Первый рассказ - Геннадий Федорович Лазарев

Первый рассказ

ПОПУТНОЕ СЛОВО

Составляя этот томик первых рассказов молодых литераторов, у которых пока нет ни книг, ни писательского имени, мы жестко отсеивали произведения, стараясь выбрать из большого их числа те, что отмечены печатью несомненной одаренности. Дело не в том, что выискивались безупречные творения. Искушенный читатель найдет, вероятно, в рассказах книги и просчеты, и неточности. Но он, несомненно, почувствует, что люди, представленные на этих страницах, — одарены, что им удается показать движения души человека, нарисовать картину природы, сотворить в своих рассказах мир, который нам хорошо знаком и все же неведом, ибо они, авторы, увидели в нем то, чего мы до сих пор не замечали.

В рассказах, представленных в книге, есть одна вполне естественная закономерность: они написаны людьми, знающими много, людьми с острым зрением, умеющими нарисовать то, что они знают. Каждый из них, невзирая на молодость (только Николаю Новоселову перевалило за четвертый десяток, остальным — чуть меньше или чуть больше тридцати), многое повидал. Житейский и литературный опыт не всегда зависит от числа прожитых лет. Смотреть и видеть, жить и понимать жизнь — нередко разные вещи. Бесспорно, глубина познания, обостренное видение — одна из самых важных черт таланта.

В рассказах Зои Прокопьевой мы то и дело обнаруживаем отменно написанные картины природы. С наслаждением вдыхаем мы запах чистой лесной сырости, пряность привядших листьев и влажных груздей; то там, то здесь взгляд улавливает чистоту скромных и все же праздничных красок северного леса. И люди здесь, в рассказах Прокопьевой, тоже чем-то напоминают природу — они самобытны, у них свое видение мира, свое лицо, своя неторопливая, цельная речь.

Откуда это? Здесь нет секрета и нет чудес. Зоя Прокопьева исходила сотни верст, она знает цену костру и умеет поддержать в нем жизнь в очень дождливую и ветреную погоду; она найдет себе пропитание в бору и в степи, даже если в походной сумке кончился последний кусок хлеба. А сколько всяких и важных, и проходных — встреч было на этом пути, где тлели бревна уральской нодьи — долгого таежного огня!

Читая рассказы Александра Полякова, мы тотчас чувствуем, что картины Севера, нарисованные молодым троицким учителем, удивительно достоверны. Их нельзя выдумать, увидеть чужими глазами, — нужен свой опыт, свое видение, свое осмысление увиденного. И в самом деле, Александр Вениаминович Поляков не с чужих слов знает людей и природу, о которых пишет. Детство и юность его прошли на берегах северных рек. За суровой внешностью северян, за скупой их речью, за неторопливыми движениями он научился узнавать доброе сердце и нежную душу человека России. Он сам был землепроходцем, шофером, охотником.

А Геннадий Федорович Лазарев? Летчик и учитель летчиков, он видел синее, не очень синее и совсем не синее небо не только над головой, но и под собой. Он «ходил» по этой дорожке не один месяц и не один год приглядываясь к людям и природе почти с космической высоты.

Николай Николаевич Новоселов — учитель с большим стажем. Это чувствуется в его рассказах. В них — мудрость пожилого человека, умеющего многое подметить и обогатить виденным читателя.

Итак, мы накоротке познакомились с молодыми авторами. Пройдет время, и люди, чьи произведения представлены в этом сборнике, став старше и мудрее, порадуют нас всех полной мерой. Будем надеяться на это.

МАРК ГРОССМАН

ГЕННАДИЙ ЛАЗАРЕВ

Родился в 1929 г. В 1949 г. окончил металлургический техникум и получил специальность теплотехника. После авиационного училища находился в рядах Советской Армии — был летчиком-инструктором при училищах ВВС. Писать начал лет пять назад. Печатался в областных газетах.

П + М

1

После сдачи письменного экзамена по математике кто-то из мальчишек предложил на все плюнуть и пойти на пляж.

Предложение поддержали с восторгом. Все, кроме Тонечки Мироновой. Тонечка изо всех сил «тянула на медаль», и время терять попусту не хотела.

— Ну и пусть зубрит, а мы не железные! — стараясь не смотреть на Тонечку, сказала Марина. — Лично у меня сегодня активный отдых и проветривание мозгов.

Марина была отличницей, и в классе привыкли к тому, что она должна стать медалисткой. Сама Марина побаивалась разве только математики. Теперь все страшное для нее позади.

Уговорились встретиться всем классом в час дня на городском пляже и разбрелись кто куда.

Марина зашла в учительскую: ей хотелось переговорить с математичкой, — но там никого не было: комиссия работала в кабинете директора. Марина задержалась перед зеркалом. «Ничего, — подумала не без гордости. — Только вот прическа… Абсолютизмус примитивус! Сплошной ужас!» У Марины пышные, спадающие до плеч волосы. Ей они до чертиков надоели, и она давно бы разделалась с ними, но отец, когда она заговорила об этом, предупредил: «Не посмотрю, что невеста. За прическу могу и выпороть!»

Откинув со лба завитушки, Марина собрала волосы сзади в тугой пучок. Из зеркала теперь глядела совсем иная Марина: не девочка, похожая на куклу, с большими, как у героини мультфильма глазами, а взрослая девушка. «Поступлю в институт и — будь что будет! — остригусь коротко! — решила Марина. — И покрашусь, как Нелька».

За дверью директорского кабинета послышались шаги, и Марина на цыпочках вышла в коридор.

Около школы под вязом стояли мальчишки. Они все как один были в белых рубашках с закатанными по локоть рукавами, в узких брюках и черных остроносых ботинках. И все курили в открытую. Среди них был и Павлик. Встретившись с ним взглядом, Марина чуть заметно кивнула ему.

Павлик не спеша докурил сигарету и только после этого, словно нехотя, расстался с ребятами.

На виду у мальчишек он шел вразвалочку. Но свернув за угол и не увидев Марины, заметался из стороны в сторону. На минуту остановился, чтобы протереть очки. Зная, что это не поможет, что все равно дальше пятнадцати шагов ему не увидеть, побежал. Звонко зацокали по асфальту железные подковки каблуков. «Смехотура! — в отчаянии думал Павлик. — Если бы сейчас был вечер, из-под каблуков у меня сыпались бы, наверное, искры. Ищи-свищи теперь ветра в поле!»

Через два квартала четвертый от угла дом — ее. Павлик сел, закинул за спинку скамейки руки, вытянул уставшие ноги. Если Марина из школы пошла домой, то они где-то разминулись. Это не исключено. С таким, как у него,