Наша Светлость - Карина Демина

   Он улыбался. И выглядел, как рыцарь из баллады. Оделся в белое. В правой руке - роза. В левой - бокал. Его вернули на стол, а розу протянули Тиссе.

   Она спрятала руки за спину.

   - ...мою любовь и преданность мою, - завершив катрен, Гийом розу уронил. - А такое нельзя простить.

   - Вы... вы должны открыть дверь.

   Есть и вторая. За его спиной. И тоже наверняка заперта... кричать? Кто услышит здесь?

   Но почему Гленна?

   Что Тисса ей сделала? Что она вообще им всем сделала?

   - Если хочешь, попробуй убежать.

   Не выйдет. Тисса осознала это так же отчетливо, как и то, что умолять де Монфора бесполезно. Он - гиена, только без цепи. И стоит ли плакать, если слезы ему в удовольствие?

   - Вы не останетесь безнаказанным.

   - Посмотрим.

   - Вы должны немедленно отпустить нас и тогда я умолчу об этом досадном происшествии.

   - А ты осмелела, - Гийом коснулся щеки, и Тисса заставила себя выдержать это прикосновение. - Разбаловалась... женщин нельзя баловать.

   Пальцы скользнули по губам.

   - Иначе они начинают думать, что им позволено все...

   И Гавин не выдержал. Он бросился на Монфора молча, как-то по-звериному, пытаясь и сбить с ног, и ударить ножом.

   Что мог мальчишка против коронного рыцаря?

   Гийом встретил его пинком. А вторым отбросил и, не позволив подняться, наступил на руку. Надавил, заставляя выпустить нож.

   - Ну и чему тебя научили? Вставай.

   - Прекратите! - Тисса все-таки закричала.

   Гавину позволили подняться. Почти. Носок сапога впечатался в живот, опрокидывая навзничь.

   - Давай, - Гийом подобрал нож и, повертев в руках, отбросил. - Или ты только и можешь, что жаловаться?

   - Нет!

   Тиссу не слышали. Она попыталась остановить Гийома, повиснув на его руке, но тот просто стряхнул Тиссу. Даже бить не стал.

   Вцепившись в волосы, Монфор заставил Гавина подняться и подтащил к окну.

   - Здесь высоко. Внизу камни. Ты когда-нибудь видел людей, упавших с крепостной стены? От них мало что остается. Месиво из костей и мяса...

   Он распахнул окно, впуская ледяной ветер и снег.

   - Вот что бывает с наглыми мальчишками, которые следят за приличными женщинами... он пытался за нами подсмотреть, дорогая. И сорвался со стены. Видишь, как я забочусь о твоей репутации.

   Монфор смотрел не на Гавина - на Тиссу.

   Жадно.

   Страшно.

   - Отпустите его. Пожалуйста.

   Чего бы он ни хотел, Тисса сделает. Постарается. Может быть, потом она не сможет жить дальше, скорее всего, что не сможет. Но Гавин не должен умереть из-за нее.

   - Хорошо. Но свидетели нам ни к чему.

   Резкое движение. Голова Гавина сталкивается со стеной. Глухой удар. И Гийом разжимает руку.

   - Он жив. Пока. И будет жив, если не станешь капризничать. Ты же не станешь капризничать?

   - Нет.

   Тисса старалась не смотреть на тело. Жив. Конечно, жив. Он ведь рыцарь будущий, а у рыцарей крепкие головы. И значит, все будет хорошо.

   Хотя бы для него.

   - Видишь, как все просто. Стой. Не двигайся.

   Надо подчиняться. Замереть.

   Не думать о том, что он рядом. Не вслушиваться в шаги... он сбоку. И сзади. Близко, настолько близко, что дыхание само обрывается.

   - Красивые волосы. Зачем ты их прятала раньше? Можешь не отвечать.

   Тисса рада. Она не сумела бы произнести ни слова. А рука Гийома ложится на шею, сдавливает, точно примеряясь, легко ли ее сломать.

   Главное, чтобы не очень больно...

   Отпускает. Отступает. И вдруг оказывается рядом. Наклоняется к Тиссе, заглядывает в глаза. Гийому нужен ее страх. Его у Тиссы много.

   Недостаточно.

   Холодное прикосновение пальцев. Тиссе кажется, что они оставляют на коже след, который не выйдет оттереть, как бы она ни пыталась.

   Запустив руку в вырез платья, Гийом сжимает грудь.

   Больно!

   - Улыбнись. Ты же помнишь, о чем мы договаривались?

   Помнит. Улыбается. Ненавидит. Вот, оказывается, на что это похоже. Ей всегда казалось, что ненависть - это глупо и если хорошо постараться, то можно простить любого врага.

   Нельзя.

   Гийом наматывает волосы на вторую руку и дергает, заставляя запрокинуть голову.

   - А теперь ты меня поцелуешь, правда?

   Подчиняться просто, если думать о другом. О том, что руки у него заняты. А у Тиссы свободны. Что в рукаве у нее нож, который легко соскальзывает в руку. А на Гийоме нет кольчуги.

   Он стоит так близко.

   Увлечен.

   Не целует - кусает до крови. Пускай.

   Тисса заставляет себя смотреть в глаза. Ему ведь так надо, чтобы она боялась. А ей очень страшно: Тисса никогда не убивала людей.

   Она ударила так, как учил дедушка: снизу вверх и налегая всем весом на рукоять, вдавливая клинок в неподатливое тело. Кажется, слышала, как хрустит ткань, и что-то внутри Гийома. Он попытался отшатнуться, но запутался в волосах Тиссы.

   Рванулся, выдирая пряди. С кровью. И пусть.

   - Ах ты тварь...

   Красное на белом. Красиво даже. И нож остался в руке, уже не белый и не прозрачный. Скользкий только, приходится сжимать обеими руками. А Гийом не думал падать. Он стоял, трогая живот, точно не в силах поверить, что так глупо попался.

   - Я ж тебя...

   Шагнул к Тиссе, и она ударила во второй раз... в третий... в четвертый... она не считала. Само как-то получалось. Вынимать и бить. Снова и снова. За страх. За боль.

   За то, чтобы Гавин остался жить.

   Монфор все равно бы избавился его... потом, наигравшись с Тиссой. И значит, она все сделала правильно.

   Зачем-то она отползла к камину, оставляя на ковре кровяной след. Отпечатки рук и просто пятна. Нож выпал, и Тисса подобрала его. Она не может остаться без оружия! Тиссу все-таки вырвало на старую золу. И она расплакалась.

   Теперь уже можно... наверное.

   Когда открылась дверь - Тисса не знала, сколько времени прошло, наверное, не очень много, ведь кровь на ее руках еще не успела свернуться - она сказала то, что должна была:

   - Кажется, я его убила.

   - Что ж, - ответил ей лорд-казначей. - Боюсь, это был крайне неосмотрительный поступок, леди. Теперь вас будут судить.

   Юго едва не пропустил представление. Признаться, он задремал, поддавшись всеобщей расслабленности, которая случается с людьми после мероприятий длительных, отбирающих силы и физические, и эмоциональные. В опустевшем зале не осталось зимы, лишь только грязь и вода, наверняка, утерявшая память о том, что когда-то имела иную форму.