Теория культуры - Коллектив Авторов

Передвижение по улицам могло затрудняться не только их узостью, но и отсутствием твердого покрытия. В европейских городах Средневековья и первых веков Нового времени в уличной грязи после дождя можно было не только испачкаться, но и застрять как пешеходу, так и всаднику, и человеку, едущему в экипаже. Грязь – постоянно существующее и беспокоящее горожан неудобство.

Одним из способов избавиться от уличной грязи было мощение. В средневековых городах первые мостовые, поначалу деревянные, появляются, по–видимому, в XII в. Во французских городах XII в. по королевскому указу каждый горожанин должен был замостить участок улицы перед своим домом. К XIV в. улицы крупных городов Франции имели мостовые.[338] В итальянских городах мощение улиц начинается в XIII в.[339] В Германии обустройством улиц более или менее регулярно занимаются с XIV в. И речь идет лишь о главных улицах и поначалу примитивном (песок, мелкий камень, доски) способе мощения. На Руси главные улицы и площади больших городов мостят бревенчатым настилом с XIV в. Такой настил, быстро покрывавшийся слоем грязи, сменялся каждые 25–30 лет. Камнем начинают мостить в конце XVII в. В Московском Кремле деревянные мостовые заменены каменными к 1725 г. В XVIII в. каменное покрытие обретают и основные улицы обоих столиц.[340] К концу столетия в Москве мостовые с усовершенствованным покрытием занимали площадь около 73 тыс. кв. м., в 1913 г. – 8,2 млн кв. м.;деревянные же сохраняются местами до 1813 г. Асфальтовое покрытие в России появляется в последней четверти ХШ в. В Москве его общая площадь в 1946 г. составляла 5 млн кв. м.[341]

Немаловажным качеством улицы, влияющим на скорость передвижения и имеющим эстетическое значение, является прямизна. Что касается главных улиц поселения, то они были прямыми, как и остальные улицы городов, возводившихся по плану и имевших регулярную планировку. Исключение составляли стихийно застраивавшиеся средневековые города, для которых геометрическая правильность не считалась обязательной. Поэтому «даже и главным улицам, включая крест главных городских осей, отнюдь не стремились придавать абсолютную прямизну трассы. Они вели к цели – и этого было достаточно… Уличная сеть в принципе должна была вести к центру – но не делалось принципиального различия между дорогами напрямую, путями, достаточно сложно трассированными… или ведущими по ломаной линии».[342] Реконструкции старых городских районов, начиная с эпохи Возрождения, всегда включали спрямление и расширение улиц, а широкие и прямые улицы были среди важнейших достоинств построенных новых городов (таких как Кастро (1534–1546), Ла Валлетта (основана Мальтийским орденом в 1566 г. в честь победы над турками)) и новых районов старых (таких как северная часть Феррары).[343] То же самое имело место в России. Новые российские города, начиная с Санкт–Петербурга, а также Одесса, Николаев, Севастополь, Полтава, Екатеринослав и др. строились по ландшафтно–регулярному принципу, который был и в основе реконструкций большей части из 400 российских городов в конце XVIII – начале XIX в. Города обретали широкие прямые улицы и обширные правильной формы площади. Эти реконструкции доказали свою жизнеспособность: при дальнейшем росте городов они, за редким исключением, не подвергались новым переделкам.[344]

Маршруты повседневных перемещений проходят не только по улицам, но и по площадям. Вместе с тем площадь в структуре транспортных коммуникаций и в символической организации пространства поселения занимает особое место. Если для улицы функция обеспечения движения является главной, для площади она второстепенна. Более того, площадь останавливает или, во всяком случае, замедляет движение.

Изначально площадь – место схода, собрания общины. На площади собираются, толпятся. На римские форумы пропускаются только пешеходы.[345] Греческие агоры, римские форумы, средневековые соборные, рыночные и муниципальные площади служат местом политической и деловой активности горожан. Эта функция площади жива до настоящего времени. И сегодня площади – наиболее подходящее место митингов, праздничных гуляний, парадов и т. п. Некоторые площади закрыты для движения транспорта.

Кроме того, площадь противостоит улице как сакральное (место храма), официально–репрезентативное (место дворца правителя, здания муниципалитета), историко–мемориальное (место памятника) пространство пространству повседневному.

