Хлеб - Юрий Черниченко

Это говорит уже второе поколение создателей новых сортов (Иван Григорьевич Калиненко учился у Ф. Г. Кириченко).

Баталия из-за паров отвлекает от действительно нового.

Надо научиться сеять. Югу? Да. Природным зерновикам? Вот именно. Потому что чуткая биология сортов выявила грубейшие нарушения сроков. И не опоздания только, а торопливость, «досрочность». На больших массивах всходы гибнут только из-за того, что сеятели залезли в лето. Есть готовая земля — пускай агрегаты! Доктор наук В. К. Блажевский (Мироновский институт пшениц) показывал свои протестующие письма землякам в Винницу: в августе — передовики на севе, к апрелю — списание. Индивидуальная сортовая агротехника требует снайперской точности, учета как минимум трех факторов — биологии сорта, предшественника, удобрений. Верный расчет может сделать только агроном, не счетовод-учетчик.

Надо научиться не сеять. Здраво оценивать обстановку, признать, что почва суха, гарантий получить хорошие всходы нет, риск неоправдан — и, намеренно сохранив семена, готовиться к весне. Тогда сбереженный семфонд будет плюсом к урожаю яровых, а не минусом из него. Если на парах срок диктует календарь, тут выявлен многолетний оптимум, то на полях из-под пропашных решают условия каждой осени… Вот с этой-то позицией «дикту» смириться труднее всего. И дело не в том, сколько пядей во лбу у приверженца этого «дикта» — семь, пять или двенадцать, дело в ситуации, когда не спущенный план, а сам агроном на каждом отдельном поле определяет, сеять или нет. Выходит, самотек? Срыв осенней посевной? Принимаются меры, и колхоз, уже проводив скворцов, убрав огороды, все шлет и шлет полки своих гектаров, непоеных-некормленых, почти на верную гибель от холодов. В. К. Блажевский приводит иллюстрацию, что стоит тяга выполнить план сева любой ценой. Ананьевский колхоз «Россия», едва ли не первый по зерну в Кировоградской области, за три года поднял намолоты озимых с 33 до 45 центнеров. Победа? А валовой сбор остался прежним. Значит, площадь озимого сева убавилась? Нет, структура все та же. Просто пропадают поздние озими, их гибель и поглотила прибавку в двенадцать центнеров.

Конечно, можно ли сеять, нельзя ли — понятия гибкие, все опять-таки зависит от опыта, кругозора, культуры, в сумме и отличающих агронома от счетовода. Почему — нельзя? Семена не положить во влажный слой, не взойдут. Значит, дело в сеялке? А если применить бараевскую, прочную, как утюг, стерневую «СЗС-9»? Из целинного набора орудий агрономы Николаевской области вынули одно, для осени главное: купили тысячу с лишним комплектов — и не ради стерни, ради надежных всходов используют уже на сотнях тысяч гектаров. Представьте, не вымерзает!

Нельзя сеять — касается в основном площадей под кукурузой. Рано не уберешь, а после уборки почва высохнет от трещин в ладонь шириной, до «чемоданов». А если высевать озимь до уборки кукурузы? «Как, вы что, ведь стебли стоят!» Можно сеять кукурузу широкими рядами, а в междурядья пускать стерневую… Иван Евлампиевич Щербак на Новоодесском сортоиспытательном участке опробовал этот вариант «херсонского пара», известного еще Измаильскому, и кукурузу берет, и озимь под защитой высоких стеблей всходит. Загвоздка, правда, в том, что такой прием требует особой технологической дисциплины: не срежешь вовремя кукурузные бодылья — угнетенная пшеница вытянется, пропадет. «Очень совести надо много», — определил, качая головой, один из наблюдавших сев Щербака. Верно. Но совесть в агротехническом ее понимании и есть культура, она-то и выдает разницу между агрономом и скорописцем.

Надо научиться кормить.

Если целью ставить не разбрасывание туков с небес силами сельскохозяйственной авиации, если не сводить все к равному дележу дефицитного азота-фосфора между первой бригадой и второй, между колхозом «Заря» и совхозом «Восход», а действительно получать максимальную отдачу с каждого килограмма питательных веществ, то переучиваться надо! Пшеничному растению нового типа дорого «построить» самое себя — развить корни, стебли, листовой аппарат. Но уж когда зеленая эта фабрика создана — подавай сырье, отдача будет громадной. И отдача будет нарастать с интенсивностью сорта. Старый животноводческий закон: «Кормить выгодно только досыта». Вот мерой «сытости»-то и сильно разнятся сорта — даже одного автора. Известен опыт (данные печатались в журналах), когда замеряли окупаемость удобрений на «мироновской-808» и «мироновской юбилейной», созданных В. Н. Ремесло. Давали порциями по десять тонн навоза на гектар.

