Специфика транспортировки живой рыбы на большие расстояния - Александр Золотько

Александр Золотько

Специфика транспортировки живой рыбы на большие расстояния

Когда-то очень давно перевозчики живой рыбы столкнулись с проблемой. В дороге рыба, не имевшая возможности и стимула двигаться, становилась сонной, теряла и вес, и товарный вид. Кто-то предложил сложную систему освежения воды, обогащения ее кислородом, подогрева и подкормки. И это был хороший, эффективный, но дорогой выход.

Девушка раздевалась медленно, томно прикрыв глаза и всем своим видом демонстрируя, что прекрасно сознает свою красоту и понимает, что мужчины, собравшиеся у бассейна, внимательно следят за каждым ее движением. Толстяк, минуту назад надувавший пластиковый матрац, замер, забыв обо всем на свете, и воздух вырывался наружу из матраца, теребя реденький чубчик толстяка.

Со свистом.

Наверняка со свистом, но камера в бассейне микрофоном оборудована не была, и Максим, естественно, слышать ничего не мог.

Только видеть.

Посмотреть, правда, было на что.

– Нет, ну ты глянь, какая фемина, – простонал Максим, не отрывая взгляда от монитора. – Я бы ей отдался…

– Угу, – кивнул Капустин, тоже с интересом глядевший на процесс раздевания. – Мы сколько в рейсе уже?

– Триста десять дней, пятнадцать часов и… – Максим скосил глаза на таймер. – Десять секунд. А что?

– Ничего. Боюсь, что сейчас ты отдался бы любой даме, появись хоть малейшая возможность, – меланхолично заметил Капустин.

– Не без того, – согласился Максим. – Не без того. Но. Согласись, что но.

– Но, – кивнул Капустин. – Объект привлек бы внимание и не такого истосковавшегося по женскому полу экземпляра, как ты. Перед рейсом я отдыхал на Кайманах. Но даже там она имела бы успех.

Покончив с блузкой, девушка перешла к тесным шортам. Толстяк выронил матрац и открыл рот.

– И ведь день за днем – одно и то же. Ничего нового. Даже я перестал ждать чего-то особенного, типа случайного стриптиза. Но каждый раз что-то поднимается в душе… – Максим коснулся сенсора, увеличивая картинку. – Может, вот сейчас? Возьмет и откажет какая-нибудь бретелька.

Пышная грудь заполнила весь экран.

– Ну, давай, милая, давай… – простонал Максим.

– Макс, руки на пульт! – приказал Капустин.

– Да вот они, ручки, Капустин, вот они, – Макс покрутил руками в воздухе. – Ты точно уверен, что нет лаза отсюда в «Ковчег»?

– Нет, – сказал Капустин. – Не предусмотрен.

– Ты жестокий, – Макс заложил руки за голову и откинулся на спинку кресла. – Она сейчас будет натираться кремом от загара…

– Выключи, – посоветовал жестокий Капустин.

– На самом интересном месте?

– Вот сейчас придет кто-то из команды очкариков или даже сам Стоян… Это будет даже смешнее. Вот Стоян тебе и объяснит, что бывает с членами экипажа, подключающими камеры обзора на мониторы в рубке…

– Они сами здесь смотрят…

– На пульте управления? – осведомился Капустин и демонстративно посмотрел на часы. – До появления очкарика осталось десять… девять… восемь…

Макс вздохнул и переключил монитор на внешний обзор.

– Ну конечно, тут все гораздо важнее и красивее. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь обнаруживал в Тоннеле хоть что-то… нет, не интересное, просто хоть что-нибудь.

– Не знаю, – Капустин развернул свое кресло к инженерному пульту. – Может, кто и видел. Только рассказать не смог. Корабли, знаешь ли, иногда не возвращаются…

Макс достал из-под пульта деревянный брусок, демонстративно постучал по нему костяшками пальцев и спрятал обратно. Потом молча покрутил у виска пальцем. Такие разговоры в рейсе пилоты не приветствовали. На Земле еще кое-как, а в Тоннелях…

– Дурак ты, Капуста.

– Дурак, – не стал спорить Капустин. – Но ты мне, как вахтенный пилот, скажи – если заметишь что-то по курсу в Тоннеле, что делать будешь?

– Согласно инструкции, – угрюмо ответил Макс.

– Ага, значит, нажмешь кнопку оповещения, вызовешь всех наверх. Потом?

– Буду принимать меры.

– Во как? – обрадовался Капустин и повернул кресло обратно, чтобы видеть собеседника. – И сколько же у нас времени займет выход из Тоннеля? От начала торможения до возможности маневрирования в обычном пространстве?

Макс задумчиво посмотрел на пульт, наклонился и протер рукавом монитор.

– Молчишь, пилот? Правильно молчишь. Сто с лишним часов. Так что сиди и наслаждайся пустотой. – Капустин снова отвернулся.

