Том 1. Русская литература - Анатолий Луначарский

Кроме того, государством учреждена особая редакционная комиссия, состоящая из наркома по просвещению Луначарского, его заместителя М. Н. Покровского и старых коммунистов, знатоков книжного дела В. Д. Бонч-Бруевича и И. И. Скворцова-Степанова. Эта государственная комиссия будет осуществлять общее наблюдение за изданием отнюдь не для того, чтобы воспретить что-нибудь толстовское, а именно для того, чтобы обеспечить возможную полноту издания, может быть, вопреки воле тех или других заинтересованных близких Толстого; или защитить тот или другой личный оттенок мыслей, который, может быть, вольно или невольно, мог бы быть затемненным в угоду установившимся традициям толстовства как направления. Отнюдь не заподозривая уважаемых членов комиссии по изданию — толстовцев — в таком желании, мы все же твердо стоим на той же точке зрения, что Лев Николаевич как личность был гораздо шире своего толстовства и тем более толстовства своих учеников.

Рядом с этим капитальным изданием будет дано и несколько меньших изданий, содержащих избранные сочинения Толстого и т. п., вплоть до мелких брошюр из Толстого и о Толстом, которые должны будут широчайшим образом рассеяться по всей стране, вплоть до глухих деревень.

От постановки какого-нибудь памятника Толстому в форме монументальной статуи мы пока отказываемся. Толстой, между прочим, сам очень неодобрительно относился к памятникам. Из этого, однако, не следует, что когда-нибудь памятник не будет ему воздвигнут. Мало того, Комитет находит вполне желательным, чтобы наружность Толстого, так счастливо дополняющая его произведения, была широко популяризована. Весьма возможно, что удастся поставить один или два его бюста в широко посещаемых, культурных учреждениях, — например, во вновь строящейся библиотеке им. Ленина в Москве, — в достаточно импозантной форме где-нибудь на лестнице или главных залах. Равным образом, Комитет находит желательным воспроизвести какой-нибудь из удачнейших бюстов Толстого во многих копиях, чтобы поклонники Толстого, а также библиотеки и школы могли за низкую цену иметь у себя изображение этого гениального и благородного человека.

Но подлинным памятником Толстому должны быть прежде всего те учреждения, которые носят его имя и близки его идеям. Нам уже удалось, между прочим, благодаря неутомимой деятельности Александры Львовны Толстой4, превратить Ясную Поляну в довольно изрядную станцию культурного воздействия на население. Там строится большая школа, развертывается школа-мастерская, имеется Народный дом, ведется всесторонняя работа с населением и учителями, съезжающимися со всех сторон. Этот культурный центр в связи с юбилеем Толстого должен быть усилен. Комитет предполагает обратиться к правительству с просьбой о специальных ассигнованиях на укрепление и расширение этой своеобразной культурной станции. К участию в этом деле в особенности привлечены члены Комитета, представляющие Тульский исполком и Ясно-Полянский сельсовет.

Предполагается также значительно усилить, а если удастся, то и расширить путем перевода в новое здание Толстовский музей, ремонтировать дом Толстого в Хамовниках (в Москве) и т. д.

Чествование будет иметь место не только в Москве и в Ленинграде, но и в других городах РСФСР и за пределами нашей Федерации в союзных республиках.

Предполагается перевести некоторые сочинения Толстого на украинский, белорусский языки, на языки Закавказья и тюркские языки. Кое-что в этом отношении, как известно, уже сделано. