V. - Томас Пинчон

– Дум де дум ду дум, – напевал Профейн. – С добрым утром, Хряк.

Мой старый друг, подумал Хряк. Возможно, его слова последними я в жизни слышу. Внизу появился Хиросима.

– Давай, Хряк, – заорал он.

Хряк совершил ошибку и посмотрел вниз. Хиросима, соединив большой и указательный пальцы, показал ему колечко. Хряка затошнило.

– Что ты делаешь в наших краях? – спросил Профейн.

– Да так, погулять вышел, – отозвался Хряк. – А ты, я вижу, мачту красишь.

– Верно, – подтвердил Профейн. – В серый палубный цвет. – Они подробно рассмотрели тему цветовой гаммы «Эшафота» и не менее подробно обсудили итоги юридического диспута, затеянного палубным матросом Профейном, которому велели красить мачту, хотя на самом деле это входило в обязанности людей, обслуживающих локатор.

Хиросима и Хоуи Серд, потеряв терпение, принялись понукать Хряка криками.

– Ладно, – сказал Хряк. – Пока, старина.

– Поосторожней на следующей площадке, – предупредил Профейн, – Я положил там кусок мяса, который спер на камбузе. Думаю вынести его через палубу 01. – Хряк кивнул и продолжил тягучий подъем по лестнице.

Добравшись до площадки, он, как Килрой, высунул нос над ее краем и оценил ситуацию. Верно, там было мясо Профейна. Хряк полез на площадку, но тут его сверхчувствительный нос уловил нечто странное. Он принюхался, поводя носом над площадкой.

– Очень интересно, – сказал Хряк вслух. – Мясо воняет так, будто его жарят. – Он присмотрелся к деликатесу Профейна повнимательнее. – Так, понятно, – произнес он и быстро-быстро полез по лестнице вниз.

– Старик, ты только что спас мне жизнь, – крикнул он, спустившись к Профейну. – Веревка есть?

– А что ты хочешь сделать? – спросил Профейн, бросая ему веревку. – Повеситься?

Хряк завязал на конце веревки петлю и снова полез вверх. После двух-трех попыток он заарканил мясо, подтянул его поближе, сдернул с головы бескозырку и свалил з нее продукт, все время старательно следя за тем, чтобы оставаться вне зоны излучения локатора. Вновь спустившись к Профейну, он показал ему кусок мяса.

– Поразительно, – сказал Профейн. – Как ты это сделал?

– Когда-нибудь, – ответил Хряк, – я расскажу тебе о биологическом эффекте радиоизлучения. – И с этими словами перевернул бескозырку, отбомбившись говядиной на головы Хиросимы и Хоуи Серда.

– Все, что хочешь, – клялся потом Хряк. – Только скажи, старик. Я человек слова, и я этого не забуду.

– Ну так вот, – сказал Профейн через несколько лет в Новом Йорке, стоя у кровати Паолы в квартире на 112-й улице и держа слегка придушенного Хряка за шиворот, – напоминаю тебе об этом.

– Слово есть слово, – прохрипел Хряк. И, прочь отойдя, удалился в печали. Когда он ушел, Паола потянулась к Профейну и попыталась уложить его рядом с собой.

– Нет, – отказался Профейн. – Я говорю так во всех случаях, но сейчас и в самом деле «нет».

– Тебя так давно не было. С тех пор как мы катались в автобусе.

– Кто говорит, что я вернулся?

– А Рэйчел? – Паола мягко придерживала Профейна ладонями за голову. Материнский жест, не более того.

– Да, есть Рэйчел, но… Паола ждала.

– Наверное, это некрасиво… Но я не желаю, чтобы от меня кто-нибудь зависел.

– Это уже случилось, – прошептала она.

Нет, подумал Профейн, она теряет голову. Только не я. Не какой-нибудь шлемиль.

– Зачем же ты прогнала Хряка? Он думал об этом несколько недель.

II

Постепенно близилось расставание.

Однажды вечером, незадолго до назначенного отплытия на Мальту, Профейну случилось оказаться в районе Хьюстон-стрит, где он когда-то жил. Наступила осень, похолодало; темнеть стало раньше, и дети, игравшие у крыльца в бейсбол, решили, что на сегодня хватит. Профейн ни с того ни с сего вознамерился проведать родителей.

Два переулка – и вверх по лестнице, мимо квартиры полицейского Базилиско, жена которого оставляла мусор на лестничной площадке; мимо двери мисс Энджевайн, у которой был какой-то мелкий бизнес, мимо квартиры семьи Венусбергов, чья толстая дочка то и дело пыталась заманить Профейна в ванную; и далее мимо алкоголика Максайкса и скульптора Флэйка с его девчонкой, мимо старой, но активно практикующей ведьмы Мин Де Коста, у которой были осиротелые мышата, мимо собственного прошлого, хотя кому оно нынче известно… Только не Профейну.

