Город, где умирают тени - Грин Саймон

— Мы не убиваем, — спокойно ответил Мишка. — Мы хорошие.

— Почему? — спросил Колдер.

— Потому что нам от этого плохо, — тихо сказал Козерог.

И Питер Колдер отправился с Мишкой и Козерогом, чтобы влиться в Сопротивление, где он нашел друзей детства и ростки новой веры.

Битва Фэйрии с крестоносцами докатилась до мертвой точки: пройдя с боем город, две армии остановились друг против друга на расстоянии прямой видимости на противоположных сторонах площади Гленкеннона. На площадь это место было мало похоже: две линии косматых деревьев и конная статуя мужчины, которую давно было пора как следует отмыть.

Эльфы обладали более современным и разрушительным оружием, крестоносцы — большими людскими ресурсами. Армии повсюду за собой и вокруг оставили безжизненную пустыню. Ни одного целого дома, и почти каждый — сожженный. Уличные фонари повалены и разбиты, а сами улицы перегораживали баррикады. Мертвые и умирающие лежали всюду, брошенные там, где были сражены. Обе стороны понесли колоссальные потери и приготовились понести еще большие, но сейчас они медлили. Мощь и дух войск остались неколебимы, но обе стороны начали понимать, что победа может быть обретена лишь ценой катастрофы, то есть вследствие применения такой тактики и такого оружия, которые уничтожат город и все в нем живое. Обе стороны сознавали это и потому медлили.

Ночь была спокойной. Полная луна лила яркий свет и красила поле боя в черное, белое и призрачно-голубое. Звезд по-прежнему не было, как не было и признака того, что ночь скоро уйдет. Ни одна сторона не предпринимала шагов к мирным переговорам. Какой смысл? Не было ни сферы общих интересов, ни спорной точки соприкосновения, а капитуляция как вариант не рассматривалась. Убеждения крестоносцев строились на фундаменте веры и самопожертвования, эльфы же свято чтили древнюю традицию биться до смерти за малейшую обиду. Достаточно было одного шага, чтобы обе стороны оголтело ринулись продолжать битву, в которой, они знали, победителя не будет. И никто не прислушивался к внутреннему голосу, нашептывавшему их сердцам, что еще не поздно с честью отвести войска и перенести битву на другой день.

У крестоносцев были автоматическое стрелковое оружие, танки, напалм и оружие интеллектуальное. У Фэйрии — высокоэнергетические лазеры, плазменные и лучевые бластеры, волшебные мечи и колдовские аппараты. И тем и другим было за кого мстить. То и дело одна из сторон начинала мелкую заварушку, и другая мгновенно реагировала, но до сих пор успеха это ни одной из сторон не приносило. Никто не хотел компрометировать себя преждевременно, но последнее слово ни за что не хотел оставлять противнику. Грозное напряжение нарастало среди двух армий во время этого «великого стояния». Люди были на пределе, оружие наготове, и каждый ждал сигнала к последнему походу в долину смерти. И в этот момент, когда все казалось навеки потерянным и мир рушился, зловещее безмолвие ночи пронзила песня.

Крестоносцы и эльфы встрепенулись, стали озираться, и из густых теней появился Шин Моррисон, поющий как ангел. За ним шел знаменитый в прошлом гитарист, вплетавший музыку в песню барда. А за гитаристом — все певцы и рок-музыканты, умершие слишком молодыми или преданные забвению и попавшие в Шэдоуз-Фолл. Певец, застреленный своим фанатом, и гитарист, скончавшийся от передозировки. Все звезды, успевшие взлететь до небес и рухнувшие оттуда, раздавленные пьянством, наркотиками и славой. Все звезды, не долетевшие до небес и расставшиеся с жизнью слишком молодыми. Все угасшие звезды, чьей ошибкой было пережить собственную легенду. Все певцы и музыканты, погибшие в авиакатастрофах, или дорожных авариях, или утонувшие в собственном бассейне прежде, чем успели познать самих себя. Все они попали в Шэдоуз-Фолл, когда фанаты окончательно перестали в них верить, и нашли покой в городе, где звезд было пруд пруди. Сегодня они вышли дать последний концерт, спеть последнюю песню, последний раз плюнуть судьбе в глаза.

Музыка нарастала по мере того, как все больше и больше звезд присоединялось к песне. Музыка переменчивая и подвижная, как живое существо, перетекающая из блюза в рок, затем в панк, психоделику и попсу — и сливающаяся воедино в нечто триумфальное, становясь торжественнее и возвышеннее, чем каждая из ее составляющих.

