1850 - Мария Гарзийо

1850

Мария Гарзийо

© Мария Гарзийо, 2017

ISBN 978-5-4485-3291-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мягкий желтоватый свет лампы падает невесомым покрывалом на мое полуобнаженное тело. Чувственный голос Джорджа Майкла, доносящийся из колонок, обещает, что ни с кем и никогда певец не будет танцевать так, как сегодня танцует со мной. Его можно понять, на мне тонкий шелковый халатик, под которым угадывается кружевное белье Шанталь Томасс и чулочки той же производительницы. Макияж и прическа достойно дополняют этот лирично-эротический образ. От занимательного процесса созерцания проэкции собственного совершенства на темном экране телевизора меня отвлекает звонок в дверь. Я покидаю свой диванный пост на короткое мгновение, которого хватает, чтобы повернуть ключ в замке, и спешу вернутся в прежнюю позу: ноги вытянуты, подол халатика зазывно приоткинут, демонстрируя поситителю краешек чулочной резинки. Мой гость, на чью долю выпало счастье наблюдать всю эту неземную красоту, высокий сероглазый шатен в стильной кожаной куртке и джинсах.

– Телевизионного мастера вызывали? – спрашивает он на всякий случай, разглядывая мой легкомысленный наряд.

– Вызывали, – киваю я, проводя кончиком языка по верхней губе, – Проходите, чувствуйте себя как дома.

Мужчина топчется у дверей, неуверенно стягивает с себя куртку.

– А что с вашим телевизором? – интересуется он без особого энтузиазма.

– Не работает, как видите, – я сдвигаюсь на сантиметр, от чего халатик раскрывает свои полы подобно лепесткам цветка, а из глубокого декольте выглядывает слегка прикрытая кружевом грудь.

– Включать пробовали? – юродствует мастер с поганенькой усмешкой на привлекательном лице.

Он приседает на корточки перед печально безмолвствующим окном в мир и разглядывает тянущиеся во все стороны жилы проводов.

– Пробовали. Не включается, – хмурюсь я в ответ, скользя взглядом по его широкой спине и тому, обтянутому джинсами месту, которое по мнению женских журналов, в первую очередь приковывает к себе женские взгляды. Я остаюсь вполне довольной увиденным. Обладатель живописной филейной части между тем продолжает дергать какие-то шнуры.

– Что это за ерунда. Можно подумать, я учился на телемастера, – ворчит он себе под нос еле слышно.

Я игнорирую эти замечания. Мне на данный момент глубоко плевать, на кого он учился. Джорджа Майкла сменяет не менее сентиментальный Фрэнк Синатра со своей знаменитой историей про двух незнакомцев в ночи. Ну же, незнакомец, хватит пыль на ковер трясти, займись чем-нибудь более продуктивным!

– Вы в розетку не воткнули, – делает вывод профи, поворачивая ко мне довольную физиономию.

На экране вспыхивает огромная физиономия Саркози.

– О, Guignoles [1]! – радуется умелец и собирается уже устроится поудобнее для просмотра.

На мое счастье телевизионный пульт у меня в руках. На смену пластмассовым мордам французских политиков приходит страстно целующаяся парочка.

Телемастер нехотя поднимается с ковра и пристраивается рядом со мной на диване.

– Спасибо за работу. Может, выпьете чего-нибудь? – предлагаю я, пододвигаясь поближе.

– Нет, спасибо, – путей к отступлению у него не остается, и он послушно тянет свои губы навстречу моим.

Рука телемастера тем временем гладит мое бедро и, поднявшись выше, вступает в схватку с поясом на халате.

– Мне нечем вам заплатить, – шепчу я ему в ухо между поцелуями.

– Так уж и нечем, – усмехается он, окончательно освобождая меня из плена халата.

Еще пол часа назад я не подозревала о его существовании, а теперь его руки так нахально ощупывают мое разгореченное тело. Мысль о собственной безнравственности не только не останавливает, а наоборот стимулирует желание. Я расстегиваю пуговицы на его рубашке, обнажая сантиметр за сантиметром мужественный торс.

