Иван Болотников Кн.2 - Валерий Замыслов

После Афанасьевских морозов с севера подули метельные ветры.

— Сиверко привалил. Теперь надолго, — судачили бывалые ратники.

С северо-восточной стороны надвигалась на крепость и деревянная гора.

«Разумно, Михайла Васильевич, — одобрил Болотников. — Выходит, надумал сиверко взять в помощники, по лихому ветру огонь пустить. Разумно! Ну, да ныне кто кого объегорит. Игра у нас с тобой, Михайла Васильич, будет жестокая».

Болотников заранее предугадал путь передвижения «подмета». Ни с южной, ни с западной, ни с восточной стороны наводить деревянный вал на крепость было неудобно: мешали Березуйский и Жировский овражища и приокский откос; однако по всем этим неудобицам были сложены огромные груды сухих дров, кои могли в любой час пойти в дело.

Иван Исаевич неустанно выверял, прикидывал (больше мужичьим чутьем и крестьянской сметкой; дважды пришлось менять направление главного хода подкопа) и почти безвылазно находился среди землероев; почернел, осунулся, но устали не выказывал, был бодр и подвижен:

— Великое дело на вас пало, други. Ведаю, тяжко тут, но надо выдюжить. Надо, ребятушки! Все войско вам в ноги поклонится.

— Да ты не сомневайся, воевода. Выдюжим! — отвечали повольники.

В конце января деревянная гора была подведена к стенам крепости. Клети передвигали на катках сотни «даточных» людей, прикрытых от пуль, картечи и стрел высоким бревенчатым валом. В клетях были вырублены бойницы для малых пушек и пищальников.

Иван Пуговка (Шуйский) посматривал на «подмет» и завистливо кусал губы. Мишка Скопин вновь обскакал. Экую диковину придумал! Сроду такого Русь не видела. А Мишка, юнец Мишка, придумал! Ныне и дураку ясно — Болотникову крышка, отвоевался смерд. Деревянная гора пожрет своим огнем и крепость и воров. Конец бунтовщикам. А слава — Мишке. Ну до чего ж везуч, идол!

— Воровской крепости боле не стоять!

Скопин верил в успех. Болотников обречен. Радовался своему творенью, радовался ветру, что порывисто дул на Калугу, радовался концу калужского стоянья. Наконец-то Болотников будет сломлен, ныне ему ни бог, ни удаль, ни ратные хитрости не помогут.

Среди ночи окликнул стремянного:

— Скачи к «подмету». Пора!

Скопин вышел из шатра. Лицо обдало легкой белогривой метелью. Ночь была черна, но не пройдет и трети часа, как все озарится окрест на многие версты.

И вдруг… и вдруг страшный, чудовищной силы взрыв потряс землю. «От лютости зелейные подняся земля и с дровы, и с людми, и с туры, и со щиты, и со всякими приступными хитростьми. И бысть беда велика, и много войска погибоша».

Михаил Скопин оторопел. А вокруг неслись отчаянные крики и вопли, ужас обуял дворянское войско.

Распахнулись Покровские ворота, из них хлынули конные болотниковцы под началом самого воеводы.

— Круши ба-а-ар! — громогласно разнесся над вражьим станом неистовый возглас.

Удар был стремителен и неудержим, будто адский ураган пронесся по дворянскому войску. Потери были огромны. Болотниковцы «многих людей побиша и пораниша».

Никогда еще бояре и дворяне не видали столь удрученным молодого воеводу. Скопин был настолько потрясен действиями Болотникова, что целую неделю не мог прийти в себя.

— Вор, холопишко, навозное рыло! — кляли Болотникова высокородцы.

— Буде! — не выдержав, прикрикнул на бояр Скопин. — Буде хулить. Болотников — величайший полководец, и я снимаю перед ним шапку.

Глава 5

Царь усердствует

Под Веневом стояли воеводы Андрей Хилков и Стефан Колтовский с десятитысячной ратью. В крепости затворились повольники, отступившие от Москвы. Трижды ходила царская рать на приступ, но повольники оборонялись стойко.

На Сретенье[70] пришли под Венев воеводы «царевича» Петра — Андрей Телятевский и Василий Масальский и наголову разбили царскую рать. С остатками войска Хилков и Колтовский бежали к Москве.

Для Василия Шуйского вновь наступили черные дни: смута на Руси не только не поубавилась, но и выросла как на дрожжах. Воровали Украйна, центральные и западные уезды, Нижний Новгород, Пермь, Астрахань… Калужские победы Болотникова вновь подхлестнули чернь. Воровству нет конца и края. Из Путивля на Тулу идет Вор и Самозванец Илейка Муромец, идет с большой ратью. Воеводишка его, Андрюха Телятевский, под Веневом князю Хилкову нос расквасил. Прытко побил, собака!

Василий Шуйский мстительно выпятил блеклые губы. Получать зуботычины от князя Телятевского всего досадней. (С молодых лет лютая вражда.) Сколь помышлял с Телятевским разделаться, допрежь втихую, через третьи руки — когда троном владели Федор Иванович и Борис Годунов — но Телятевского убрать так и не удалось. Ныне же его и вовсе не достать, с ворами сошелся. Жаль, жаль выслал его из Москвы на воеводство в Чернигов. Жаль! Надо бы сразу прижучить да так, дабы головы боле не поднял. А ныне — поди ж ты! — царских воевод колотит. Хилков с Колтовским как очумелые Из-под Венева прибежали. Нагнали воры страху! Да кабы только на них. У всей Москвы поджилки трясутся! А что как Ивашка Болотников выйдет из Калуги и вновь двинет на Престольную? А вкупе с ним — Илейка, Гришка Шаховской да Телятевский с войском.

Жуть берет царя Василия. Кажду ночь во сне мужики с дубинами да чертями видятся. Приказал поставить новый дворец. Заявил боярам: не хочу боле находиться в покоях, где еретик Гришка Отрепьев жил. Покои его нечисты, понеже Расстрига в них с дьяволом чародейничал.

Поставили новый дворец, освятили. Пришли по обычаю бояре, окольничии и дьяки с хлебом-солью и подарками, пожелали доброго житья и счастья. Василий Иваныч послал каждому кушанье на серебряном подносе и вина в золоченом кубке. Но новоселье было тусклым и безрадостным: страх гулял по Москве. «Злой еретик, антихрист и богоотступник Ивашка Болотников поднял на небеси деревянную гору и царевых ратников. То сатанинским наущением содеяно. Грядет и на Москву беда неминучая!» — вещали на крестцах и папертях блаженные во Христе.

Торговый люд заполонил дворцовую площадь, полез на Красное Крыльцо, ударил челом: повели, великий государь, за святым отцом Иовом в Старицкую обитель сходить. Пусть он явится на Москву и великомудрыми словами мир наставит. (Бывший патриарх Иов — доброхот Бориса Годунова — был низложен Самозванцем в 1605 году.)

Василий Иваныч снарядил в Старицу архиереев и «лучших» людей московских. Иов был стар, немощен и почти слеп, просил оставить его в покое, но его все же доставили в Москву. «Но его совет вместе со всеми другими советами ничему не мог помочь». Страх по-прежнему гулял по боярским, дворянским и купеческим хоромам. Вор неподалеку, того гляди навалится на Престольную и начнет рубить головы. Неуютно, жутко на Москве богатеям.

Андрей Телятевский после Веневской битвы пошел на Тулу, а Василий Масальский на Калугу. В семи верстах от крепости, у реки Вырки, пятнадцатитысячное войско Масальского столкнулось с царской ратью. В челе Большого полка был князь Иван Романов, Передового — Данила Мезецкий, Сторожевого — Михайла Нагой.

Василий Масальский оробел: полки были крупные, хорошо вооруженные. На прямую стычку не пошел, а велел окружить свой стан санями, связав «кони и сани друг за друга, дабы никто от них не избег».

Нелепая оборона незадачливого воеводы была налицо; нелепо, наспех, на неудобицах были расставлены и пушки, кои так и не принесли пользы: пушкари больше мешали, чем помогали повольнице.

Битва шла день и ночь. Тысячи ратников полегли под вражьими ядрами и картечью, царский наряд расстреливал в упор. Передовой полк Данилы Мезецкого, легко прорвав незатейливую оборону, храбро насел на повольников; среди них находился двухтысячный казачий отряд под началом Демы Евсеева, того самого Демы, что был в войске Болотникова; Дему послал Иван Исаевич в Путивль к царевичу Петру. Илейка встретил посланца Болотникова с почетом, выделил ему дружину из казаков. Дема выступил из Путивля под воеводством боярина «царевича» — Василия Масальского.

Казаки отбивались упорно и ожесточенно. Данила Мезецкий, чувствуя скорую победу, полез на рожон и угодил под саблю Демы Евсеева. Казак едва не отсек князю руку, а выстрелом из пистоля «пробил ногу выше колена». Князя чудом спасли.

Казакам удалось выбить Передовой полк Мезецкого из обоза, но тут вновь заухали пушки и пищали. Повольники гибли десятками, сотнями. Царев наряд, обложивший стан со всех сторон, на какое-то время умолк.

— Сдавайтесь, воры! — послышалось из вражьего войска. — Сдавайтесь, а то всех положим.

Дема бесстрашно крикнул:

— Казаки! Ужель к боярам в полон пойдем? Ужель срам примем? Не бывать тому! Уж лучше погибель, чем в пасть к кабальникам. Глянь, сколь у нас бочек с зельем. Спокажем барам, как казаки умирают. Гайда, станишники! — вскочил на бочонок, сунул в порох горящий фитиль. Ухнул оглушительный взрыв.