Она наполнила ночь, отбросив темноту, эта армия песни. А во главе ее свободно реял голос Моррисона, чье настоящее имя было не Шин и который умер слишком молодым, оставив столько песен недопетыми.

Музыка накрыла волной крестоносцев и эльфов, и они перестали слушать тишину. Музыка затронула что-то в их душах, что-то крохотное, но упорно живучее, сумевшее немыслимым образом сохранить жизнь в ненависти и ужасе убийств. И с той стороны и с этой солдаты и эльфы откликнулись на трепетное прикосновение чуда, радости и восторга именно тогда, когда мрак ночи достиг апогея.

Солдаты отбросили автоматы, эльфы — мечи и по одному, по двое потянулись через площадь брататься. На следующий день им, возможно, суждено сойтись друг против друга, на следующий день их будет караулить смерть, но сейчас они отступили от края пропасти, и будто сам воздух наполнился запахами весны. Противники стали собираться в центре площади, к ним подходили и подходили новые очарованные песней и теми, кто ее пел. Это был тихий праздник, без криков и бурного ликования — лишь спокойное удовлетворение тем, что война окончена и они живы.

Но песню слышали не все. Некоторые восприняли ее как шум, как помеху основному занятию. Офицеры крестоносцев попытались привести в чувство солдат, выкрикивая приказы и угрозы, и когда это не сработало, они приказали тем, кто не успел дрогнуть, открыть огонь по предателям.

Ночь расколол грохот стрельбы. Эльфы ответили из своих жутких орудий, диковинные бластеры полыхнули в темноте. Но музыка взвилась громче, могучая и неодолимая, и заглушила рев орудий, бессильных против нее. Песня уберегла тех, кто слушал ее. Моррисон и другие играли и пели так, будто сердца их были готовы разорваться, наполнив ночь всей потерянной силой и любовью неистраченного запаса их рано оборвавшихся жизней. Они пели те самые песни, что могли бы петь, если бы смерть не сорвала их, как дикие цветы в регулярном саду. Их музыке в такт пульсировала кровь в сердцах тех, кто ее слышал.

Крестоносцы дрогнули первыми: кто побежал прочь от площади, кто — через нее, чтобы слиться с толпой в центре. Эльфы смеялись и аплодировали, отложив в сторону оружие. Человеческая музыка всегда зачаровывала эльфов, и сейчас большей радостью для них стало подхватить песню, чем преследовать бегущего деморализованного врага. Внезапно песня и музыка оборвались — будто так и было задумано. Площадь взорвалась аплодисментами и таким радостным ревом, что все кричали, пока не охрипли глотки и не заболели головы.

Моррисон улыбался и кланялся, уставший и мокрый от пота и дрожавший от все еще переполнявшей его волшебной силы музыки, — будто вопрошая, что еще он мог бы сделать для публики. Оберон, Титания и Пак выступили вперед поклониться барду, и Моррисон, утирая пот с лица, усмехнулся им:

— Спеть что-нибудь «на бис»?

В пустом доме на пустынной дороге Сюзанна Дюбуа сидела одна у окна первого этажа, беспокойно вглядываясь в ночь. Она старалась не шевелиться и дышать как можно спокойнее: малейшее движение заставляло бледнеть от острой боли в сломанной руке.

Поначалу она надеялась, что рука ее лишь растянута и ушиблена, но шок миновал, боль неуклонно усиливалась, а надежда таяла. Сюзанна старалась, очень старалась, потому что мысль о том, что рука сломана, была просто невыносимой на фоне всех жутких событий, и теперь даже этого маленького утешения она была лишена.

Руку она спрятала в длинном рукаве платья. Ткань была старой и порвалась, и неприятно пахла кровью, но Сюзанна боялась оттянуть рукав назад, боялась увидеть руку. Она не была уверена, что сейчас в состоянии выдержать это зрелище. Сюзанна очень хотела, чтобы Полли поторопилась и сошла вниз — подруга поднялась, чтобы сверху понаблюдать за происходящим в городе. С первого этажа видны были только разбитые обстрелом и сожженные развалины домов, пустой канал и иногда — быстро идущие мимо колонны солдат, спешивших разрушить очередной район города. Солдаты, правда, последний раз проходили довольно давно, но Сюзанна не сомневалась, что они еще появятся. Все напоминало скорее затишье перед бурей, а затишье неизбежно оборачивалось новой вспышкой насилия. Боль снова вцепилась в руку, и Сюзанна сосредоточилась на том, чтобы дышать тихо-тихо.