Историко–мемориальные площади появляются в городах Италии в эпоху Возрождения, в XVII–XVIII вв. – во Франции и других европейских странах.[346] Вместе с тем опыт функционирования площади как пространства высокой гражданской, общественной значимости известен со времен античности. Так, в Риме в IV в. было публично выставлено 3785 бронзовых статуй императоров и полководцев, а общее число украшавших город произведений скульптуры превышало, вероятно, 10 000. На форуме Траяна, например, стояли в большом количестве статуи заслуженных государственных деятелей преимущественно из позолоченной бронзы. Правда, скульптура украшала не только площади, но и улицы, а также портики, храмы, бани.[347]

Высокий семантический строй площадей подчеркивается правильной геометрией и номинацией. Типичная форма площади – круг (овал) или прямоугольник (квадрат).[348] Предпочтительность этих форм не в последнюю очередь коренится в сакральной геометрии. Названия площадей отсылают к какому–то знаковому лицу высокого статуса (римские форумы, площадь Побед с памятником Людовика XIV в Париже, площадь Суворова в Петербурге, площади Ленина почти во всех городах СССР), к значительному историческому событию (площадь Революции), миру искусств (Театральная площадь, площадь Искусств),[349] в то время как улицы могут вообще не иметь наименований.

Исключением из общего «площадного» пространства является рыночная площадь, функционально и семантически относящаяся к миру повседневности. При этом следует учитывать, что реально повседневное и неповседневное пространство могут «мирно сосуществовать» на одной территории. Рядоположенность торговых и храмовых площадей – широко распространенное явление в античности[350] и Средневековье. Часто торговые лавки ютятся непосредственно у стен собора, ратуши располагаются на рыночных площадях.[351]

С появлением в эпоху Возрождения частично открытых, а затем, в XVII–XVIII вв., все более открывающихся городскому пространству площадей, увеличением их количества по мере роста городов, усилением связей с улицами площади все более включаются в уличное движение и обретают функцию опорных точек, «держащих» сеть городских улиц, сводящих в одном месте и разводящих в разные стороны транспортные потоки.

Специфика культуры повседневности в данной главе не раскрыта полностью, во всех ее аспектах и тонкостях. Частично ее рассмотрение дополнено в следующей главе, особенно в разделе 11.2 «Семиотика повседневности», в котором речь идет о знаковости и ценностных смыслах приема пищи, жилища, одежды, поведения (его этикетных форм), речи и т. д.

11. КУЛЬТУРА КАК СОВОКУПНОСТЬ ЗНАКОВЫХ СИСТЕМ И ЦЕННОСТНЫХ СМЫСЛОВ

11.1. Семиотический подход к осмыслению культуры

Первые попытки определить культуру были сделаны в Древней Греции, где ее понимали как пайдейа – образование, воспитание, совершенствование человека, и в Риме, где первоначальное cultura agri (а в более позднюю эпоху cultura animi) означало «совершенствование духа». С тех пор понимание культуры как совокупности средств физического и духовного совершенствования человека укрепилось в европейском сознании. Оно таково и сегодня, а культура, которая не служит делу облагораживания человеческой личности и человеческих сообществ – пустая игра.

С развитием европейской мысли культура была определена как совокупность человеческих достижений, тем самым подчеркивалась ее социальная природа. С конца XIX в. философы стали акцентировать ее духовный смысл. Они утверждали, что культура – это не предметы, идеи и художественные образы, а тот смысл, который они несут человеку. Наконец, после появления в 20–е и 30–е гг. XX столетия структурной лингвистики под ее прямым влиянием получили распространение формальные методы изучения культуры. Важнейшим среди них является семиотический. Его применение вроде бы уводит от содержательной стороны культуры, ее человеческого смысла, но в то же время позволяет глубже понять ее структуру. Семиотический подход уместен лишь в том случае, если изучение культуры приводит исследователей к человеку. Культура, говоря словами М. Горького, есть стремление человека силами своей воли и своего разума создать «вторую природу». Но, добавим, эта «вторая природа» есть по–прежнему человеческая природа, так как человек и культура едины, хотя и нетождественны.