Величайший рыцарь - Элизабет Чедвик

– Все это было, – мрачно признал он. – Я участвовал в набеге конницы, когда входил в свиту молодого короля. Я все знаю про мародеров и про то, как с ними разбираться. – Он посмотрел на оцарапанные пальцы правой руки, потом раскрыл ладонь. Изабель увидела мозоли от рукоятки меча. – Те, на которых мы натолкнулись, теперь получили свою часть Англии – могилы. Остальные еще долго не захотят уходить далеко от своих очагов. Я потерял одного стражника, шестерых пехотинцев и лошадь. И получил тридцать больших луков из их лагеря, другое оружие и то, что они украли у жителей Кингстона.

У него стала подрагивать щека, и она поняла: муж не скажет ей, что именно это было.

Изабель расстегнула его пояс, и Вильгельм встал, чтобы она помогла ему освободиться от остальной одежды. Она резко вдохнула воздух при виде уродливого ожога у него на запястье и приказала служанкам быстро принести для него мазь.

– Я обжегся о котел. Случайно, – сказал Вильгельм, пожимая плечами. – Никаких боевых ран.

– Нет? Тем не менее я вижу, чего тебе это стоило…

Он махнул рукой, желая закончить этот разговор.

– В основном, это стоило мне сна, – сказал он. – В сутках мало часов, чтобы успеть сделать все, что нужно.

Теперь он почти полностью разделся. Перед тем, как сесть в ванну, Вильгельм пересек комнату и раздвинул занавеску, чтобы взглянуть на спящих сыновей. Каждый лежал со своей стороны колыбели, маленькие личики во сне раскраснелись. У Вильгельма-младшего были светло-русые волосы, а у Ричарда рыжеватые, унаследованные от дедушки де Клера.

– Все дети должны иметь возможность вот так спать, – сказал он Изабель. – В безопасности, когда их никто не беспокоит. – Он покачал головой. – Я помню, как однажды видел в Пуату точно так же спящего принца Иоанна, но где-то на пути что-то сломалось, он был испорчен без надежды на исправление… Я не позволю, чтобы это случилось с моими сыновьями. Ничто из этого.

Он закрыл лицо ладонями. На миг Изабель показалось, что муж плачет, но, когда он отвел ладони, глаза у него были сухими, взгляд тусклым, как может быть только у невероятно усталого человека.

– Ничто из этого, – повторила она за мужем и нежно повела его к ванне.

Изабель стянула с него штаны и помогла забраться в ванну. Потом она принесла ему хлеб, копченую селедку, еще вина, отпустила служанок и оруженосцев и сама принялась его мыть. Он него воняло лагерем, и Изабель поняла, что он был вместе с солдатами и на поле. Кожа пахла дымом и потом.

Он поел и выпил вина, и это сразу же дало результат. Лицо приобрело обычный цвет, даже раскраснелось, а глаза перестали быть стеклянными.

– Губерт Вальтер, епископ Солсбери, говорит, что назначен выкуп, и подтверждает, что король жив.

– Сколько? – спросила Изабель.

Вильгельм съел остатки хлеба и осушил кубок.

– Королевский выкуп, – ответил он с глубоким вздохом. – Сто пятьдесят тысяч марок, выплачивать нужно в три приема.

У нее в отчаянии округлились глаза.

– Боже! Как найти такую сумму?

– Бог знает, и я надеюсь, что Он мне подскажет в самое ближайшее время, потому что этим должны заниматься юстициарии. Если мы не сделаем этого быстро, восстание Иоанна возобновится, и в стране начнется настоящая война. – Он опустил голову под воду, прополоскал волосы и снова вынырнул. – Действовать нужно быстро еще и потому, что принц Иоанн и Филипп французский предпримут все возможное, чтобы помешать освобождению Ричарда. – Он стал мыться, теперь более энергично. – Как я понимаю, часть средств выделят цистерцианцы – налог овечьей шерстью, и можно взять заем у церкви – золотом и серебром.

Пока он говорил, лицо у него мрачнело.

– Ты против этого?

– Нет, это нужно сделать, но это напоминает мне время на службе у молодого короля. Тогда мы тоже забрали у церкви реликвии – чтобы заплатить наемникам, и мне не по себе от этой мысли. – Он вылез из ванны, обвязал полотенце вокруг бедер, накинул еще одно на плечи и вздохнул. – Придется обкладывать людей налогами, пока не закричат от возмущения. Некоторых будем просить дать столько, сколько смогут, – с обещанием Ричарда, что они будут за это вознаграждены.

Изабель нежно вытерла его.

– А ты какую награду желаешь получить от Ричарда? – тихо спросила она.

Вильгельм вздохнул и обнял ее.

