ПРЕСЛЕДОВАНИЕ ПРАВЕДНОГО ГРЕШНИКА - Элизабет Джордж

Линли пояснил, что им необходимо поговорить с сэром Адрианом, добавив, что их визит никоим образом не связан с грабителями, нашедшими уязвимые места в охранной системе их соседей.

Маргарет Битти задумчиво сказала: «Понятно» — и пригласила их пройти в дом. Проводив их вверх по лестнице, она предложила им немного подождать в кабинете ее отца, сказав, что сейчас позовет его.

— Надеюсь, ваше дело не оторвет его от гостей слишком надолго, — произнесла она с той милой улыбкой, какую обычно применяют хорошо воспитанные дамы, чтобы добиться желаемого. — Молли — его любимая внучка, и он обещал, что весь вечер будет в ее распоряжении. Он обещал также, что перед сном прочтет ей целую главу из «Питера Пэна». Именно такой подарок она попросила у него на свой день рождения. Замечательно, правда?

— Конечно.

Очевидно удовлетворенная ответом, Маргарет Битти с лучезарной улыбкой направила их в кабинет и удалилась на поиски отца.

Двери кабинета сэра Адриана выходили на обширную лестничную клетку второго этажа особняка. Сам кабинет, с изысканными бордовыми кожаными креслами на темно-зеленом с желтым отливом ковре, содержал многочисленные тома медицинской и светской литературы, служившие безмолвным свидетельством разносторонних и несопоставимых жизненных интересов сэра Адриана. Профессиональный аспект представляли также медали, лицензии, награды и коллекция разнообразных сувениров, включавшая в себя антикварные хирургические инструменты и пережившие века гравюры с изображением человеческого сердца. Личностный аспект проявлялся во множестве фотографий. Они располагались повсюду — на каминной полке и в самых разных местах книжных шкафов, словно танцоры, готовые спорхнуть с высоты на письменный стол. На них были запечатлены члены семьи доктора на каникулах, дома и в школе, в разные годы жизни. Линли заинтересовался одной из фотографий, а Нката склонился над древними хирургическими инструментами, разложенными в застекленной витрине на верху низкого книжного шкафа.

Судя по всему, доктор вырастил четырех детей. Привлекшая внимание Линли фотография представляла Битти в кругу его взрослых отпрысков, успевших обзавестись супругами и собственными детьми. Возле ног гордого патриарха и его супруги примостились одиннадцать внуков, словно крошечные блестящие росинки вокруг большой центральной капли, стремившейся слиться с ними. Снимок сделали по случаю празднования Рождества: все дети держали подарки, а самого Битти украшала снежная борода Деда Мороза. Все лица на этой фотографии сияли счастливыми улыбками, и Линли задумался, как изменились бы выражения их физиономий, если бы широкой публике — или даже семье — стало известно об увлечении сэра Адриана садомазохизмом.

— Детектив-инспектор Линли?

Линли обернулся, услышав вопрос, произнесенный благозвучным тенором. Такой голос скорее мог бы исходить от более молодого человека, но принадлежал он появившемуся на пороге кабинета пухлому хирургу в капитанской фуражке, сделанной из папье-маше, и с хрустальным бокалом шампанского в руке. Он сказал:

— Мы собирались поднять бокалы за малышку Молли. Сейчас она начнет открывать подарки. Не могло ли бы ваше дело немного подождать?

— Боюсь, что нет.

Линли поставил фотографию на место и представил хозяину дома Нкату, который уже вытащил из кармана блокнот и карандаш.

Битти взглянул на него с явным испугом. Он вошел в комнату и плотно закрыл дверь.

— Это профессиональный визит? Что могло случиться? Моя семья…

Он не решился договорить то, что подумал, взглянув на закрытую дверь кабинета. Плохие новости о ком-то из членов его семьи не могли стать причиной прихода полиции. Все родственники сегодня собрались под крышей этого дома.

— Вечером в прошедший вторник в Дербишире убили одну молодую женщину, Николь Мейден, — сообщил Линли хирургу.

Битти сдержанно промолчал, являя собой полное спокойствие и воплощенное ожидание. Он задумчиво смотрел на Линли. Его руки хирурга — старческие руки, ловкости и живости которых позавидовал бы и юноша, — не дрогнули и практически не выдали его чувств, лишь чуть сильнее сжали ножку бокала. Переведя взгляд на Нкату, он заметил кожаную записную книжку в большой ладони констебля и вновь взглянул на Линли.

Линли сказал:

— Сэр Адриан, вы ведь знали Николь Мейден? Хотя, возможно, вам знакомо лишь ее профессиональное прозвище: Никки Искушение.

Пройдя по лесной зелени ковра, Битти с намеренной аккуратностью поставил бокал с шампанским на письменный стол. Опустившись в удобное кресло с высокой спинкой, он кивнул головой на кожаные кресла и наконец сказал:

— Пожалуйста, присаживайтесь, инспектор. И вы также, констебль. — И когда они заняли предложенные места, продолжил: — Я не читал газет. Будьте добры, расскажите, что с ней случилось?

Он задал этот вопрос с интонацией, с какой человек, привыкший руководить, обращается обычно к подчиненным. И Линли своим ответом постарался показать, кто из них двоих будет определять ход разговора.

— Так значит, вы знали Николь Мейден, — спокойно произнес он.

Битти сцепил пальцы. На двух из них, как заметил Линли, ногти потемнели, пораженные каким-то бурно разросшимся грибком. Озадаченный удручающим видом ногтей медицинского работника, Линли удивился, почему Битти не занимается их лечением.

— Да. Я знал Николь Мейден, — ответил Битти.

— Расскажите нам о ваших отношениях.

Глаза, скрытые за очками в золотой оправе, настороженно блеснули.

— Вы меня подозреваете?

— Мы подозреваем всех, кто знал ее.

— Вы сказали, во вторник вечером?

— Да, так я и сказал.

— Во вторник вечером я был здесь.

— В этом доме?

— Нет, но в Лондоне. В своем клубе на Сент-Джеймс-сквер, членом которого я состою. Должен ли я представить подтверждение этого факта, инспектор? Я правильно употребил это слово — подтверждение?

Линли сказал:

— Расскажите нам о Николь. Когда вы видели ее в последний раз?

Битти взял бокал и сделал глоток шампанского, выигрывая время, успокаиваясь и заодно утоляя внезапно появившуюся жажду.

— Утром, накануне ее отъезда на север.

— Вероятно, это было в июне? — спросил Нката и после утвердительного кивка Битти уточнил: — В Ислингтоне?

— В Ислингтоне? — удивился Битти. — Нет. Здесь. Она приходила в этот дом. Она всегда приходила ко мне домой, когда я… когда я нуждался в ее услугах.

— Ваши отношения, видимо, носили сексуальный характер, — сказал Линли. — Вы были одним из ее клиентов?

Отвернувшись от Линли, Битти взглянул на каминную полку с обширной выставкой семейных фотографий.

— Я полагаю, вам известен ответ на этот вопрос. Едва ли вы пришли бы сюда субботним вечером, если бы не располагали точными сведениями о том, что меня интересовало в обществе Никки. Да, все верно, я был одним из ее клиентов, если вам угодно так это называть.

— А какое название предпочли бы вы?

— Мы заключили взаимовыгодное соглашение. Она оказывала мне необходимые услуги. А я щедро платил за них.

— Вы играете выдающуюся роль в жизни нашего общества, — заметил Линли. — У вас превосходная работа, жена, дети, внуки и все внешние атрибуты удачной жизни.

— У меня имеются также и все внутренние атрибуты, — сказал Битти. — Это действительно удачная жизнь. Так почему же я рисковал потерять все, что имею, связавшись с обычной проституткой? Видимо, именно это вы хотели узнать? Но в этом-то все и дело, инспектор Линли. Никки не была обычной ни в каком смысле.

Откуда-то донеслись звуки бодрой музыки, виртуозно исполняемой на фортепиано. Судя по звучанию, это был Шопен. Но внезапно эту музыку заглушили громкие возгласы, и она сменилась более современной и веселой песней Коула Портера, ликующе подхваченной радостными голосами, не затруднявшими себя точностью воспроизведения мелодии. «Назови меня легкомысленной, назови меня ветреной, — завывая и смеясь, распевал импровизированный хор, — и это, безусловно, верно…» За песней последовали раскаты смеха и добродушное подшучивание: счастливое семейное торжество шло своим ходом.

— Да, насколько я успел узнать, — согласился Линли. — Вы не первый человек, утверждающий, что она была весьма оригинальной особой. Но действительно, почему вам захотелось рискнуть всем ради любовной связи…

— Это не было любовной связью.

— Ну хорошо, ради соглашения. На самом деле мне вовсе не интересно, почему вы пошли на такой риск. Гораздо больше я хотел бы знать, на что вы могли бы решиться, чтобы сохранить привычный уклад жизни — все ваши внешние и внутренние атрибуты, — если бы возникла какая-то угрожающая вам ситуация.

— Угрожающая ситуация?

Преувеличенная растерянность Битти вызвала у Линли сомнение в искренности его реакции. Безусловно, этот человек понимал, насколько рискованной для него могла стать тайная связь с проституткой.