– Как от тебя приятно пахнет, – бормочет незнакомец, зарываясь лицом в мои волосы, – Это те духи, которые подарила моя мама на рождество?

Merde! Я подскакиваю как ужаленная. Барометр желания падает вниз до нулевой отметки.

– Черт бы тебя побрал! Ты опять все испортил!

«Дуби, дуби ду, ду, ду, ду-би-на» тянет Синатра.

– Да ну, глупо все это. Какой из меня мастер! – ноет Филипп, откинувшись на спинку дивана, – Зачем вообще нужны все эти комедии! Я тебя и так хочу.

Прежде чем объяснить, зачем, попробую растолковать, что вообще к чему и кто есть кто. Неудавшийся телемастер – этой мой жених Филипп, мы с ним знакомы уже три года и в скором времени собираемся соеденить свои серца и все, что к этим сердцам прилагается, официальным браком. Рукопись наших отношений, в которой сегодняшний неудачный вечер поставил маленькую кляксу, начилась с белоснежного листа, на котором невидимый купидон начертил нашу первую встречу. Рига. Ночь. Клуб. Музыка. Я в костюме для танца живота. Для несведущих объясню, что каждая вторая (если не полуторашняя) мобильная рижанка хоть раз в жизни посетила занятия этого типично латвийского танца. Я как ни старалась, исключением стать не смогла. Долгие часы, проведенные в попытках заставить свое непослушное тело правильно повторять основы саиди, беледи и трайбла, рано или поздно воплотились в первое публичное выступление. Я ожидаю его с нервозностью новичка, переминаясь с одной усыпанной стразами шпильки выходных туфель на другую. «Ваш диск я забыла, будете выступать под другую музыку. В зале разбили бутылку, так что обувь не снимаем» наставляет нас наша преподавательница, явно успевшая хряпнуть пару бокалов виски, «Сцены нету, надо будет растолкать толпу». Однако. Я собираюсь заявить, что танцевать на двадцатисантиметровой шпильке не буду, а расталкивать пьяных ирландцев тем более, но меня уже никто не слушает. Музыка, мотор, поехали. Мои партнерши по этому безобразию подталкивают меня в спину, и я, размахивая платком как боевым флагом, протискиваюсь в эпицентр народных масс. Нетрезвые посетители клуба не сразу понимают, зачем на танцполе трясутся три ряженые девицы. Когда до них доходит, что это представление призвано усладить их затуманенные алкоголем очи, мужичье начинает активно тянуть руки, чтобы проверить на ощуп подозрительно вибрирующие животы. Подобное бесцеремонное вмешательство явно не облегчают наш и без того тяжкий труд. К тому же пайетки на моей юбке впиваются мертвой хваткой в стразы на каблуке, заметно ограничив мою свободу передвижения. Я топчусь на месте, отбивая элегатными взмахами кистей лезущие из толпы клешни. В этот судьбоносный момент на меня и падает взгляд Филиппа, и компьютер в его мозгу, сопоставив мой сомнительный образ с идеалом женщины, выдает стопроцентное совпадение. Ну, а дальше как в романе какой-нибудь замечтавшейся писательницы. Лучшие рестораны маленькой европейской столицы, отель-спа на побережье, душевные разговоры за бокалом вина и умопомрачительный секс. Меня кружит этот неожиданно ворвавшийся в мою жизнь водоворот, и не успев толком сообразить, что происходит, я обнаруживаю себя в аэропорту в объятиях полузнакомого мужчины, мысль о расставании с которым почему-то вызывает острый приступ грусти. Филипп шепчет мне, что он без ума от меня, что мы скоро увидимся снова, и что когда-нибудь будем жить с ним в доме на берегу Средиземного моря. Я киваю, не веря до конца ни единому слову, и смотрю ему вслед, пока его силуэт не растворяется в толпе.

