Хлеб - Юрий Черниченко

Сюжет социального летописания — всегда отношения людей в процессе производства.

Энгельгардт, выдающийся агрохимик, основал первую в России опытную станцию, создал своими льнами-облогами эталон хозяйства Центральной России («нечерноземки» тогда не знали), но остался в истории чем? Книгой. Его подлинным умением оказалось писание.

Писание о происходящем в жизни есть особое ремесло, а у всякого ремесла свои навыки, термины, профессиональные болезни. Если нельзя жить в обществе и быть свободным от общества, то тем более невозможно писать о производственных отношениях и быть вне этих отношений — вне изъятия фуража, над судьбами «неперспективной» деревни, выше проблем сытых ведомств-нахлебников. Такова, как говорится в одном фильме, «се ля ви».

2

Пытаясь когда-то определить очерк как жанр, я прочел критические отзывы в звездные часы публицистики и вывел для себя формулу: очерк есть жанр, который постоянно хиреет.

Опорой мне такие позиции. «Нет у нас теперешних, сегодняшних «Районных будней»… коими зачитывались мы еще совсем недавно», — сказано в 1975 году на съезде российских писателей. А когда «зачитывались», сразу после выхода «Районных будней», журнал «Знамя» сетовал на «серое, скучное, посредственное изображение нашей жизни», тогда как нужно было «описание бурных захватывающих событий, которых чрезвычайно много в нашей колхозной деревне». В том же «Новом мире» (№ 9 за 1952 год), где начал жизнь очерк Овечкина, был уличен в потере накала другой выдающийся публицист — он как раз начал «Деревенский дневник». «Талантливый и мужественный народ — таким видим мы в рассказах Е. Дороша поколение наших отцов… И снова думаешь с сожалением о том, что «температура» первого цикла не достигает такого накала… Хотелось бы, чтобы писатель и здесь показал тот же огневой темперамент…» — соболезновала критика.

Следуя этой же стезей дальше, я вышел к определению: очеркист есть литератор, который, подобно фольклорному персонажу, что ни делает — все делает не так. К очеркистам положено обращаться укоризненно, как дед Каширин: «Эх вы-и-и-и…»

Новомирские очерки времен Твардовского вроде бы читались. За единоборством Л. Иванова с «временщиками» (пары, сроки сева, травы!) следила вся Сибирь. Алтайский крайком поручил всем райкомам партии проработать мою «Русскую пшеницу» — нечастый случай в литпрактике.

Но надлежащий шесток опять-таки указала критика. Г. Радов в конце 1970 года написал в «Вопросах литературы», что «очеркисты выступают простыми дублерами своих, естественно, более искушенных в экономике коллег. Это лишает их произведения глубокого социального, нравственного содержания, общественная ценность очерка существенно понижается. Так, очерки Л. Иванова и Ю. Черниченко, опубликованные в «Новом мире», написаны добротно… со знанием предмета, но явлением в общественной мысли страны они не стали. Не стали потому, что их авторы касаются в основном технологических проблем сельского хозяйства».

Эх вы-и-и-и, простые дублеры!

В конце года 1983-го статьей А. Обертынского в «Литературной газете» «Человек или экономика?» в сущности гальванизирован этот же самый упрек. Один читатель так (вежливо) пересказал суть проработки: что должно стать главным объектом внимания публициста — характер сельского труженика, его мысли и чаяния или хозяйственная деятельность?

Что вас несет в хозяйствование — вы просто хозяина дайте, хозяина земли, чтоб были чувства и, конечно, чаяния! Тропинка во ржи, калина-околица, седые колосья — объяснять, что ли? Человек ведь больше, чем экономика, ну? Вот и озаряйте характер, а не лезьте в предметы, в которых, во-первых, сам черт ногу сломит, а во-вторых, там есть кому понимать, без дублеров обойдутся! Разведут антимонию, вытащат то систему планирования, то какой-то агросервис, то в качество техники потянут — на то ли вас держат? Эх вы-и-и-и…

Можно бы защититься лихой частушкой из того же «Деревенского дневника»:

Нас и хают и ругают.А мы хаяны живем.Мы и хаяны — отчаянны,Нигде не пропадем!

Но бодрячеством одним не обойдешься. Хорошо бы наконец понять, как это жанру удается хиреть да чахнуть, киснуть да терять пыл, а тонус сохранять со зловредным упрямством. Охота постичь, отчего это спор — образ или цифирь? характер или хозяйство? многообразная сладкая жизнь или работа? — методически всходит с энергией корнеотпрыскового сорняка. Легче всего объяснить любительством!

