Очерки истории российской внешней разведки. Том 3 - Евгений Примаков

Согласно имеющейся в деле «Брайтенбаха» справке, 4 декабря 1942 г. агенту «Беку», заброшенному в Германию, был сообщен по радио пароль для встречи с «Брайтенбахом». «Бек» — немецкий коммунист, добровольно сдавшийся в советский плен. После общей проверки он был направлен в разведшколу, по окончании которой заброшен в глубокий немецкий тыл с особым заданием. В спешке военного времени «Бек» не получил, к сожалению, достаточно хорошей и полной подготовки, следствием чего явился его провал. Оказавшись в руках гестапо, «Бек», как было условлено с ним в Москве, подал радиосигнал «работаю под контролем противника». Но Центр по техническим причинам не смог его принять, и работа с агентом велась так, как если бы «Бек» находился на свободе.

11 декабря 1942 г. в Москве получили радиограмму «Бека» о том, что он якобы разговаривал с «Брайтенбахом» по телефону, обменялся с ним паролями, но на следующий день тот на встречу не явился. При повторном звонке к телефону подошла жена, сказавшая, что мужа нет дома.

В справке для Особого совещания из личного дела «Бека» говорится о том, что он «по заданию гестапо с 14.10.42 г. по 12.04.44 г. поддерживал связь с Москвой по радио, передавая сообщения под диктовку сотрудников гестапо, в результате чего в декабре 1942 года был арестован и расстрелян агент органов НКГБ — 201-й, т. е. “Брай-тенбах”».

В ноябре 1945 года Особым совещанием «Бек» был приговорен к расстрелу.

Так трагически погиб в результате предательства и перехвата немцами нашего канала радиосвязи один из лучших агентов советской разведки, который долгие годы самоотверженно, с огромным риском для своей жизни честно информировал нас о подготавливаемой фашистами войне против нашей страны.

35. Агент «Винтерфельд»

Рождественские дни в Западной Европе, в том числе и в Германии, — самые радостные. В 1930 году в Германии встречали Рождество как обычно — шумно, весело, с гусями и запеченными карпами на столах, с гирляндами игрушек и взрывами петард на улицах. Исключение составляла погода — рано ударил легкий морозец, замела пурга, и лужайка перед зданием советского полпредства в Берлине превратилась в настоящее зимнее поле.

Сотрудник берлинской резидентуры Алексей Петрович Никульцев вышел из здания полпредства и удивленно остановился. За несколько лет работы в Германии впервые приходилось видеть такие причуды природы.

Навстречу ему шел с каким-то пакетом немец, рассыльный Министерства иностранных дел Германии, который был известен сотрудникам консульского отдела полпредства СССР уже много лет. Этот человек, сын плотника, сам обучившийся плотницкому ремеслу, в 16 лет поступил юнгой в военно-морской флот Германии. В войну 1914–1918 годов служил на подводной лодке. В 1920–1926 годах был сторонником компартии Германии. В сложной политической обстановке 30-х годов с симпатией относился к сотрудникам советского полпредства. За хороший, спокойный характер и доброе, внимательное отношение к советским людям многие любили его и за глаза уважительно называли «моряком».

Алексей Петрович пригласил его выпить по кружке пива. Ни-кульцев знал, что посыльный МИД — одинокий человек, разошелся с женой, у которой от него остались два сына. Жил он в меблированных комнатах, свободное от работы время любил проводить в пивных, не чураясь незнакомых компаний. Посыльный с радостью согласился: «Вот только передам в полпредство пакет».

Алексей Петрович несколько дней назад ознакомился с директивным указанием Центра: «усилить работу по агентурному проникновению в основные государственные учреждения Германии, в том числе в МИД». «Моряк», правда, не тот человек, который нужен, в МИД он всего лишь посыльный. Но почему не попытаться начать?

Зашли в кафе. Еще раз, уже не спеша, поздравили друг друга с Рождеством и наступающим Новым годом, и Никульцев решил «взять быка за рога». Он спросил собеседника, нельзя ли проверить, работает ли еще в МИД один его старый знакомый, и назвал вымышленное имя. «Моряк» ответил согласием. Договорились встретиться через два дня и в ресторане более основательно отметить приближение Нового, 1931 года.

Через пару дней встретились, и «моряк» сказал, что такого человека в МИД Германии нет. И вдруг неожиданно для Никульцева спросил, не будет ли у него еще каких-либо просьб.

На одной из следующих встреч курьер МИД сам предложил Ни-кульцеву принести достоверные сведения о лицах, выезжающих в СССР, мотивы которых расходятся с официальными. За эти материалы Алексей Петрович передал «моряку» небольшую сумму денег.