Я в свои 26 с небольшим хвостиком лет давно уже не являюсь наивной тургеневской девушкой, жизнь которой подобный вулканический роман способен был бы перевернуть с ног на голову. У меня за плечами рюкзачок позитивного и негативного опыта, который своим ощутимым весом тянет к земле, не позволяя оторваться от реальности и взмыть в облака. Кроме него в наличии имеются состоятельные родители, привыкшие баловать единственную дочурку, пара ног приличной длинны, доставшаяся в наследство от прабабушки, более ли менее симпатичная мордашка, сумка Виттон и высшее образование. В следствии присутствия в моей шкатулочке всех этих сокровищ, заграничный брильянт в лице мосье Филиппа не ослепил меня своим сиянием до такой степени, чтобы я лишилась способности здраво мыслить. Хотя, надо признать, затмил таки все разбросанные судьбой на том отрезке моего пути камушки. Кроме внешности, чувства юмора и толики экзотики меня в нем привлекла его уверенность. Будучи приезжим в чужем городе, Филипп ни разу не спросил меня, коренную рижанку, «ну что, куда пойдем?» Он всегда знал, куда идти, что надеть, что заказать в меню и как доехать обратно в отель по встречной полосе. В общем, достоинств у него было много, примем это за аксиому, и не будем раздражать одиноких читательниц зачтением подробного их перечня. После двух лет изучения упомянутых достоинств на расстоянии и во время кратких, но пылких встреч, я отваживаюсь перейти к их исследованию в непосредственной близости. Толчком для такого решительного шага служит официальное предложение, сделанное как и полагается между вторым бокалом шампанского и первой клешней омара на фоне блестящих огоньков Эйфелевой башни. Родители провожают любимую дочь, мужественно пряча слезы, преданная собака, печально подвывая. Моя жизнь, совершив виток над Европой, приземляется во Франции. И тут автор этой утопичной романтической история по требованиям жанра и из желания снять с себя всяческую ответственность за последствия своих выдумок уверенно выводит стандартное «жили они счастливо и умерли в один день» и захлопывает рукопись. А брошенным на произвол судьбы персонажам приходится самостоятельно расхлебывать кашу совместных будней. По началу мы расхлебываем с удовольствием, смакую каждую ложку. Филипп таскает домой букеты цветов, я отвлекаю его от работы любовными посланиями, в выходные мы вылезаем из постели только, чтобы перекусить (я бы не вылезала вообще, но для французов еда – это святое). Мы уверены, что нашу идиллию никогда не потревожит скучный серый быт. Однако, он таки приходит. Осторожно стучится, пробирается в дверной проем, вешает в шкаф свой мышиного цвета плащ и устраивается поудобнее на диване. У телевизора. Судя по всему надолго. Он обнимает мягкой лапой Филиппа и шепчет ему на ухо: «ты устал, приятель, какой там секс, сегодня отличный фильм по телевизору». Потом подсаживается ко мне и уговаривает не менять домашний спортивный костюм на что-то более элегантное. Я пинаю его локтем в бок и, гонимая чувством противоречия, отправляюсь переодеваться. В результате я в полупрозрачной маечке и короткой юбке смотрю отличный фильм в объятиях Филиппа, которому чувство противоречия менее свойственно. Утомленный работой мужчина обещает выполнить свой жениховый долг на следующий день. Но там как назло подлый ящик опять транслирует что-то страшно интересное. Наш серый гость потирает лохматые рученки. Когда я понимаю, что он заметно выигрывает, решаю объявить этому самозванцу войну. Хватаю его безрадостное шмутье и собираюсь уже выбросить в окно, как меня останавливает тот, кто по идее должен был наоборот подбодрить. Филипп не проявляет видимого энтузиазма в ответ на предложение эротического массажа (эх, а в начале хвастался, что лучший в мире массажист, и готов был массировать меня вдоль и поперек с утра до вечера), реагирует на мои недвусмысленные эсэмэс бестолковым «м-м» (а какие красочные монологи я получала на первых порах) и закатывает глаза каждый раз, стоит мне намекнуть, что я уже начинаю покрываться пылью (когда-то намеков не требовалось, было достаточно одного взгляда). Другая на моем месте сдалась бы, удовлетворивший парой интимных сессий в неделю, упаковалась в халат, навертела бы бигудей, перестала краситься и посвятила бы себя домашнему хозяйству. Я привыкла биться до последнего. Приходится признать, однако, что очередной бой с позором проигран.