Первый десяток тонн поднял урожай «восемьсот восьмой» на 2 центнера; «юбилейная» отозвалась слабей — 1,7 центнера.

Вторая доза удобрений принесла 3,6 добавочных центнера «восемьсот восьмой», и уже 5 центнеров прибавки на гектаре «юбилейной».

Доза третья, всего гектар получил по 30 тонн. Старший сорт прибавил только 0,1 центнера. Все, потенции исчерпаны, дальше кормить бесполезно. Зато отзыв младшей — 5,4! Набрав силы, получив сырье, фабрика пошла работать, готовить элеватор. В итоге прибавка от тонны органики по «восемьсот восьмой» — 19 килограммов, по «юбилейной» — больше сорока! Значит, выгодней досыта кормить самые прожорливые пшеницы, чем делить удобрения малыми порциями — «всем сестрам по серьгам». И убыточно останавливаться, не докормив поле.

— Меня задело, — говорит В. Н. Ремесло, — что у немцев в ФРГ мои сорта проходят как сильные пшеницы. Там быстро поняли: биология такая, что только давай питание, сорт живет в хорошем симбиозе с микромиром. И вот — сумасшедшая по нашим меркам норма, триста сорок кило азота в действующем веществе, соответственно — фосфора, калия! Пошел, пошел вверх процент клейковины — сорок, сорок два, сорок пять.

Каких тебе еще улучшителей, где ты такое зерно купишь? Что ж, молодцы агрономы. Но я-то работаю ради умника, который в Адыгею ездил.

Самолет — хорошо, а… а сорнякам от этого лучше. Разбрасывание удобрений с воздуха переполовинивает их: ветер и талая вода сносят с поверхности почвы, сухой участок вовсе не растворяет их, но любой сорняк, лежащий в виде семян наверху, с радостью приемлет эту агрохимию. Азовский район на Дону урожаем озимых обогнал — небывалое дело! — соседние районы Кубани. Чем взял? Считает, прикорневой подкормкой. Использует не самолеты, а просто сеялки, нитрофоску доставляет точно к месту переработки — на пять — семь сантиметров под озимь. Удобрения хорошо окупаются, в семьдесят четвертом году район собрал по 36,4 центнера на круг. Но возвратиться от разбрасывания, от непыльного и скорого аэроспособа к вежливому кормлению удалось вовсе не легко. Отдача центнера удобрений путем прикорневого внесения повышается вдвое, это не оспаривается, но только на одной тридцатой озимого клина страны освоен этот прием.

Чему вообще надо учиться — не перечислить, да и надо ли… Суть в том, что любое завоевание агробиологии не убавляет, а увеличивает роль человека на поле, обязывает во всем тянуться до того концентрата знания и таланта, каким является новый сорт, велит быть настолько же сметливей, быстрее, свободнее в своих решениях и действиях, насколько новинка превышает обслуживающий сорт. «Дикт» может становиться гибче, может сменить язык погонялы на деликатную речь с «вы» и «пожалуйста» — от этого он не потеряет мертвящей силы. Селекция, в силу явной сложности избавленная в работе от «дикта», оторвалась от южной агротехники, и нету пока, нету, к счастью, признаков, что легко даст себя догнать. Югу сказочно везет на селекционные таланты, и можно надеяться, что даже тягчайшая потеря — кончина «пшеничного батька» Павла Пантелеймоновича Лукьяненко — не поведет к потере нашего мирового лидерства в белых озимых хлебах.

Что ж надо? А оно сказано.

Надо научиться ценить науку. Отвергать «коммунистическое» чванство дилетантов и бюрократов. Надо научиться работать систематично. Используя свой же опыт, свою же практику!

Вы знаете Рябошапко? Николая Николаевича Рябошапко из Щербаней? Большого напора человек. Редкий тактик. Как он говорит с телефонистками! «Любочка, сердце мое, я тебя сразу по голосу, шоб ты была здорова сто лет… А, мое здоровье дороже? Спасыби тоби, голубе, умница ты моя, дай скоренько Николаев…» В добывании он всепроникающ, как вирус, если позволено так сказать о солидном человеке, и нет тех дверей от Одессы до самого Киева, из каких бы он уходил с пустыми руками. Кто вбил в титул плотину для сухой балки и заставил солнце Щербаней вставать из воды? У кого улица сверкает асфальтом, а над нею ртутные светильники? Кто первым в районе отгрохал консервный завод и гонит консервы из той зелени, что возами гибла? А депутата кто заставил раскошелиться на террасы по Лысому бугру — вон ореховый сад растет? Все Рябошапко.

А скажите теперь, чем в доставании своем — боже ж ты мой, шестнадцать лет ходил по острию ножа! — чем в добывании он гордится больше всего? Не угадаете.