24 января 1931 г. резидентура в Берлине доложила в Центр о приобретенном ею новом источнике в МИД Германии, который в память о начале сотрудничества получил псевдоним «Винтерфельд» (зимнее поле — нем.).

Шло время. «Винтерфельд» по-прежнему работал посыльным, отличался исполнительностью, успешно справляясь с теми поручениями, которые давались начальством. Нередко курьеру приходилось подменять заболевших чиновников в других отделах. В целях повышения конспирации в работе «Винтерфельда» перевели на связь из «легальной» резидентуры, в которой работал А.П. Никульцев, в нелегальную, возглавляемую В.М. Зарубиным. Непосредственную связь с ним стала осуществлять жена Зарубина — Горская, отдавшая много сил и умения, чтобы обучить «Винтерфельда», сделать из него настоящего профессионала. Она рассказывала «Винтерфельду», какие из проходящих через его руки материалов представляют наибольший интерес для разведки.

Подменяя чиновника в Экономическом отделе МИД, «Винтерфельд» имел возможность читать документы этого отдела, и Горская учила агента, что получаемые им сведения будут иметь ценность только тогда, когда будут указаны источники и даты получения этих материалов.

Центр сообщал резидентуре: «Из материалов «Винтерфельда» нас интересуют секретные шифровальные телеграммы, секретные доклады посольств и прочая секретная переписка. Помимо этого нас интересует личный состав МИД, его взаимоотношения, связи МИД с другими учреждениями и т. п.». Помог случай. Заболел чиновник шифротдела, и «Винтерфельда» на какое-то время попросили оказывать помощь в работе этого отдела, в результате чего он получил временный доступ к шифртелеграммам. В октябре 1934 года Центр уже сообщал: «Получаемые в последнее время от «Винтерфельда» тексты германских шифртелеграмм весьма ценны по содержанию и одновременно могут быть использованы в качестве подсобного материала при разработке кода». В связи с этим Центр одновременно потребовал «усилить поступление шифртелеграмм и дипломатической переписки, особенно обратить внимание на документы Москвы, Лондона, Парижа и Рима». В последующей переписке с Центром говорилось: «Мы чрезвычайно заинтересованы в получении наиболее обширного документального материала о франко-германских отношениях. Поручите «Винтерфельду» отбирать все документы, освещающие эти отношения».

Во исполнение этих указаний Центра резидентура в Берлине весной 1936 года приступила к обучению «Винтерфельда» технике фотографирования документов. Овладение этим новым для агента делом продвигалось медленно, так как у него не было на работе места, где можно было бы укрыться от посторонних глаз. Но «Винтерфельд» проявлял большое упорство и изобретательность. К концу года ему удалось научиться получать сносные снимки документов. В марте 1937 года Центр сообщал в Берлин: «Снимки «Винтерфельда» получаются вполне удовлетворительные. Пусть он продолжает так же работать и впредь».

Однако ситуация осложнилась. Летом 1936 года «Винтерфельд» с согласия резидентуры вступил в отряд штурмовиков, состоявший из бывших военных моряков, руководителем которого был один из его командиров. Тем же летом «Винтерфельд» прошел в школе штурмовых отрядов (СА) «Берлин — Бранденбург» курс обучения и получил звание штурмфюрера.

Свои впечатления от пребывания в этой школе «Винтерфельд» изложил по просьбе резидентуры в специальной записке. В ней он не скрывал, что некоторые стороны национал-социалистской пропаганды, распространявшейся в школе, а также царившая там атмосфера произвели на него сильное впечатление. Отмахнуться от этого, писал он, нельзя: лозунги о возвращении Германии Данцига и «польского коридора», о присоединении Австрии получают у слушателей курсов широкую поддержку.

Получив эту записку, заместитель начальника ИНО Б.Д. Берман написал на ней: «Значит, влияние наше на агента слабее, чем влияние СА. Главное заключается в том, чтобы исправить это ложное впечатление “Винтерфельда”». Зарубин ответил Центру: «С Вашей оценкой перемены в настроениях «Винтерфельда» мы согласны. Эти настроения требуют от нас упорной и методичной идеологической работы… Наше влияние на «Винтерфельда» должно быть абсолютным».

В связи с поступлением таких сведений о «Винтерфельде» и тем, что резидент нелегальной резидентуры Зарубин готовился покинуть Германию и связь с агентом вместо Зарубиной-Горской стал поддерживать агент «Вилли», Центр в мае 1937 года направил в Берлин указание: «“Винтерфельда” законсервировать, обусловив явки и пароль для восстановления связи».