Красные цепи - Константин Образцов

— Слушаю, слушаю очень внимательно!

— Это не займет много времени. Я хочу сделать тебе одно предложение. Мне нужно, чтобы ты отдал мне свой медицинский центр, «Данко», и все, что ты там производишь и поставляешь своим клиентам, например Галачьянцу. Полагаю, ты понимаешь, о чем идет речь. Мне кажется, оказание медицинских услуг — это совершенно не твое, а я сумею распорядиться этим бизнесом наилучшим образом. Конечно, я расценю это как дружеское одолжение с твоей стороны и с удовольствием отвечу тем же, если тебе понадобится моя помощь.

Абдулла подумал, что ослышался. Хотя нет: если бы он ослышался, то тяжелая красная волна не поднималась бы сейчас в нем, подобно готовой извергнуться лаве, заливая разум и перехватывая горло спазмом удушающей ярости.

— Абдулла, ты меня услышал? Я бы хотел получить ответ, — донеслось из динамика.

— Что? — Короткое слово было единственным, что Абдулла мог сейчас выдавить сквозь судорожно сжавшиеся голосовые связки.

— Прости, видимо, какие-то проблемы со связью. Я предлагаю отдать мне твой бизнес, связанный с «Данко». Поверь мне, я полностью в курсе того, что ты там делаешь, и твое дело попадет в хорошие руки, обещаю. Ну а я, со своей стороны, буду очень признателен, и…

В следующий миг толстые бронированные стекла автомобиля дрогнули, водитель испуганно дернул рулем, едва не выбросив с дороги с трудом увернувшееся маршрутное такси, а нечеловеческие хриплые вопли, казалось, огласили даже сумеречные улицы, заставив пешеходов испуганно оглядываться. Отдельные связные слова почти терялись в потоке каркающей брани, с трудом пробиваясь сквозь нее, как через треск помех:

— Ты… голову потерял… да?!.. Ты думаешь, ты один тут такой, да?!. Не понимаешь, с кем говоришь… я тебе объясню, кого хочешь приводи, я обосную… ты… готов ответить?!

— Я так понимаю, что ты не согласен на мое предложение, — прозвучал невозмутимый голос в телефоне, когда Абдулла на секунду прервался, чтобы перевести дыхание. — Очень жаль, я искренне хотел решить этот вопрос миром, но ты, видимо, настроен говорить по-другому.

На этот раз водитель был готов к яростному акустическому удару, но ему все же стоило определенного труда удержать руль в руках.

— Ты… мне будешь угрожать?!.. Это я тебе… и твоих… чтобы ты… давай встретимся, поговорим, если ты мужчина!

— Где и когда? — прозвучал быстрый вопрос.

— Заброшенный бетонный завод знаешь на севере, где выезд из города?! Завтра ночью в двенадцать часов буду тебя там ждать! В лицо мне скажешь все это!

— Отлично. Завтра в полночь, завод бетонных изделий, север. Я приеду. До встречи.

Абдулла еще минуты две кричал в трубку, пока не понял, что Кардинал уже давно его не слышит.

Абдулла сжал телефон так, что тот затрещал в кулаке, и, тяжело дыша, обвел взглядом салон «Hammer». Водитель смотрел прямо перед собой, старательно держась обеими руками за руль. Двое охранников на заднем сиденье молча уставились в окна. Несколько секунд Абдулла сидел неподвижно, а потом что есть силы швырнул телефон о приборную панель. Аппарат рикошетом отскочил и как пуля пронесся через весь салон в сторону заднего сиденья, где один из охранников чудом успел уклониться от неизбежного попадания в лоб. Раздался треск и звон рассыпающихся пластмассовых и металлических осколков. Абдулла несколько раз ударил кулаком по дверце, по сиденью и злобно воззрился на водителя, который чуть притормозил на пешеходном переходе:

— Ты всех пропускать теперь будешь, да?! Ты шофер или Армия спасения?! Давай тогда уже никуда не ехать, встань тут и стой, жди, пока весь город мимо тебя не пройдет!

Водитель вздрогнул и резко нажал на педаль газа. Серые тени испуганно метнулись в разные стороны от бампера автомобиля, как брызги грязной воды из-под колес.

Лишь немного успокоившись, Абдулла вдруг понял, что только что возник еще один вопрос, не менее, а может быть и более, важный, чем те, о которых он размышлял по дороге: как Кардинал узнал о его делах? Кто и когда мог ему об этом сказать?

