Путешествия с тетушкой. Стамбульский экспресс - Грэм Грин

— Вы совершенно правы, — произнесла Джанет Пардоу; на минуту остановившись, она повернулась к нему и взглянула на него глазами, сияющими от восхищения.

Мисс Уоррен писала письмо, но видела, как они прошли мимо. На коленях у нее лежал блокнот, вечное перо прыгало по бумаге, брызгая чернилами и выкусывая глубокие дыры.

«Дорогой кузен Кон, — писала она. — Пишу тебе письмо просто от нечего делать. Пишу из Восточного экспресса, хотя в Константинополь я не еду, выхожу в Вене. Но сейчас не об этом! Можешь ли ты купить мне пять ярдов шелкового бархата для портьер? Розового. Я снова буду делать ремонт в квартире, пока Джанет отсутствует. Она в этом же поезде, но мы расстанемся в Вене. Хорошенькая работенка — охотиться за противным стариком почти по всей Европе. „Развеселая жизнь“ тоже в этом поезде, но ты ведь, понятно, книг не читаешь. И довольно милая маленькая танцовщица по имени Корал, которую я подумываю взять себе в компаньонки. Все никак не могу решить, ремонтировать ли мне квартиру. Джанет говорит, что проездит всего неделю. Ни в коем случае не плати больше, чем по восемь — одиннадцать за ярд. Мне, думаю, подойдет и голубой, но не синий, конечно. Человек, о котором я упомянула, — писала мисс Уоррен, следя глазами за Джанет Пардоу и протыкая пером бумагу, — думает он умнее меня, но ты ведь знаешь, Кон, не хуже, чем я, что я могу черт-те что устроить любому, кто так думает. Джанет — шлюха. Я подумываю взять новую компаньонку. В этом поезде едет маленькая актриса, она подошла бы мне. Посмотрел бы ты на нее, Кон, — прелестная фигурка. Ты бы тоже залюбовался ею. Не очень хорошенькая, а ноги красивые. Я все-таки думаю, нужно привести квартиру в порядок. Да, вот что. Можешь давать за тот бархат на портьеры десять — одиннадцать, но не больше. Возможно, я поеду до Белграда, так что подожди, пока я снова не дам знать. Джанет, кажется, строит куры этому типу Сейвори, но я и ему могу черт-те что устроить, если захочу. До свиданья, береги себя. Передай привет Элси. Надеюсь, она лучше за тобой ухаживает, чем Джанет за мной. Ты всегда был удачливей меня, но вот когда увидишь Корал… Ради бога, не забудь про этот бархат на портьеры.

С любовью,

Мейбл.

P. S. Ты слышал, что дядя Джон на днях скоропостижно скончался почти у моего порога?»

Перо мисс Уоррен завершило письмо огромной черной кляксой. Она обвела ее жирной линией и написала: «Извиняюсь». Затем вытерла перо о юбку и нажала звонок, вызывающий официанта. Во рту у нее страшно пересохло.

Корал Маскер постояла в коридоре, наблюдая за Майетом и раздумывая над тем, серьезным ли было предложение Мейбл Уоррен. Майетт сидел склонив голову над кипой бумаг, карандаш его бегал вверх и вниз по столбцам чисел, все время возвращаясь к одной и той же цифре. Затем он положил карандаш и охватил голову руками. На миг она почувствовала жалость и в то же время благодарность. Когда не было видно его проницательных глаз, он мог сойти за школьника, отчаянно трудившегося над домашним заданием, которое никак не получалось. Она заметила, что он снял перчатки, чтобы удобнее было держать карандаш, и его пальцы посинели от холода; даже шикарное меховое пальто казалось ей жалким — от него не было никакой пользы. Пальто не могло решить его задачек или согреть ему пальцы.

Корал открыла дверь и вошла. Он поднял глаза и улыбнулся, не переставая работать. Ей хотелось отобрать у него работу, подсказать ему правильное решение и предупредить: учитель не должен догадаться, что ему помогали. «А кто ему помогал? Мать? Сестра? Конечно, уж не такая дальняя родственница, как двоюродная сестра», — размышляла она, усаживаясь; ее непринужденное молчание свидетельствовало о том, как они близки друг другу.

Когда ей надоело следить через окно за надвигающимся снегопадом, она заговорила с ним:

— Вы сказали, что я могу прийти сюда, когда захочется.

— Конечно.

— Я чувствовала себя просто скотиной — вдруг ушла, даже не поблагодарила вас как следует. Вы были так добры ко мне вчера вечером.

— Я и представить себе не мог, что вы останетесь в купе с тем мужчиной, когда вам стало плохо, — сказал он, нетерпеливо постукивая карандашом. — Вам нужно было хорошенько выспаться.

— Но почему вы так интересуетесь мной?

И услышала роковой, неотвратимый ответ:

— Мне кажется, я очень хорошо вас знаю.

Он тут же вернулся бы к своей работе, если бы не ее горестное молчание. Она видела, что он обеспокоен, удивлен и немного смущен. «Он считает, что я хочу заставить его спать со мной, — подумала она и сразу же задала себе вопрос: — А я хочу? Хочу?» Если бы он слегка взъерошил ее волосы, быстро расстегнул платье, прильнул губами к ее груди, то стал бы совсем похож на тех других молодых людей, которых она знала. «Я в долгу перед ним, и мне нужно ему это позволить», — думала она, но опыт других женщин снова напомнил ей о том, что долг ее гораздо больше. «Но как я могу заплатить, — размышляла она, — если он не настаивает на оплате?» И сама мысль о том, чтобы предаться этому незнакомому делу, когда она не пьяна, как, по ее догадкам, были пьяны другие женщины, не пылала страстью, а просто испытывала благодарность, бросала ее в холод сильнее, чем вид падающего снега. Она даже хорошенько не знала, как тут вести себя, следует ли оставаться с ним всю ночь, нужно ли все с себя снимать в этом холодном купе. Но тут же принялась утешать себя мыслью о том, что он, подобно другим ее знакомым, удовольствуется малым, он просто более щедр.

— Прошлой ночью я видел вас во сне, — сказал Майетт. Произнося эти слова, он пристально смотрел на нее; по его напряженной позе и по тому, как он неправильно истолковал ее молчание, она поняла: в общем-то они мало знают друг друга. Он нервно засмеялся. — Мне приснилось, что я заехал за вами и пригласил прокатиться, и тут вы собрались… — Потом замолчал в раздумье и не закончил фразу. — Вы меня взволновали.

На нее напал страх. Казалось, это ростовщик перегнулся через свою конторку и мягко, но неумолимо повел разговор об уплате долга.

— Это ведь во сне, — сказала она.

Но он не обратил внимания на ее слова.

— А потом мимо прошел проводник и разбудил меня. Во