Конрад Аденауэр - немец четырех эпох - Всеволод Ежов

Приближались выборы в бундестаг 1965 года. Аденауэр оставался председателем ХДС и решил активно участвовать в предвыборной кампании. Почти 90-летний, он, как и в прошлые годы, произносил бесчисленное количество речей, ездил с одного митинга на другой. Предвыборная борьба бодрила и молодила его. Энергично спорил с социал-демократами — извечными противниками. На арену все увереннее выходил Вилли Брандт — конкурент достойный, набиравший авторитет не по дням, а по часам. У Аденауэра, однако, было мощное оружие. Ведь социал-демократы приняли и одобрили принципы внутренней и внешней политики ХДС, значит, христианские демократы и он, их канцлер, действовали правильно. За них и надо голосовать.

Митинги с участием Аденауэра всегда были многочисленными. Люди охотно приходили послушать легендарного патриарха. Он почти не готовил речей, импровизировал, говорил раскованно, шутил, быстро и остро реагировал на вопросы публики. После мероприятия пребывал в хорошем тонусе и еще долго беседовал с людьми в неофициальной обстановке.

ХДС/ХСС получили в новом бундестаге большинство, хотя и не абсолютное. Эрхард сформировал правительство в коалиции со Свободной демократической партией.

В октябре 1965 года вышел первый том мемуаров. Аденауэр с нетерпением ожидал откликов. Появлялись лишь незначительные, осторожные рецензии. Но вот выступил авторитетный историк Голо Манн. Он дал развернутый анализ во влиятельном еженедельнике «Ди цайт». Отметил строгую деловитость, умелое выделение главного и использование выразительных деталей, логичность мышления. Возраст и опыт сыграли свою позитивную роль.

Аденауэр был тронут оценками маститого ученого. Внимательно отнесся к его замечаниям и рекомендациям. С приподнятым духом взялся за второй том.

Все больше времени он проводил в Рёндорфе. В доме постоянно жил сын Пауль — священник. Комнаты оглашались детскими голосами — у Аденауэра к этому времени было 23 внука. По воскресеньям обязательно слушал мессу. Раз в неделю навещал могилы обеих жен на местном кладбище. При хорошем настроении играл с сыном в боччо. Катая шары, шутил, смеялся, радовался, когда они попадали в нужную точку.

Рядом с домом построили павильон с видом на Рейн. Развесили фотографии с дарственными надписями Черчилля, Даллеса, японского императора. На книжных полках поместили исследования о восточных и западных странах, записки Цицерона, творения Шатобриана, Макиавелли, речи Бисмарка, книги Черчилля, Идена, Эйзенхауэра, де Голля, Кеннеди, альбомы живописи различных веков. На одной из полок нашлось место для палехской шкатулки, подаренной Хрущевым.

Посреди комнаты стоял письменный стол с большой настольной лампой. Здесь Аденауэр работал, читал, а иногда просто размышлял, наслаждаясь прекрасным видом и окружающей гармонией. Выходил в сад. Накануне заморозков срезал розы и отправлял их в подвал: быстрая смена температуры убивает красоту и аромат. Каждый день к завтраку на столе появлялся благоухающий букет, вызывая восторги хозяина и близких.

Вечером в присутствии секретаря Анелизы Поппинги вспоминал прошлое. Рассказывал о дружбе с Даллесом, де Голлем:

— В дружбе нужно отделять человеческое от политического. Настоящая дружба в политике крайне редка. Она возможна только на основе правдивости, искренности и единства взглядов по принципиальным вопросам.

Иногда просил почитать ему стихи любимых Эйхендорфа и Гейне или включить музыку Гайдна, Шуберта. Слушая, надолго погружался в думы, убегавшие в прошлое.

В Бонне пышно отметили 90-летие экс-канцлера. Накануне устроили большой прием. Аденауэр, величественный, прямой, с едва намеченной улыбкой пожимал бесчисленное количество рук, выслушивал поздравления. Вспоминал о посещении германским императором Кёльна и о других давних событиях, распространял добродушие и обаяние.

На следующий день — 5 января — он с утра принимал поздравления в своем кабинете в бундестаге. Потом во дворце Шаумбург с его участием и в присутствии бывших министров состоялось торжественное заседание правительства. Вечером состоялся официальный государственный прием на вилле президента.

Кабинет в бундестаге и дом в Рёндорфе утопали в цветах. Газеты были полны фотографий и статей о знаменитом старике.

— Соберите их, — сказал Аденауэр Поппинге, — может быть, потом их просмотрю и узнаю, кто же я есть на самом деле.

Весной 1966 года на очередном съезде ХДС Аденауэр оставил пост председателя партии. Его прощальная речь оказалась сенсацией. Притихший зал услышал совершенно неожиданные слова: русские влились в ряды тех народов, которые хотят мира. Журналисты бросились к телефонам и телетайпам. В редакции пошли корреспонденции: «холодный воитель» переменился, стал мыслить по-иному.

В кулуарах Аденауэр высказывал надежду, что русские откажутся от экспансионистских намерений. В их стране обязательно произойдет либерализация форм правления и политической жизни. Это случится путем эволюции, а не революции. Постепенные изменения приносят людям меньше несчастья, чем быстрые. Запад должен проявить терпение и развивать контакты с русскими.

Мудрый старик с Рейна за год до своей кончины и за двадцать лет до «перестройки» предсказал то, что случится в нашей стране. Весь его жизненный и политический опыт говорил, что народ столь значимой страны не будет долго терпеть тоталитарный режим с его притеснениями, несвободами и несправедливостями.

Весной 1966 года Аденауэр вновь в Каденаббии. Прогулки стали короче. Полюбились предзакатные вечера. Он усаживался в кресло на террасе, укрывал ноги пледом и слушал музыку. С озера доносился легкий звон колокольчиков на рыбацких сетях. Время от времени вскрикивала сова. Вдруг закукарекал петух. Аденауэр засмеялся:

— Он перепутал время.

Как-то приехал художник Оскар Кокошка. Бундестаг заказал ему портрет Аденауэра. Художник удивился, как хорошо выглядит экс-канцлер в 90 лет. Позировал стоя. Разговаривал в это время с дочерьми, иногда диктовал или обсуждал с Поппингой подготовленные материалы. Временами втягивал художника в обсуждение событий, о которых шла речь в мемуарах. Через три недели портрет был готов.

Принять работу прибыл президент бундестага Герстенмайер. Он ахнул: с портрета на него смотрел не жесткий политик-борец, а мягкий, добрый человек. Художник пояснил президенту, что видит Аденауэра именно таким.

Аденауэр давно думал о поездке в Израиль. Понимал всю ее неоднозначность. Кровную обиду евреев не могло преодолеть то, что он сделал для возмещения их материальных потерь. Миллионы загубленных жизней не поддавались возмещению. В мае 1966 года он на поездку решился.