Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет - Александр Лопухин

VII. Манна

Начиная с восьмого стана – в пустыне Син – манна сделалась источником пропитания израильтян и служила таковым до самого вступления в Землю обетованную. Источник этот был совершенно необычайный и чудесный; но для уяснения того, что собственно представляла собой эта манна, может служить, отчасти, встречающаяся на Синайском полуострове естественная манна, так называемая тамарисковая, с которой некоторые исследователи, усиливающиеся все чудесное низводить на почву естественную, даже стараются отождествить ее.

В некоторых частях Синайского полуострова действительно встречается естественная манна, по своим свойствам отчасти похожая на библейскую и даже теперь называемая у местных бедуинов манна эссема, т. е. «небесная манна». Это беловатое смолистое вещество, имеющее душистый запах и высачивающееся из стволов особого кустарника – тамариска (tamarix mannifera). Тамариск растет в западной половине Синайского полуострова, в каменистой Аравии и в странах заиорданских. Собственно на Синайском полуострове истечение этого смолистого вещества происходит в месяцах мае и июне, вообще после зимних дождей. В другие месяцы его совершенно не бывает. Оно имеет вкус меда и сочится из кустарника совершенно так же, как известная смола, которая высачивается временами из вишневого ствола и, в случае особенного изобилия, падает на землю. При падении на землю манна, естественно, принимает в себя и другие элементы, так что для употребления ее требуются известные приспособления. Арабы кипятят ее в горшке, затем пропускают через полотно для очищения, и потом сливают в жестянки, в которых она может сохраняться по несколько лет. Местные бедуины и греческие монахи едят ее с хлебом как медовую приправу, но она никогда не употребляется в качестве и взамен самого хлеба. Ясно, что такая манна не может служить источником пропитания, так как она не в состоянии поддерживать жизненных сил. Даже один из исследователей, старающихся отождествить небесную манну, которой питались израильтяне, с тамарисковой, находит себя вынужденным сказать, что «последней было бы совершенно недостаточно для питания, так как она не содержит в себе азотистого начала» (Бартело).

Но, кроме этого, между небесной манной, служившей источником пропитания израильтян, и манной тамарисковой есть много других существенных отличий, делающих отождествление их совершенно невозможным. Израильтяне получили ее впервые в пустыне Син, в восьмом стане (Исх 16:1–14), когда именно на поверхности земли, к изумлению народа, появилось «нечто мелкое, круповидное, мелкое как иней на земле», и они питались ею в течение всего своего сорокалетнего странствования по пустыне. Она перестала падать уже тогда, когда они перешли через Иордан (Ис Нав 5:12). В течение всего странствования она выпадала каждое утро, как роса, и в таком количестве, которого достаточно было для пропитания целого народа, состоявшего не менее как из двух или даже трех миллионов душ. Каждый собирал ее столько, сколько достаточно было для пропитания себя и своего семейства, именно по гомору на душу (Исх 16:16). Накануне субботы выпадение манны и сбор ее были в двойном количестве, чтобы не нарушать субботнего покоя (16:22–24), и она не портилась, хотя в остальные дни недели всякий излишек подвергался порче и гниению. В субботние дни манна совершенно не появлялась, хотя некоторые сначала выходили для сбора ее и по этим дням (Исх 16:27). По дальнейшему описанию – «манна была как кориандровое семя; белая, вкусом же подобна лепешке с медом» (16:31). Кориандр есть небольшое зонтообразное растение, с мелкими круглыми семенами. В Числ 11:7 манна по виду уподобляется бдолаху («видом как бдолах»); бдолах есть смолистое вещество, вытекающее из бдоллы, особого рода пальмы. Она была настолько твердая, что ее нужно было молоть на жерновах, толочь в ступе, варить в котлах и затем делать из нее лепешки, которые вкусом были подобны лепешкам с елеем или медом (Числ 11:8; Исх 16:31). Со временем эта однообразная пища, естественно, приелась и надоела израильтянам, так что они роптали и называли манну «негодною пищей» (Числ 21:5), или точнее – «слишком легкой»; но в действительности они не голодали и, во всяком случае, не умирали с голоду, как это было бы неизбежно с манной тамарисковой.

Из этих подробностей видно, что библейская манна отнюдь не то же, что тамарисковая. Кроме непригодности последней для питания, ее было бы положительно недостаточно для израильтян. Для них, по меньшей мере, требовалось до полумиллиона пудов манны еженедельно, между тем как тамарисковой манны даже в хорошие годы собирается не более 25–30 пудов в год, и она служит лишь лакомой приправой к хлебу для местных жителей. Притом, тамарисковая манна была хорошо известна в Египте; о ней часто упоминается на памятниках под названием «белая манна», и она, поэтому, не могла бы так поразить израильтян, как поразила их манна чудесная.

VIII. Валаам

Валаам представляет собой одну из замечательнейших личностей в библейской истории по той раздвоенности духа и смеси в нем истины и заблуждения, которые он обнаруживает в своих действиях. Он происходил из города Пефора, лежавшего на берегу Евфрата, в северной части Месопотамии. Город этот был центром всякого рода волхвов и прорицателей и пользовался обширной известностью во всех окружающих странах. Самым замечательным из них был Валаам, который обладал знаниями, далеко превосходящими познания обычных языческих прорицателей. В некоторых своих изречениях он прямо обнаруживает знание истинного Бога и даже тех обетований, которые даны были Аврааму и последующим патриархам избранного рода. Это, несомненно, объясняется прежде всего тем, что на реке Евфрат среди населения сохранялись предания о бывших откровениях Аврааму, вышедшему именно из этой местности, но затем и самым характером положения Валаама. Как прорицатель, пользовавшийся обширной известностью у различных соседних народов, он для поддержания своей славы, очевидно, должен был следить за ходом религиозных воззрений этих народов, изучать их, чтобы при случае не обнаружить своего невежества перед прибегавшими к его помощи царями. Отсюда, если сравнить его изречение в Числ 23:10 с обетованием Божиим Аврааму в Быт 13:16, и особенно Числ 23:24; 24:9 с Быт 49:9; Числ 24:17 с Быт 49:10, то сразу будет видно, что Валаам хорошо был знаком с религией Иеговы и историей избранного народа.

