"Фантастика 2023-110". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна "О&#39

— Принц души в крестнике не чает. Почти, как я, да и помолвка была бы условной — малышке всего два года. Но Конти слишком хотел Франсуа в зятья… Он произвел на него сильное впечатление еще при первой встрече. Потому и решился на подлог…

— Вы считаете, должность Хранителя печати идет ему больше, чем польская корона?

— На мой взгляд? Да — чиновничья мантия на друге оказалась выгоднее, чем чужая корона на его голове. Но он отказался от неё сам.

— Как он всё это провернул? Должно быть, было задействовано много народа? Тогда как вам удалось сохранить тайну?

— Всего пара человек, друг мой — пара надежных человек… В Книгу не втиснуть запись задним числом, но если подтереть запись о смерти и вписать туда другого человека, как родившегося… даже подписи свидетелей подделывать не пришлось. По легенде, мальчик почти с рождения воспитывался в монастыре. Нет… всё это прошло гладко — с такими-то возможностями! Труднее было другое — убедить Франсуа сменить имя, доказать, что это необходимость.

— Вы могли покровительствовать ему тайно.

— Нет! — резко поставил граф бокал на стол и по стенам запрыгали золотистые блики — свечи щедро подсвечивали драгоценный напиток.

— Я должен был дать ему всё, что могу и имею! Свою душу и сердце в том числе. Я рассказал ему всё, совершенно не жалея себя — так, как было. Зря Маритт опасалась осуждения с его стороны, она для сына — святая. Как и отец, впрочем…

Мужчины опять помолчали, потом де Роган вздохнул и произнес:

— Должен признаться вам кое в чем. Дело прошлое, но… Помните наш уговор — оставить мадам дю Белли лазарету?

— Отчего же? Я помню каждое мгновение с ней связанное. И что с этим уговором не так?

— Я нарушил его, продержавшись не более дня, — с сожалением, но всё же улыбался герцог, — воспользовавшись вашими откровениями, помчался завоёвывать её с подарком — зернами кофе. Но она спала. Вы не поверите, — встал он и прошелся по комнате:

— Ищу в себе стыд по этому поводу, а нахожу одно только удовольствие от тех чувств и воспоминаний. Я не готов был жениться на бесплодной женщине, но с немыслимой силой хотел её для себя, рядом с собой. Я будто сошел с ума тогда — догонял её и искал в По. Меня нечаянно направили по ложному пути, когда она исчезла. Я скакал через всю страну и по дороге заглядывал в каждый дилижанс, согревая на груди драгоценное колье для неё. Я будто с ума тогда сошел, понимая, что упустил её! — повторил он, крепко проводя рукой по лицу:

— Больше того — до дуэли с де Монбельяром оставались считанные шаги. Что творилось со мной, когда я узнал — слухи о бесплодии ложны! А она уже носит ребенка от другого. Я поднял все связи и изгнал дю Белли обратно за океан — к чертям!

— И что бы вы предъявили, как основание для дуэли? — тихо спросил граф.

— Ничего, — устало улыбался герцог. Эта эмоциональная вспышка выжала его, как лимон: — Оснований не было. А подослать убийц не позволила совесть. Мой посланник сказал — она выглядела счастливой. А потом… через годы — я просто понял её и испугался потерять уже как друга. Надеялся хотя бы на дружбу… и предал её — еще не начавшуюся, чтобы не предать нашу с вами. К тому же… женщина в горе не способна рассуждать здраво. Она никогда не приняла бы тот факт, что, скрывая от вас Франсуа, лишает его всяких перспектив. Я сделал выбор между вами, и вы помните? — горько улыбнулся он, — сколько молчаливого презрения! И как неумолимо оно упало на меня! Только она могла так — молча и даже не взглянув! Почти насмерть… Единственная такая женщина — загадка, удивление, тайна! И всё это получил де Монбельяр. Но винить я могу только себя.

Граф ничего не ответил на его исповедь. Сидел, смотрел на горящие свечи и маленькими глотками пил коньяк.