Да что же за день такой сегодня!

Абдулла глубоко вздохнул. Они уже ехали по набережной канала. До «Данко» оставалось минут пять пути.

— Телефон дай мне, — сказал он, и с заднего сиденья мгновенно протянулась рука с точно таким же аппаратом, который разлетелся на куски несколько минут назад. Он уже был включен, и сим-карта вставлена внутрь. Охрана прекрасно знала характер и привычки своего шефа.

— Даня! Чего не отвечаешь, руки заняты?! Давай спускайся уже, я почти приехал, не хватало еще мне бегать за тобой!

«Ты бы вообще не бегал, скотина такая, если бы я тебя не зашил», — подумал Кобот, отложил в сторону телефонную трубку и устало потер виски. Прежние невеселые мысли бродили в голове, как неприятные пьяные гости, только сегодня их было особенно много и вели они себя еще более навязчиво, чем обычно.

Надо же, Даня. Кобот покачал головой: в следующем году ему исполняется пятьдесят лет, он доктор наук, уважаемый человек, даже и без этого проклятого медицинского центра, и вот тебе — Даня! Давай спускайся… Все чаще в последнее время Кобот начинал жалеть, что в свое время проявил чудеса хирургического искусства и в полевом госпитале, при свете переносной лампы, совершил настоящее чудо, вытащив из поджарого тела молодого бандита шесть пуль, да еще и сохранив ему правую ногу, которую любой другой, менее опытный врач просто отрезал бы к чертовой матери во избежание лишних проблем. Зато теперь, похоже, Абдулла считает, что облагодетельствовал своего спасителя, посадив его в кресло управляющего медицинским центром, как будто до этого Кобот побирался на помойке, а не руководил Бюро судебно-медицинской экспертизы, не читал лекции в медицинской академии и не был совладельцем собственного похоронного агентства. Конечно, сейчас он получал каждый месяц столько денег, сколько раньше не заработал бы и за год, но с каждым днем Коботу казалось, что он платит за эти деньги несоразмерно большую цену. И сегодня это чувство было особенно острым.

Даже если бы не было этой чудовищной ситуации с Алиной, так вероломно обманувшей его доверие и сделавшей его виноватым в том, что едва не привело к катастрофе, сегодняшний день и без того не предвещал ничего хорошего. Абдулла предупредил заранее, что привезет очередную партию материала для исследований, а значит, придется снова отвечать на вопросы о результатах, которых не было и, как все больше убеждался Кобот, быть не могло. Когда два месяца назад Абдулла предложил ему найти способ самим изготавливать эликсир, Кобот подумал, что сможет справиться с этой задачей. У него были исходные образцы, было четкое понимание того, из чего делают эту жидкость, и он взялся за дело с твердой уверенностью в успехе. Но чем дальше, тем больше эта уверенность его покидала. Все больше он напоминал самому себе Виктора Франкенштейна, пытающегося создать живого человека из неживой плоти, но только, в отличие от Франкенштейна, у Кобота так и не получилось найти тот чудодейственный электрический разряд, который бы превратил мертвую смесь крови, человеческих тканей и вина в живую воду ассиратума. Еще из курса философии, который им читали в медицинской академии среди прочих общеобразовательных предметов, Кобот помнил, что целое больше суммы своих частей. Человек — это не только ноги, руки, голова и набор внутренних органов. Это еще и то неуловимое, непознанное, что оживляет материю, рождает мысли, чувства, сознание, личность. Точно так же было и с эликсиром: его химический состав Кобот выучил наизусть, ингредиенты были ему известны, и он комбинировал их в самых разных пропорциях и очередности, но очевидно, что в этом напитке было еще что-то, не поддающееся анализу, не определяемое никаким оборудованием и приборами, то, что дает ему живительную силу, которой начисто была лишена малоприятная жидкость, получаемая Коботом в ходе бесконечных экспериментов. Объяснить это он был не в силах даже самому себе, и уж конечно бессмысленно было даже пытаться донести это до сознания Абдуллы, и Кобот раз за разом спускался в подвал, как будто выполняя тяжкую повинность, и камень, давивший на его плечи, становился все тяжелее — тот камень, который он, подобно персонажу греческого мифа, безнадежно пытался закатить на недосягаемую вершину. А еще он чувствовал, что больше не в силах смотреть в глаза материалу, который привозил Абдулла. Потому что все чаще и чаще в последнее время он видел эти глаза во сне.