Ночь ворона, рассвет голубя - Рати Мехротра

Она с трудом подавила желание выхватить ведерко.

– Покажись.

Существо медленно подняло голову. Она ахнула и сделала шаг назад.

Красноглазый, морщинистый, с вздувшимися венами на лбу, оно было ужасно уродливо. Но по-настоящему ужасающим было то, насколько отчетливо его отвратительные черты напоминали ее собственные – те же вздернутые глаза, заостренный подбородок и полные губы.

Пасть открылась в заискивающей ухмылке, обнажая ряды подпиленных почерневших зубов.

– Пишача, – сказала Катьяни, с болью поняв, кто перед ней находится. Самое редкое чудовище из всех. – Я не давала тебе разрешения копировать мое лицо.

«Ничего не могу с собой поделать, – заскулило существо. – Я выпил твою кровь».

Она сглотнула. Пишача обладала способностью менять лицо и форму, но она не знала, что это зависело от того, чем они питались.

«Я принес воды из колодца», – пишача подтолкнул ведерко к ней.

– Где колодец? – спросила она.

Он зажал уши руками и покачал головой.

«Плохое место. Ты не можешь туда пойти».

Еще одна ложь? Что ж, она просила его о чистой воде, а не об источнике этой воды. Он выполнил свою часть сделки. Она опустилась на колени и подтащила ведро к себе, держась от пишачи на расстоянии вытянутой руки. Он наклонился вперед в предвкушении. Катьяни, склонившись над ведерком, втянула носом воздух, но темная жидкость ничем не пахла.

«Это вода, – угрюмо сказал пишача. – Чистая вода. Ни крови, ни мочи, ни фекалий, ни пауков».

Прежде чем он успел рассказать ей, чего еще не было в этой воде, она зачерпнула ее рукой и отхлебнула. Вкус был немного затхлым, но это была настоящая вода. Она поднесла ведерко ко рту и сделала большой глоток. Живительная жидкость текла по ее горлу, словно сома.

Закончив, Катьяни оттолкнула ведерко и поднялась на ноги. Она чувствовала себя лучше.

– Хорошо. Ты можешь пить кровь, которую я оставляю на земле, но ты не можешь прикасаться ко мне или ранить меня.

Существо метнулось вперед и слизнуло кровь, которая просочилась на землю, пока Катьяни стояла на коленях. Она вздрогнула и отвернулась от него. Что за жизнь он вел в этих туннелях? Были ли у него надежды? Мог ли он видеть сны? Она никогда раньше не встречала пишачу. Они были порождениями тьмы даже в большей степени, чем веталы и преты. Они редко общались с людьми. Она понятия не имела, как от него избавиться.

Силы Катьяни почти иссякли. У нее кружилась голова, конечности отказывались повиноваться. Ей было трудно вспомнить, почему она вообще здесь оказалась. Наконец она остановилась и прислонилась к стене, не обращая внимания на многоногих тварей, которые разбегались прочь от ее ног и рук.

Она посмотрела на пишачу, и ее сердце дрогнуло.

Она была больше, здоровее и уже гораздо больше походила на нее, чем раньше. Если бы они встали рядом, та доходила бы ей до плеч. Его волосы и глаза стали темнее, а кожа приобрела коричневый оттенок…

– Что ты со мной делаешь? – выдавила она.

– Пью кровь, которую ты оставила на земле, – ответило существо голосом, до жути похожим на ее собственный. При его звуках желудок Катьяни скрутило. Она попыталась проглотить свой страх и тошноту. Почему она чувствовала слабость и головокружение, несмотря на то что выпила воды?

Это существо лишало ее духовной силы. Должно быть, так оно и есть.

– Это не все, что ты у меня отнимаешь, – сказала она.

Оно скорчилось на полу, придав лицу обиженное выражение.

– Я прикасался к тебе?

Если это и было так, она не заметила. Неужели потеря крови повлияла на нее до такой степени, что она больше не могла ясно мыслить?

Катьяни потерла виски. О чем они вообще говорили? Она не могла вспомнить.

Она снова начала двигаться вперед, потому что иначе бы просто замерзла и умерла. Тоннель снова раздваивался. Мгновение поколебавшись, она наугад выбрала левую.

– Не в ту сторону, – сказал пишача. – Он пошел направо.

– Откуда ты знаешь? – спросила она.

Пишача не ответил. Должна ли она доверять этому существу? Она не могла придумать причину, по которой оно могло ей лгать, и у нее не было сил сомневаться. У нее едва хватало сил переставлять одну ногу за другой. Зачем она это делала? В таком состоянии у нее не было никакой надежды выиграть бой с Бхайравом.

Она свернула в узкий, душный коридор справа. Безглазые черви отползали при звуке ее шагов. Пауки величиной с ее ладонь сновали по известняковым стенам, пытаясь спастись от света ее пламени. Через несколько неуверенных шагов проход расширился. Она услышала шум воды. Подземный ручей?

Пламя ярко горело на конце стрелы, согревая ее дрожащие конечности. Что ж, хорошо, что у нее было хотя бы это.

– Потуши свет, – сказал пишача.

Она схватила стрелу и обернулась, страшась того, что увидит.

Пишача стоял с ровной спиной и был едва ли на полголовы ниже ее. Теперь его черты были почти идентичны ее собственным. Даже его лохмотья приобрели облик ее одежды.

У нее было два варианта. Она могла бы всадить горящую стрелу в лицо, которое так поразительно напоминало ее собственное. Или она могла ему подыграть.

Если бы не тот факт, что прямо сейчас она едва могла держаться на ногах, Катьяни предпочла бы сражаться. Если пишача одолеет ее, она умрет, будет съедена и, возможно, сама превратится в пишачу.

– Почему я должна тушить свет? – спросила она.

– Он увидит тебя, – сказал пишача. – Он недалеко отсюда. Я лучше вижу в темноте.

Она закрыла глаза. Усталость, боль и потеря крови подтачивали ее волю. Ей хотелось свернуться калачиком на полу и сдаться. Пусть пишача делает все, что заблагорассудится.

Но на поверхности Дакш, Атрейи и яту сражались за нее. Рева нуждалась в том, чтобы она вернулась живой. И ей нужна была правда. Почему принцесса солгала во время суда? Знала ли она всю глубину мрака своего брата? Династия Чандела висела на волоске. Один щелчок – и все могло исчезнуть.

Когда она открыла глаза, пишача подкрался ближе.

– Ты высасываешь мою духовную энергию, – сказала она.

Пишача не подтвердил это, но и не опроверг.

Катьяни задрожала от гнева.

– Ты украл то, что тебе не принадлежит. Я дала тебе разрешение пить мою капающую кровь. Это все, о чем ты просил, и это все, что я разрешила. Ты сжульничал.

– Я могу тебе помочь, – сказало существо голосом, который одновременно и был голосом Катьяни, и не был им. – Я могу убить его.

– Ты не можешь его убить, – резко сказала она. – Только я.

– Тогда я