— Почему вы молчите, Алекс? Вам совсем нечего сказать? — все не мог успокоиться герцог. Ему нужно было слышать, нужно было говорить. Ла Марльер скупо улыбнулся. Он не собирался давать оценку его действиям и не стал этого делать:

— Для меня совсем не было шансов — я был женат. Но она есть — судьба, да — я в этом уверен. Или же вы ошибаетесь и есть Он и Божье предназначение. Вы не представляете себе, насколько ответственные меры я предпринимал даже в отношении проверенных содержанок, — криво усмехнулся он, — сам лично вкладывал ломтик лимона, как жемчужину в перловицу и следил, чтобы после они воспользовались настоем хвоща. А тогда… Впервые такое помрачение ума и его не объяснить ни злостью, ни усталостью, ни ошибкой. Так должно было! А больше мне нечего сказать — любовь в себе я задавил, глядя тогда ей в спину. Была надежда потом, позже… но не было шансов — как ни крути, а выглядел я мерзавцем. Потом и вовсе стал бы врагом — после того, что провернул дальше. Она ненавидела бы меня безгранично и яростно — так же, как любила мужа и сына. Что в ней такого, Луи? Как она это сделала с нами? — развернулся он всем телом к другу.

— Очаровала, — серьезно заключил тот, — безусловно, и внешность виконтессы была привлекательной, но то, что внутри — неотразимым. Как острый нож в пышном шелке женского платья. Неразгаданная загадка и мучительная тайна, перед которой не устоять. Она влечет и манит, захватывая в плен, — медленно говорил он, прикрыв глаза и будто глядя в себя: — А что мы с вами? Мы перед этим бессильны — всего лишь слабые мужчины, друг мой… всего лишь…

Светленькая медсестра наклонилась к больному и тихо спросила:

— Ну, как он сегодня?

— Так же, — сердито пробормотал мужчина, — я буду проситься в другую палату. Тут радости мало — того и гляди… Молчит и не ест, пить и то заставляют. Может и правда ему лучше — того…?

— Глупостей не говорите, — отошла от него девушка и склонилась над изможденным мужчиной средних лет:

— Михаил Степанович! Слышите меня? Ну… будем считать, что да. Сегодня к вам подойдет Мария Николаевна, она очень хороший врач. Слышите меня? Она берется за самые трудные случаи и осечек не бывает… ну, ладно, спите, — поправила она одеяло и вышла из палаты.

Второй пациент недовольно завозился и отвернулся к стенке.

Мария Николаевна зашла в палату после тихого часа — стройная приятная женщина с модной короткой стрижкой и прозрачными серыми глазами. Мужчина нашел её интересной, а еще ему любопытно было — как именно она собирается «вытягивать» человека, который всерьез не хотел жить. И он развернулся, собираясь наблюдать. Врач улыбнулась ему и поздоровалась, а дальше всё её внимание досталось «забастовщику».

— Михаил Степанович, голубчик, — приятный женский голос уже вызывал необъяснимое доверие — то ли искренними интонациями, то ли благодаря мягкому тембру.

— Что это вы устроили забастовку? — присела женщина на стул возле больного и зашелестела бумагами в папке. Недолго читала, потом отложила их и легко погладила больного по предплечью: — Я все понимаю. Вы даже не представляете себе — насколько хорошо я вас понимаю. Потому что была, что называется, в вашей шкуре, но моя кома продолжалась дольше — целых пять месяцев. Мы с вами вышли по первому варианту, а могли остаться растениями. Кто-то нас хранил, переживал за нас, молился — вам не кажется?

Больной открыл глаза и прямо взглянул на врача. Недолго, но очень внимательно смотрел, а потом будто нехотя перевел взгляд на окно.

— Вы верите мне, это хорошо. Я не отдам вас и не отстану — примите это, как заявление о намерениях, голубчик, — ворковал женский голос, — а пока послушайте, как обстоят ваши дела на это время — подробно, в деталях… Это будет только правда — вы сильный, я буду говорить прямо. Да и шансы хороши — грех упустить их. Мы с вами выжмем из них все. Готовы слушать? Чудно. Ну-у-у…

После рабочего дня она вышла из больницы, встала на крыльце и глубоко вдохнула теплый летний воздух. Улыбалась. Мимо проходил пожилой мужчина. Он случайно взглянул в её сторону и остановился, просияв лицом.

— Мария Николаевна, дорогая! С Днем Рождения вас! С круглой датой — двадцатилетием! Знал бы — встретил здесь, а мы с коллегами отослали цветы в «Медикус».