– У меня и так всего достаточно, – сказал он. – И более чем достаточно. Но надо оставаться фаворитом. Епископ Солсбери намекнул о более высоком месте в церкви для моего младшего брата… Может, он станет епископом. Моя верность, если останется непоколебимой и проявится не только в выполнении долга, поможет облегчить судьбу моего старшего брата, который поддерживал принца Иоанна. Кроме того, я дал клятву верности Ричарду, и она действует до самой смерти.

Изабель быстро приложила ладонь к его губам.

– Не произноси это слово, – укорила она его.

– Которое? – спросил он. – Верность?

Изабель попыталась высвободиться из его объятий, но Вильгельм крепко прижимал ее к себе.

– Одно связано с другим, – прошептал он ей в висок. – По крайней мере, для меня. За Ричарда я поручиться не могу. – Он накрутил ее косу на руку и нежно ее поцеловал. – Если тебе так нравится больше, то я скажу, что это закон, по которому я живу. Я знаю, что Господь имеет право положить конец моей жизни, когда захочет, но я молюсь, чтобы он позволил мне увидеть, как мои сыновья вырастут большими и сильными.

Изабель еще раз его толкнула, на этот раз нежно, потом снова оказалась в крепких объятиях мужа и молча обвила его руками.

Иоанн Маршал смотрел на женщину, которая была его прошлым и в которой он до сих пор нуждался. Эта боль напоминала гниющий зуб, который у него никогда не хватало мужества вырвать. Затем он посмотрел на мужчину, стоявшего рядом с ней. Темноглазый, спокойный и уверенный в себе. Гийом де Коллевиль был мелким землевладельцем из Суссекса, мелкой рыбешкой, которой Иоанн мог очень сильно осложнить жизнь, занимая должность шерифа этого графства.

– Вы хотите моего благословения на брак? – кисло рассмеялся Иоанн. – Боже, мое благословение – это последнее, что вам нужно!

В глазах Алаис появился укор. Мужчина сжал кулаки. Иоанну хотелось схватить его и посадить в тюрьму. Вначале он был очень щепетилен в таких вопросах, но со временем стал смотреть на эти вещи проще.

– Мне не нужно ни твое благословение, ни твое согласие, – заявила Алаис, решительно упершись руками в бока. – Но я надеюсь, что ты, по крайней мере, пожелаешь мне добра. Я хотела сама сообщить тебе об этом. Так честнее и благороднее…

Внезапно в горле Иоанна появился ком.

– Благороднее! – он чуть не подавился словом и повернулся к де Коллевилю. – Она рассказала вам о своем прошлом?

Иоанн не знал, ухмыляться ли ему, говорить как мужчина с мужчиной, быть честным и справедливым или кусаться, как раненый зверь.

Мышцы де Коллеувиля напряглись, потом расслабились. В нем шла внутренняя борьба.

– Все, – ответил он спокойно. Это спокойствие ему явно нелегко давалось. – Между нами нет секретов.

– Тогда забирайте ее, – Иоанн махнул правой рукой так, словно что-то отбрасывал. – И желаю вам получить от нее больше радости, чем получал я.

Алаис с трудом подавила возражения, и глаза у нее наполнились слезами боли.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал? – рявкнул на нее Иоанн. – Что осталось недоговоренным? Ты все сказала на могиле нашего ребенка. Если было грехом держать тебя в любовницах, то я уже заплатил кровавую цену. – Он попытался взять себя в руки. – Мой брат знает?

– Он согласился выступить свидетелем на нашей свадьбе, – с каменным лицом ответил де Коллевиль.

Иоанна чуть не вывернуло наизнанку.

– Как я предполагаю, мои дети не возражают.

– Они наши дети, – ответила Алаис дрожащим голосом, но все равно держа себя в руках. – И они этому рады… Я тоже заплатила цену.

Иоанн проглотил ком.

– Я желаю тебе всего доброго, – удалось ему выдавить хриплым голосом. – Я на самом деле желаю, но больше ничего у меня не проси, потому что я не могу этого дать. Я не так щедр душой.

Вскоре после этого они ушли. Он и не ожидал, что они останутся. Иоанн сложил руки на груди, чувствуя себя так, словно кто-то проткнул его копьем. Алаис, Алаис. Дело было не в любви или душевных муках из-за нее, и не в том, что он не мог без нее жить. Он мог. Больно было потому, что все обещания и сладость его молодости быстро истекали кровью, а он приближался к грустной старости. Впереди ждала пустота. И еще Алаис получила благословение Вильгельма, которое сам Иоанн дать не мог. Он не был достаточно щедр.

– Господин?

Он поднял голову. Голос молодой жены звучал робко. Она никогда не называла его Иоанном, хотя он и разрешил ей это.

– Что? – рявкнул он и выпрямился. У него начала болеть голова, в висках стучало, глаза жгло.