Нечаянное зло - Аркадий Горизонтов

Аркадий Горизонтов

Нечаянное зло

Глава 1

Ровно в девятнадцать часов она выключила компьютер: нажала клавишу, подождала несколько мгновений, пока не погас экран, слегка потянулась и пружинисто встала из-за стола. Подошла к одежному шкафу-пеналу, сняла с плечиков норковую шубку и набросила ее на плечи. У двери повернулась и внимательно оглядела кабинет. «Кажется, все», — подумала она и выключила свет.

Быстро шагая по длинному стеклянному коридору, женщина морщила нос. «Поздновато идешь, на тебя не похоже», — обратился к ней молодой человек с дымящейся сигаретой в зубах. С взъерошенными волосами и кофте-толстовке с капюшоном, он скорее походил на уличного хулигана, чем на офисного сотрудника. Она не ответила, только махнула парню рукой на прощание. На выходе сдала ключ и поспешно вышла на свежий воздух.

Сегодня она решила обойтись без такси — хотела прогуляться по городу и полюбоваться зимним пейзажем. Кто знает, когда она увидит их снова? Ее дом был в получасе ходьбы, поэтому незнакомка шла не торопясь, рассеянно скользя глазами по сторонам. А вот встречные прохожие посматривали на нее с любопытством, эффектная и со вкусом одетая женщина обращала на себя внимание. Она не переносила пристальных взглядов, поэтому свернула на другую улицу — потемней и малолюдней.

Женщина поворачивала еще несколько раз, словно запутывала следы или отрывалась от слежки. Дорога ей была хорошо знакома. Сейчас, за углом, покажется остов полуразрушенного двухэтажного дома с типовой табличкой «Памятник архитектуры» на почерневшей от времени стене. А за следующим поворотом откроется панорама широкого проспекта с потоком разномастных автомобилей и огнями неоновой рекламы преуспевающих компаний и банков.

Вот так и в человеческой жизни, подумалось ей: поворот — и ты оказываешься в глухом тупике, где темно и страшно, другой поворот — и выныриваешь на широкий простор, где светло и спокойно. Она всеми фибрами души желала себе спокойствия и беззаботного существования. Да, именно этого, чтобы никуда не спешить и никому не быть обязанной. Наслаждаться каждым днем, дышать полной грудью, смаковать жизнь, а не скакать по ней галопом, как она это всегда делала.

От этой мысли ее окатило теплом, она пошла еще медленнее, чтобы растянуть удовольствие от приятной прогулки. На светофоре перешла на противоположную сторону, снова повернула за угол и оказалась в фешенебельном квартале, где находился ее дом. Крупные снежинки кружились в желтом свете кованых уличных фонарей. От этой красоты незнакомка приостановилась и вновь окунулась в раздумья. Пожалуй, ей хотелось испытать себя в новом литературном жанре. Хорошо бы писать романы. Но не слезливо-сентиментальные, называемые в обиходе «женскими», а глубокие — «философские», которыми бы зачитывались интеллектуалы. А что, стоит попробовать, твердо решила она, крепко сжав кулаки в карманах короткой шубки. Женщина даже улыбнулась: «Обязательно возьмусь за книгу и произведу фурор. И сюжет, кажется, есть».

Пятничный вечер обещал быть веселым. Ближайшие рестораны заполнили гости, оттенками разных огней сверкали украшенные новогодней иллюминацией магазины — повсюду царила атмосфера приближающегося праздника. На чистом от облаков небе взошел месяц, яркое сияние которого еще больше добавило ей настроения. Сколько же осталось до Нового года, прикинула она? Ух ты, всего двадцать дней! Ей показалось символичным войти в новую жизнь вместе с Новым годом. Хорошая примета, — решила она, — на удачу!

Войдя в подъезд, женщина по привычке поднялась по широкой лестнице на свой этаж: лифтом она никогда не пользовалась. Спускавшийся сверху сосед поздоровался, она с улыбкой ответила на приветствие и подошла к своей квартире. Секунду постояла на красивом коврике, доставая из сумки ключи и стряхивая с модных сапог налипший снег, потом повернула ключ в замочной скважине. Вошла, сказав по давно заведенной привычке: «Здравствуй, дом!» — и бесшумно затворила за собой дверь…

Глава 2

Профессор Хабаров испуганно подскочил от крика жены, доносившегося из соседней комнаты. Господи, опять ей приснился кошмар, с раздражением подумал он. Они были женаты много лет, но Кирилл Борисович так и не свыкся с этой странностью супруги.

Был шестой час утра, вставать, конечно, рановато, но сон слетел окончательно. Профессор начал энергично растирать уши и виски, прижимать ладони к устававшим от компьютера глазам. Эти манипуляции, называемые почему-то «тибетской гормональной гимнастикой», он почерпнул из Интернета.

Несмотря на ранний час, Кирилл Борисович включил телевизор. Собираться на работу в полной тишине он так и не научился. На центральных каналах начинались утренние передачи: «Веселое настроение», «Доброе утро», на местном канале — «Бодрое утро», с участием кукольной вороны Каркуши, в задачу которой входило будить несчастных детей. Другие каналы, будто сговорившись, показывали приготовление завтрака. Повар, с татуированными от запястий до локтей руками, жарил яичницу с «бэконом» — так он выговаривал это слово. Другой кулинар, находившийся на улице, готовил говяжьи стейки на барбекю, от которого валил густой дым, кажется застилавший собой все Останкино. Повар с церковного канала выпекал аппетитные оладьи. Уверял, что они постные, но почему-то обильно сдабривал их сливочным маслом.

Хабаров искал сюжет с астрологическим прогнозом. Интересоваться гороскопами его приучила жена, встававшая в одно и то же время, чтобы послушать звездочетов. «Вашему знаку день сулит удачу, только избегайте конфликтов», — проворковал женский голос за кадром. «Чур-чур меня». — Кирилл Борисович в испуге отшатнулся от телевизора. Его рабочий день обещал быть хлопотным. Любой из пунктов насыщенного расписания мог обернуться неприятностями. Но главное, как к ним относиться? Вздохнув, Кирилл Борисович начал собираться:

«Надо работать над собой». — Он мысленно составил десятибалльную шкалу настроения. По внутренним ощущениям оно находилось на уровне пяти-шести баллов, не выше. Чтобы поднять дух, начал напевать маршевые советские песни. В особенности ему помогала «Эй, товарищ! Больше жизни!».

Понажимав по инерции кнопки пульта, профессор наткнулся на программу «Семь с четвертью». Ее ведущий — журналист с говорящей фамилией Шершень, безжалостно жалящий острым словом всех без разбору, анонсировал очередной выпуск: «жуткая авария на кольцевой дороге», «кончина журналистки», «смерть от передозировки», «коммунальный апокалипсис», — перечислял он заголовки новостных тем. От нарочитой артикуляции его щеки то раздувались, то сдувались попеременно, губы сжимались и разжимались, будто выплевывая слова. Кирилл Борисович хотел было сменить канал, но заинтересовался первым репортажем: «Вчера в квартире элитного дома на улице с неподобающе революционным названием Красногвардейская обнаружен труп журналистки Светланы Каретной. Пропажу работницы пера не сразу обнаружили, помогли «энэны» — энергичные энтузиасты из числа соседей, которые во вторник почувствовали неладное, разносящееся не парфюмерными ароматами по