Остановившись перед дверью своей старой квартиры, он постучал, хотя по звуку сразу догадался (как иногда по гудкам в телефонной трубке мы понимаем, есть кто-нибудь дома или нет), что внутри пусто. Разумеется, – коль скоро зашел так далеко – покрутил дверную ручку. Они никогда не запирали двери, и в этот раз, так же беспрепятственно войдя в квартиру, Профейн машинально направился в кухню и посмотрел на стол. Ветчина, индюшка, ростбиф. Фрукты: виноград, апельсины, ананас, сливы. Тарелка с хрустящими хлебцами, вазочка с миндалем и бразильскими орехами. Связка чеснока брошена, словно ожерелье богатой дамы, на свежие пучки сладкого укропа, розмарина и эстрагона. Кучка вяленой трески пучит мертвые глазки на здоровенные куски проволоне и бледно-желтого пармезана, а в ведерке со льдом мерзнет Бог знает сколько фаршированных рыб.

Нет, мать нс была телепаткой и не ждала Профейна. Как не ждала своего мужа Джино, дождя, нищеты и всего прочего. Просто у нее был пунктик на питании. Профейн твердо верил, что без таких матерей мир бы много потерял.

Целый час, пока не наступил вечер, он бродил по кухне среди залежей неодушевленных продуктов питания и одушевлял некоторые кусочки, переводя их в себя. Вскоре стало темно, в доме напротив вспыхнул свет, затеплив поджаристую корочку мяса и кожуру фруктов мягкими отблесками. Начался дождь. Профейн ушел.

Родители поймут, что он заходил.

Профейн, у которого ночи стали свободными, решил, что теперь может без особого риска позволить себе чаще бывать в «Ржавой ложке» и «Раскидистом тисе».

– Бен, – кричала Рэйчел, – меня это унижает. – С той ночи, как его уволили из Ассоциации антропологических исследований, он только и делал, что пытался ее унизить. – Почему ты не хочешь, чтобы я нашла тебе работу? Сейчас сентябрь, студенты валят из города толпами, лучшего времени для работы по найму просто не бывает.

– Считай, что у меня отпуск, – отвечал Профейн. Впрочем, какой отпуск, когда у тебя двое подопечных.

Никто и не заметил, как Профейн стал полноправным членом Шальной Братвы. Под руководством Харизмы и Фу он учился употреблять имена собственные, не напиваться до потери сознания, сохранять невозмутимое выражение лица, а также курить марихуану.

– Рэйчел, – признался он через неделю, – я курил травку.

– Пошел вон отсюда.

– Что?

– Ты превращаешься в марионетку.

– Тебе не интересно, на что это похоже?

– Я и сама курила травку. Дурацкое занятие, вроде мастурбации. Если ты от этого балдеешь – прекрасно. Но без меня.

– Это было всего один раз. Попробовал ради интереса.

– Когда-нибудь я все равно это скажу: Братва не живет, а использует жизненный опыт других. Ничего не создает, а лишь болтает о творцах. Варезе, Ионеско, де Кунинг, Витгенштейн [254] – блевать хочется. Братва сама себя высмеивает и даже не замечает этого. А журнал «Тайм» все это заглатывает и принимает всерьез.

– Тем больше веселья.

– И тем меньше в тебе человеческого.

Но Профейн все еще был под кайфом, и ему так захорошело, что он не смог спорить. И прочь ушел к Харизме и Фу на поезде кататься.

Рэйчел заперлась в ванной с портативным приемником и позволила себе порыдать. Кто-то пел стандартную песенку, сетуя, что мы всегда причиняем боль тем, кого любим, хотя их вообще обижать не следует. Верно, подумала Рэйчел, но разве Бенни меня любит? Это я его люблю. Кажется. Хотя и не знаю, что в нем нашла. И она зарыдала еще пуще.

В час ночи она появилась в «Ржавой ложке» – черное платье, волосы распущены, никакой косметики, кроме грустных енотово-темных обводов туши вокруг глаз, – ни дать ни взять одна из постоянно толкущихся в баре женщин, девчонок – словом, шлюшек.

– Бенни, – сказала она. – Извини. А чуть позже:

– Не бойся меня обидеть. Только приходи домой, ко мне, в постель…

И еще позже у нее в квартире, глядя в стену:

– Тебе даже не обязательно спать со мной. Просто притворись, что ты меня любишь.

Настроение у Профейна от всего этого не улучшалось. Но в «Ржавую ложку» он ходить не перестал.

Как-то вечером они со Стенсилом напились в «Раскидистом тисе».

– Стенсил уезжает из страны, – сообщил Стенсил. Ему вдруг захотелось поболтать.

– Я бы тоже хотел уехать из страны.

Молодой Стенсил, способный последователь Макиавелли. Вскоре Профейн уже рассказывал ему о своих проблемах с женщинами.

– Не понимаю, чего хочет Паола. Ты знаешь се лучше меня. Как по-твоему, что ей нужно?