Макс понимал, что инженер прав, но нельзя же было, в самом деле, оставить за ним последнее слово.

– А сколько тебе понадобится на восстановление генератора поля, если он выйдет из строя? – вкрадчивым голосом поинтересовался Макс. – Со времени аварийного отключения до возвращения его в режим?

Удар был ниже пояса. Это было и так понятно, что генератор, вышедший из строя в Тоннеле, ремонтировать никто не будет. Некому будет ремонтировать. И нечего. Что именно происходит с кораблем без поля в Тоннеле, понимали лишь несколько теоретиков. Для остальных было достаточно того, что корабля не станет.

– И я о том же, – сказал Капустин. – Мы здесь пассажиры. Я хоть могу контакты зачищать и освещение ремонтировать, а пилоты могут только таращиться в мониторы.

– Пассажиры… – Макс глянул на монитор. – И пассажиры, между прочим, третьего класса. Первый класс – вон там. Девочка та в первом классе, толстяк тот придурошный и сексуально озабоченный. Десять тысяч пассажиров первого класса, и семь штук – третьего.

– Плюс четыре наблюдателя, – напомнил Капустин.

– Это проблемы наблюдателей, – поднял палец Макс. – Они могли бы лететь с колонистами, получать все удовольствия и не занимать нашу кают-компанию под свое оборудование. И, кстати, о наблюдателях… Я мог бы еще любоваться феминой, если бы ты меня не торопил.

– Мог, – кивнул Капустин. – Но зачем? Полчаса на загар, потом она нырнет в бассейн, проплывет от стенки до стенки три раза, выберется на берег, вытрется-оденется и уйдет получать дополнительное образование. Что там она постигает? Медицину?

– Медицину.

– А в жилых отсеках камер наблюдения нет.

– Но целых полчаса… – Макс вздохнул, помолчал и неожиданно даже для себя сказал: – Я их ненавижу.

– Камеры наблюдения?

– Нет. Наших пассажиров первого класса.

– Честно?

– Честно.

– Хочешь об этом поговорить? – спросил Капустин с интонациями Марка Флейшмана. – Расслабься, успокойся и дай себе возможность выговориться…

– И нечего тут выговариваться, – голос Стояна от входа прозвучал резко, инженер и пилот вздрогнули и оглянулись на вход.

Руководитель группы наблюдения стоял на пороге и с доброй улыбкой рассматривал Макса и Капустина. Как подопытных мышек рассматривает добросовестный экспериментатор.

– Доброе утро, – сказал Макс.

– Доброе утро. – Стоян подошел к свободному креслу второго пилота и сел. – Значит, вы их тоже ненавидите.

– Что значит – тоже? Я их просто ненавижу.

– Даже ту самую фемину? – приподнял бровь Стоян.

– А подслушивать – нехорошо.

– А подглядывать?

– Вас я тоже ненавижу. Но поскольку вы вечно крутитесь рядом, то я могу однажды и не выдержать, – буркнул Макс. – Вам оно нужно?

– Почему нет? Вы броситесь на меня в драку, я вам надаю в ответ. Вы ведь пренебрегаете тренажерами, господин первый пилот. А я – нет. Это не считая того, что я с десяти лет занимаюсь боксом…

– А кто сказал про драку? – вмешался Капустин. – В таких тесных и теплых компаниях, как наша, лучше поддерживать хотя бы видимость хороших отношений. Один мой знакомый рассказывал, что три месяца полета с удовольствием плевал в тарелку напарника.

– И тот не заметил? – спросил Стоян.

– Но ты же не заметил! – Макс довольно засмеялся, Капустин подхватил.

Они даже хлопнули друг друга по рукам – все-таки стоило столько времени удерживать в себе старый розыгрыш, чтобы вполне удачно его применить. Жаль, что без зрителей, но тут лучше было не перегибать – прилюдного унижения Стоян мог и не простить. Были прецеденты.

– Смешно, – скучным голосом сказал Стоян. – Старо, но смешно. Но, возвращаясь к вашей ненависти…

– К вам?

– К пассажирам. Вы, Максим, только что сказали…

– Я знаю, что сказал.

– А на прошлой неделе нечто подобное заявил техник Бронислав Синицкий, ремонтируя вышедший из строя душ. А месяц назад, приблизительно, естественно, в негативном отношении к пассажирам признался Карл Холек в разговоре с Мусой Джафаровым, и что показательно, тот не возражал. Вот как вы, Илья, – Стоян вежливо наклонил голову в сторону Капустина. – Таким образом, пока только Ян Хофман, уважаемый командир транспортного корабля «Ковчег», не был замечен в негативе по отношению к колонистам. Мы с Флейшманом прикинули, что это он просто более скрытен, чем остальные члены экипажа.

Стоян сделал паузу, давая возможность собеседникам осознать всю глубину оскорбления. Макс кашлянул. Капустин запустил тестовую программу и стал внимательно смотреть на диаграмму.