Автолюбитель боится мотора. Двигатель для него — табу, лучше и не поднимать капот. Наше дело мыть, полировать, заливать бензин, от силы — подкачивать шины. Когда же некто дерзкий при нас посягнет на святая святых — карбюратор, автолюбитель испытывает туземный ужас. Кто ты такой, чтобы соваться в потаенное, разбирать доступное посвященным? Ты что, мастер со станции техобслуживания? А нет, так не пугай нормальных, машина до тебя хоть как-то заводилась, а ты суешься в бензонасос, касаешься распределителя, покусился на само зажигание — пошел прочь от «жигуля»!

Дилетанту по самой его генетике не постичь, что пуд грязи под крылом — сущая ерунда, а песчинка в жиклере — верный конец движению. Он десятилетиями будет рабом жрецов ремонта, коим открыты тайны искр и давлений, будет стонать под ярмом даней, но не преступит черты, не сделается из любителя шофером.

Но это неэтично — клеить ярлыки… Вам же определенно говорят: образ дайте! Клянутся именем Овечкина, поминают «Районные будни» — как тут переть на рожон со своей цифирью?

Ну, чтобы так клясться, нужно забыть, что Борзов — весь из цифры. Все мастерство продразверстки, вся технология его власти — на цифири! Вот плутовская операция, вскрывающая нравственную суть Виктора Семеновича Борзова:

«— «Власть Советов». Сколько у них было? Так… Госпоставки и натуроплата… Так. Это — по седьмой группе. Комиссия отнесла их к седьмой группе по урожайности. А если дать им девятую группу?..

— Самую высшую?

— Да, самую высшую. Что получится? Подсчитаем… По девятой группе с Демьяна Богатого — еще тысячи полторы центнеров. Да с «Октября» столько же. Вот! Мальчик! Не знаешь, как взять с них хлеб?»

Поясним: мера уже обмолоченного урожая жульнически завышается, с нею возрастает и обложение; за одним числом, как в арифмометре, меняются и другие, меняется место района в сводке, а председателю Демьяну Опенкину снова возить не перевозить. Четыре числительных в крохотном диалоге —

Потому что все оттенки смыслаУмное число передает.

— Так делают «временщики», а не хозяева, — говорил реальный член Льговского райкома партии В. Овечкин на реальной районной конференции 1952 года, призывая делегатов голосовать за неудовлетворительную оценку работы райкома. Перед тем он выложил целую низку статистических данных (как только добыл?). По черноземному району в хорошее лето собрано по 7,2 центнера зерновых при плане 14,7 центнера. «А в большинстве колхозов района от 4 до 6 центнеров зерновых и от 40 до 80 центнеров сахарной свеклы. На трудодни выдали крохи. Личная материальная заинтересованность колхозников подорвана. Во многих колхозах ряд лет люди получают по 200–300 граммов хлеба на трудодень… За прошлый год 3290 человек не выработали минимума трудодней. И в этом году такое же положение. Серьезные цифры! Отношение колхозников к общественному труду во многих колхозах — как к трудгужповинности».

Главное открытие Овечкина — «механический человек» Борзов буквально вычислен!

Второй «технологический слой под «Районными буднями» (то есть тоже требующий известного напряжения интеллекта) объясняет чудо, как вообще могли быть напечатаны «Районные будни» в сентябрьской книжке журнала за 1952 год при тогдашнем уровне критики, если натуральное обложение колхозников было правилом, а манипуляции с группами урожайности — обыденностью.

Очерк Овечкина — это тридцать лет назад понималось сразу — ратовал за принцип справедливого, погектарного обложения. Несправедливое (есть ферма — сдаешь молоко, нет — с тебя взятки гладки) было осуждено еще перед войной, и конец 40-х годов проходил под знаком внедрения погектарного принципа. Сдал свое со своих гектаров — и хозяйствуй на здоровье. Что-то вроде продналога при МТС: лучший колхоз и выдаст на трудодни больше. Защита Демьяна Богатого — это охрана интереса богаче жить. А Борзов — он за продразверстку! Он извращает политику погектарного обложения, тащит «губительную уравниловку». «Если лодырю и честному работнику одинаковое вознаграждение за труд — какая выгода честно трудиться?» — спрашивает льговскую конференцию коммунист Овечкин.