглое скуластое лицо с широким, почти прямоугольным лбом и обильными пятнами рябинок на щеках. Темные, немного вьющиеся волосы и густые, сросшиеся черные брови наводили на мысль, что мать ему воевода отыскал среди степнячек-хазарок. С виду он казался медлительным и простоватым, хотя на самом деле был неглуп, честолюбив и очень упрям. Когда отец его стал воеводой, Красовит сделался сотником ближней дружины княгини. Сама она вовсе этого не хотела и предпочла бы видеть сотником варяга Хедина, своего давнего и преданного слугу. Но Секач помог ей добиться власти, и с ним и его родом приходилось расплачиваться. Избрана смирилась с тем, что две главные воеводские должности занимают люди, ей неприятные, хотя смирение далось ей нелегко. И хорошо еще, как намекала ей мать, что эти двое не требуют от нее ничего другого…