Комната в башне - Джулия Веллсли

Джулия Веллсли

Комната в башне

Глава первая

Войдя на кухню, я машинально бросила взгляд на часы. Четверть одиннадцатого. Памела уже убежала по своим делам, как обычно, позавтракав без меня. Памела — моя давнишняя подруга: сейчас она работает в каком-то рекламном агентстве и крутится как белка в колесе.

Большая газовая плита сияла чистотой; узорную скатерть не омрачало ни единое пятно; посуда в стенном шкафу отблескивала фарфоровой белизной. Из-под пустой молочной бутылки выглядывал уголок письма — с предложением, которого я ждала так давно. На всех предыдущих конвертах стоял розовый треугольник — знак агентства по трудоустройству; аккуратно сложенные бланки внутри содержали предложения о сезонном устройстве аи pair[1] — я решительно отвергала их. Нынешний ответ исходил от работодателя, и это вселяло надежду.

Я взвесила на ладони объемистый конверт из плотной бумаги. Тяжеловесная кельтская вязь окружала почтовый штемпель Девоншира: «Куллин Комб, графство Девон, Объединенное Королевство». Мое имя и адрес были выведены более разборчиво: «Мисс Ванесса Оршад, Лондон».

Вскрывая конверт, я почувствовала легкое волнение. Имя отправителя было напечатано под гербовым оттиском в левом нижнем углу: «Джеймс Веннер, поместье Лонг Барроу, станция Куллинтон, Девоншир».

Мистер Веннер отнесся ко мне с большим вниманием. Моя кандидатура была признана самой подходящей, и все семейство с нетерпением ожидало моего приезда. К письму прилагался оплаченный чек, в письме указывался наиболее удобный поезд, с которым меня ожидали на станции.

Поставив чайник на плиту, я бросилась к телефону, чтобы поделиться новостью с Памелой.

— Все вышло как нельзя лучше! Ты даже не представляешь, как я счастлива. В четверг уезжаю.

— Поздравляю, Несси. Хотя и немного грустно, что ты опять оставляешь меня одну. Предлагаю сегодня же вечером отпраздновать твой отъезд. Пригласим Терри и… может быть, Арманда. Поужинаем вместе, а завтра я помогу тебе собрать вещи.

Честно говоря, я собиралась заняться вещами сразу после завтрака, однако и в самом деле разумнее было дождаться Памелы. Несмотря на частые переезды, я так толком и не научилась укладывать чемоданы.

Прихватив чек, присланный в письме, я отправилась в свой банк. Пожилой клерк в потертых до блеска черных нарукавниках сосредоточенно отсчитывал деньги и не сразу ответил на мой вопрос, имеется ли у них отделение в окрестностях Куллинтона. Виновато улыбнувшись, я добавила, что хотела бы и там распоряжаться своими средствами. К сожалению, как и банковский клерк, я сама плохо представляла, где, хотя бы приблизительно, находится Куллинтон. На помощь пришел почтовый штемпель, поставленный в Куллин Комб, и после нескольких телефонных звонков служащий, наконец, сообщил, что ближайшие отделения банка находятся в Порлоке и Линтоне в графстве Девон. Куллин Комб располагался возле самой границы с Сомерсетширом, и Куллинтон скорее всего был где-то поблизости.

Устроив все дела с банком, я решила прогуляться немного по городу, но вскоре заспешила домой, чтобы в спокойной обстановке все взвесить и собраться с мыслями.

Квартира, которую я снимала вместе с Памелой, находилась на первом этаже старинного викторианского особняка. В одной из просторных зал, в былые времена служивших приемными, была спальня; другую, побольше, мы гордо именовали гостиной. Из мебели было лишь самое необходимое — все, что удалось приобрести на аукционах и дешевых распродажах. Признаться, мебель никогда не была моим коньком. Главной же страстью Памелы была фотография, и если кто-нибудь из друзей хотел преподнести ей приятный сюрприз, то вместо цветов дарил красивый эстамп. Посему стены обеих комнат пестрели от цветных изображений всего, что моя приятельница находила хорошим в этой жизни.

Я принялась за неотложные домашние дела, но мысли витали далеко. Какая, интересно, сейчас погода за городом? День выдался прекрасный, несмотря ни на что; даже здесь, в Лондоне, в зыбкой прозрачности воздуха чувствовалось приближение весны. Преобладающим цветом стал серый. Дома, тротуары, снег — всеприобрело сероватый оттенок. Солнце не показывалось неделями, дни следовали один за другим — короткие и унылые. В болотистых долинах Девоншира сейчас, наверное, стоит туман, солнце почти не проглядывает сквозь низкие тучи. Воздух свежее; его зимнюю прохладу разнообразит солоноватый морской бриз. Что поделать, от холода никуда не убежишь, однако у моря, надеюсь, он не будет действовать на меня столь угнетающе, как в Лондоне.

Мысленно я уже представляла заболоченные луга, плоские вершины холмов, окрашенные в тяжелые, безрадостные тона. Зябко, неуютно. И тем желаннее мягкое кресло у камина, где весело потрескивает огонь. Вечернее чаепитие и уроки музыки.

Музыка… Я отложила в сторону шитье и бережно вынула из шкафа старый, исцарапанный деревянный футляр, хранивший самое заветное сокровище — скрипку, на которой когда-то играл отец.

От старинного инструмента исходило неуловимое тепло, так напоминавшее о родителях. Они умерли, и скрипка была, пожалуй, единственной фамильной реликвией, оставшейся после них. Я никогда не задумывалась о ее реальной ценности. Изготовленная триста лет назад итальянцем по имени Гварнери, скрипка стоила, конечно, безумно дорого. Знатоки сравнивали этого мастера с великим Страдивари, и такое сравнение, признаться, не выглядело натянутым. Даже сейчас, в сумерках, от скрипки исходило таинственное золотистое сияние. Великие мастера унесли свои секреты в могилу, оставив инструменты, блиставшие на протяжении столетий, словно рубин или янтарь…

Погрузившись в раздумья, я совершенно утратила представление о времени и продолжала сидеть в темноте, когда распахнулась входная дверь, щелкнул выключатель и свет люстры озарил комнату.

— Несси?! Почему ты сидишь в темноте? — Памела удивленно остановилась, однако, увидев у меня в руках скрипку, посерьезнела: — Мечтаешь о своем преподавании?

— Если можно так сказать… — я немного смутилась и спрятала скрипку в футляр.

— Если будешь переодеваться, то поторопись. Скоро придут ребята, — голос Памелы доносился уже из ванной.

— О Боже! — я взглянула на часы. — Я и не заметила, что уже так поздно. Бегу!

Ровно в семь часов в дверь позвонили, и Памела, уже успевшая высушить и уложить свои коротко подстриженные каштановые волосы — я все еще возилась со своими, длинными, — впустила Терри и Арманда.

Терри Партон был самым старшим из нас, ему недавно исполнилось двадцать семь. Нам с Памелой было по двадцать четыре, Арманду — двадцать. Терри работал в том же агентстве, что и Памела, в отделе общественных связей. Арманд, побуждаемый письмами своего отца из Франции, уже полгода собирался устроиться туда, чтобы совершенствоваться в разговорном английском.