Это знакомство не могло не иметь на него благотворного влияния, и он в глубине своей души носил искру истинного боговедения и убеждения в превосходстве Иеговы над всеми языческими богами; но внешнее его положение в качестве прорицателя и особенно обычное у волхвов корыстолюбие не давали разгореться этой искре в нем и заглушили ее до того, что он противился прямым внушениям Божиим. Ввиду этого, самые взгляды на него двоятся. Одни, как например, Тертуллиан и блаженный Иероним, считают его истинным пророком, но только погрешившим через свою корысть и честолюбие; другие, как например, Филон Александристский, св. Амвросий Медиоланский и блаженный Августин, видят в нем ложного пророка и язычника, который только сделался орудием благословения для израильтян. Само Св. Писание скорее дает основания в пользу последнего взгляда, так как он называется не словом наби, прилагаемым к истинным пророкам, а только косем, т. е. прорицателем, волхвом, что обыкновенно прилагается только к людям, занимающимся волхвованием, запрещенным в законе (Втор 18:10 и сл.; 1 Пар 15:23 и др.).

Вопреки своим глубочайшим убеждениям, он за «мзду неправедную» хотел проклясть Израиля, но в самый торжественный момент, под влиянием Духа Божия, истина в нем восторжествовала над ложью и он превратился в истинного пророка, изрекшего одно из самых возвышенных пророчеств о Мессии: «Вижу Его, но ныне еще нет; зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова и восстает жезл от Израиля, и разит князей Моава и сокрушает всех сынов Сифовых» (Числ 24:17). Эта звезда, восходящая от Иакова, этот жезл, поражающий Моава и всех врагов Израиля, есть именно Мессия, как на это указывает самая торжественность тона, возвышенная иносказательность, отдаленность самого времени и единогласное предание как иудеев, так и христиан. Мнение, что под звездой здесь разумеется Мессия, было столь распространено среди иудеев, что один из лжемессий, именно являвшийся при Адриане, называл себя прямо «сыном звезды» (Бар-Кохба). Отцы и учителя церкви единогласно разумеют Мессию.

IX. Солнцестояние при Иисусе Навине

В битве при Гаваоне совершилось одно из величайших чудес, о которых только повествуется в Библии. Именно, Иисус Навин остановил солнце и луну в их обычном течении и тем продолжил день, давший ему возможность докончить поражение врагов. Об этом чуде в книге Иисуса Навина рассказывается так: «Иисус воззвал к Господу в тот день, в который предал Господь Бог Амморея в руки Израилю, и сказал пред израильтянами: стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиною Аиалонскою! И остановилось солнце, и луна стояла, доколе народ мстил врагам своим. Не это ли написано в книге Праведного: стояло солнце среди неба, и не спешило к западу почти целый день? И не было такого дня ни прежде, ни после того, в который Господь (так) слышал бы гласа человеческого. Ибо Господь сражался за Израиля» (Ис Нав 10:12–14). Затем, в подтверждение этому, автор книги Иисуса, сына Сирахова, характеризуя Иисуса Навина, говорит, между прочим: «Не его ли рукою остановлено было солнце, и один день были как бы два?» (Сир 46:5). Так как это чудо касается астрономической области, где с особенной определенностью признается действие правильных и неизменных законов, то неудивительно, что оно встречает много возражений. Прежде всего, указывают на неправильность самого выражения: стой, солнце, так как для удлинения дня требовалось бы остановить землю, которая своим движением вокруг своей оси и производит явление дня и ночи. Но на это нужно сказать, что Иисус Навин не имел ввиду в пылу битвы соблюдать точность астрономических выражений, а высказал свое повеление обычным разговорным термином, который вполне допускает такое выражение. Это солнцестояние имело своим результатом удлинение дня настолько, что день этот был совершенно необычайным, «был как бы два дня». Некоторые толкователи, чтобы избегнуть как указанного, так и других возражений против чуда, стараются объяснить эту продолжительность дня субъективным впечатлением Иисуса Навина и израильтян, именно в том смысле, что поражение, нанесенное ими неприятелям, было такое полное, что для него, по-видимому, недостаточно было бы одного обыкновенного дня, и потому день тот как будто в действительности был вдвое продолжительнее. В подтверждение этого ссылаются на то, что самое повествование о чуде берется из «Книги праведного», т. е. сборника героических песен, в которых воспевались с обычной поэтической вольностью различные события и подвиги израильских героев. Но на это нужно сказать, что цитата из «Книги праведного» приводится не как источник самого события, а лишь в подтверждение рассказа самого Иисуса Навина, в том смысле, что это великое событие к тому времени, когда писал свою книгу Иисус Навин (в конце своей жизни), уже сделалось предметом народного поэтического творчества, воспевалось в «Книге праведного», таким образом, было событием общеизвестным, не требовавшим особенного удостоверения в его действительности. Что касается самой продолжительности дня, то, ввиду недостаточной определенности выражений в повествовании о чуде, определить ее невозможно. День, видимо, уже клонился к западу, так как виден был на небе и серп луны. Поэтому можно только предполагать, что с момента чудесной остановки солнца ночь не наступала еще так долго, что израильтяне имели полную возможность докончить дело поражения неприятеля и самый день сделался как бы двойным против обыкновенного.