Правила вежливости - Амор Тоулз

какую-то пьяную вечеринку. Однако мне было совсем нетрудно догадаться, где корни этого поступка. Эти пресловутые новенькие купюры явно свидетельствовали о том, что деньги за картины Стюарта Дэвиса были получены от расчетливой Анны Гранден не без… непосредственного участия Тинкера. Собственно, Хэнк и не мог поступить с этими деньгами иначе – только с пренебрежением.

Время любит играть с человеческой памятью, устраивая разные фокусы. Иной раз оглянешься назад и обнаружишь, что всего несколько следующих друг за другом событий могут показаться растянувшимися на целый год, а порой целое время года ухитряется сжаться до одной-единственной ночи.

Возможно, и со мной время сыграло подобный фокус. Но, насколько я помню, я сидела в кресле, размышляя о пьяной выходке Хэнка, когда зазвонил телефон. Это была Битси, которая прерывающимся голосом сообщила мне страшную новость: Уоллес Уолкотт убит. По всей видимости, он погиб где-то возле маленького горного селения Санта Тереза, которое защищал отряд республиканцев.

К этому времени – я имею в виду звонок Битси – Уоллеса не было на свете уже недели три. В те непростые времена, наверное, требовалось немало времени, чтобы отыскать тела погибших и как-то их опознать, а также найти способ, чтобы отправить печальную весть на родину убитого.

Я поблагодарила Битси за звонок и положила трубку еще до того, как она кончила говорить.

Мой стакан был пуст, а выпить мне было просто необходимо, и все же я никак не могла заставить себя встать и снова наполнить стакан. Вместо этого я выключила повсюду свет, села на пол и прислонилась спиной к двери.

* * *

Собор Святого Патрика на углу Пятой авеню и Пятидесятой улицы являет собой весьма выразительный образчик американской готики начала девятнадцатого века. Сделанные из белого мрамора, добытого в северной части штата Нью-Йорк, стены собора толщиной, должно быть, фута четыре. Окна-витражи созданы мастерами из Шартра. Дизайнером двух алтарей были «Тиффани», а третьего – Медичи. «Пьета» в юго-восточном углу собора раза в два превосходит размерами ту, что некогда создал Микеланджело. И вообще собор выполнен так удачно, что Всемилостивый Боже, занимаясь своими делами, может прямиком проследовать прямо над ним, а внутрь и не заглядывать, будучи уверенным, что те, кто находится внутри, и сами отлично сумеют о себе позаботиться.

В тот день, пятнадцатого декабря в три пополудни погода была теплой и какой-то торжественной. Целых три ночи я вместе с Мэйсоном трудилась над «Тайнами Сентрал-Парк-Вест» и торчала в редакции до двух, а то и до трех утра, потом добиралась домой на такси, чтобы несколько часов поспать, принять душ, переодеться и снова мчаться в офис, не имея ни секунды свободного времени ни на какие рефлексии – меня, впрочем, подобная гонка в данный момент полностью устраивала. Но сегодня, когда Тейт настоял, чтобы я пораньше отправилась домой, я вдруг поняла, что без цели слоняюсь по Пятой авеню, и поднялась на высокое крыльцо собора.

В середине дня из четырехсот скамей в соборе пустовали триста девяносто шесть. Я села и попыталась отпустить свои мысли на волю, но они не подчинились и продолжали крутиться вокруг одного и того же.

Ив, Хэнк, Уоллес.

Как-то вдруг сразу ушли они все – такие храбрые, такие достойные люди. Один за другим, они, сверкнув, промелькнули и исчезли из моей жизни, а в ней остались лишь те, кто так и не сумел перестать быть рабом собственных желаний: такие, как Анна, Тинкер и я.

– Можно? – вежливо спросил кто-то рядом со мной.

Я подняла голову, немного раздраженная тем, что кому-то непременно понадобилось сесть рядом со мной, хотя свободных мест было сколько угодно. Но оказалось, что это Дики.

– А ты что здесь делаешь? – спросила я шепотом.

– А ты? Неужели каешься?

Он скользнул на скамью рядом со мной и тут же машинально сложил руки на коленях, как это по привычке делает тот, кого в детстве не просто хорошо воспитывали, но даже дрессировали, потому что он был слишком подвижным ребенком.

– Как ты меня нашел? – спросила я.

Он наклонился ко мне, не отрывая глаз от алтаря, и шепотом пояснил:

– Я остановился возле твоего офиса, надеясь, что, если мне вдруг повезет, я там с тобой встречусь. Но ты так и не появилась, и все мои планы пошли прахом, но одна крутая красотка в очках «кошачий глаз», заметив меня, предложила мне не торчать у входа в офис, а заглянуть в одну из ближайших церквей. Она сказала, что ты иногда во время кофейного перерыва посещаешь подобные места.

Надо отдать должное Элли. Я ведь никогда не говорила ей, что мне нравятся церкви, а она никогда даже намеком не дала понять, что ей об этом известно. Но то, что она оказала Дики эту крохотную услугу, вполне могло стать первым конкретным свидетельством того, что мы с ней станем друзьями на долгие-долгие годы.

– Откуда ты узнал, в какую именно церковь я пошла? – спросила я.

– Ну, это просто. Ведь в трех предыдущих тебя не оказалось.

В ответ я лишь молча стиснула его руку.

Изучив внутреннее убранство собора, Дики задрал голову и смотрел теперь куда-то в глубины церковного купола.

– Ты знакома с трудами Галилея? – спросил он.

– Ну да, это ведь он открыл, что земля круглая.

Дики удивленно посмотрел на меня.

– Правда? Разве это он? Это открытие явно сделали вовремя!

– Но разве ты не Галилео Галилея имел в виду?

– Не знаю. Я помню только, что этот парень, Галилей, как раз и вычислил, что маятнику требуется одинаковое количество времени как на то, чтобы качнуться на два фута, так и на то, чтобы качнуться на два дюйма. Для меня это, разумеется, разрешило тайну дедушкиных часов. А этот Галилей, скорее всего, совершил свое открытие, наблюдая, как качается люстра, свисающая с купола церкви. А продолжительность качка измерил, считая собственный пульс.

– Это просто удивительно.

– Правда? Представляешь, просто сидя в церкви. С тех пор, как я еще совсем мальчишкой об этом узнал, я стал позволять своим мыслям во время проповедей витать где угодно. Но ни одного откровения так на меня и не снизошло.

Я невольно рассмеялась.

– Ш-ш-ш, тише, – прошипел Дики.

Из боковой часовни появился каноник. Он преклонил колена, осенил себя крестом, затем поднялся на алтарь и начал зажигать свечи, готовясь к четырехчасовой мессе. На нем было длинное черное одеяние. И Дики, наблюдая за ним, весь светился, словно с приходом этого каноника на него наконец-то и снизошло давно ожидаемое откровение.

– Так ты, значит, католичка!

Я