Холод южных морей - Юрий Шестера

— А мне, честно говоря, запомнился наш гардемарин уже в мундире мичмана, сияющий, как рождественский пряник.

— Мой протеже, между прочим. В самый последний момент успел включить Романа в состав экспедиции.

— Наш пострел везде поспел, — усмехнулся Андрей Петрович. — Ты мне лучше скажи, Фаддей, почему это я только сейчас узнаю о том, что ты представил меня к награждению вторым по значимости орденом империи — Владимира первой степени — еще в Порт-Жаксоне?

Тот скептически посмотрел на друга.

— Ученый ты вроде бы человек, Андрюша, а задаешь вполне дурацкие вопросы! Ведь ты же должен понимать, что представить к ордену, это далеко не то же самое, что наградить им. Решают-то это, голова садовая, не в Порт-Жаксоне, а здесь, в Петербурге. Мало ли что могло случиться за это время, а я за это должен был бы перед тобой хлопать невинными глазами?!..

Андрей Петрович рассмеялся:

— Ну и выдержка у тебя, дружище! Прямо-таки позавидуешь.

— На том и стоим, Андрюша. А, между прочим, тебе не показалось странным, что только через много лет за твои заслуги и в Калифорнии, и в Новой Зеландии тебя уже задним числом произвели в штабс-капитаны гвардии и наградили орденом Анны второй степени? И почему ты за это не обижаешься на уже покойного Баранова, что он-де не сообщил тебе об этих своих представлениях?

— Просто потому, что он не был моим другом, — не сдавался Андрей Петрович.

— Между прочим, я тебе не только друг, но и такой же, как и он, руководитель и твой непосредственный начальник. Так что не путай Божий дар с яичницей, — назидательным тоном, как во время обучения его премудростям морской науки во время совместных вахт на шлюпе «Надежда», сказал Фаддей Фаддеевич.

И с облегчением подумал о том, что наконец-то снял с себя груз, так тяготивший его все это время.

— Ну и чем думаешь теперь заниматься? — спросил Фаддей Фаддеевич, продолжая разговор.

— Во-первых, наконец-то исполню обещание, данное батюшке перед его кончиной. Правда, по причинам, тебе известным, спустя лишь два года. — Лицо Андрея Петровича исказила гримаса внутреннего страдания, и Фаддей Фаддеевич успокаивающе положил руку на плечо друга. — Объеду все имения, разберусь с делами на месте… В общем, сменю обстановку.

Во-вторых, закончу почти готовый роман и буду решать вопрос об его издании, преодолевая определенные трудности.

— О чем ты говоришь, Андрюша? О каких таких трудностях? — возмутился Фаддей Фаддеевич. — Я же, как ты знаешь, с огромным интересом прочитал твое творение от корки до корки и, будучи свидетелем многих описанных в нем событий, был поражен как живости их изложения, так и познавательной ценности всего произведения для будущих читателей.

Андрей Петрович усмехнулся.

— Ты, Фаддей, лицо заинтересованное, а издателей в первую очередь будут интересовать вопросы реализации напечатанного произведения. Именно от этого будут зависеть и условия договора, и его тираж.

— Я могу, например, используя свой теперешний авторитет, подписать написанное тобой предисловие.

— Спасибо тебе, конечно, за предложение, но это, к сожалению, отпадает по причине как бы самовосхваления. Ты же в романе являешься одним из главных действующих лиц.

Фаддей Фаддеевич поморщился как от зубной боли и безнадежно махнул рукой. Затем встрепенулся и хлопнул себя по лбу.

— Какой же я идиот! Не зря, выходит, говорят, что русский мужик силен задним умом.

— Ты, как я вижу, Фаддей, успел уже причислить себя и к русским мужикам? — по-дружески улыбаясь, заметил Андрей Петрович.

Тот непонимающим взглядом уставился на него. И вдруг его глаза вспыхнули гневом.

— Ты в своем ли уме, потомственный русский дворянин?! Черт со мной, а Крузенштерн и Коцебу, которые уже вписали свои имена в историю русского флота?! А Врангель[54] и Литке[55], которые своими делами еще прославят Россию?! А десятки других прибалтийских немцев, верой и правдой служащих на флоте нашему Отечеству?! — Фаддей прямо-таки сверлил негодующим взглядом Андрея Петровича.

А тот, явно не ожидавший такой бурной реакции друга на, в общем-то, невинную, с его точки зрения, дружескую подковырку, опешил. Сам того не желая, он неожиданно затронул, как оказалось, очень болезненную точку представителя национального меньшинства. «Черт меня что ли дернул за мой язык? — раздосадовано думал он, ругая себя. — Но слово-то не воробей — выпустишь, не поймаешь…» И Андрей Петрович с такой мольбой в глазах о прощении глянул на друга, что Фаддей Фаддеевич сразу же замолк, словно наткнувшись на невидимую стену. Так они молча и смотрели друг на друга — глаза, оказывается, порой могут сказать гораздо больше, чем самые красивые слова.

И Фаддей Фаддеевич, сразу же остыв и успокоившись, лишь добавил:

— Мы — русские офицеры, верные присяге… — задумчиво произнес он и вдруг встрепенулся: ведь точно также, кстати, и теми же самыми словами говорил перед офицерским собранием и грузинский князь генерал Багратион.

Андрей Петрович порывисто встал и обнял друга, молча прижавшись к его щеке. И когда они оба пришли в себя после столь неожиданной размолвки, Фаддей Фаддеевич уже с явной досадой продолжил:

— Ну что мне стоило, Андрюша, сегодня же на приеме в Зимнем дворце произнести скромненький тост во здравие не только признанного ученого, внесшего значительный вклад в успешные результаты экспедиции, но и литератора, написавшего во время кругосветного плавания замечательное произведение. Только и всего! Ведь там присутствовали не только аристократы и придворные вельможи, но и цвет творческой мысли России. И уже завтра же тебя бы рвали на части, наперебой предлагая услуги по его изданию.

Фаддей Фаддеевич вскочил из кресла и нервно заходил по кабинету, как в свое время мерил шагами адмиральскую каюту. Ему было явно не по себе от упущенной возможности помочь другу.

— Клянусь тебе, Андрюша, что другой, первой же представившейся такой возможности, я уже не упущу!

— Ладно, Фаддей, успокойся. Всему свое время. Это же не такое уж и срочное дело. А вот возвращения Григория Ивановича буду ждать с большим нетерпением.

Ведь еще по приходу в Рио-де-Жанейро друзья узнали, что генеральный консул Лангсдорф, сдав дела преемнику, возглавил научную экспедицию в глубь территории Бразилии, которую тщательно готовил. Они, конечно, знали, как он мечтал об этом в течение долгих двух десятков лет. И еще в кают-компании «Надежды» он рассказывал своим друзьям о путешествии по Бразилии так, как будто уже совершил его, а те завороженно слушали его, затаив дыхание.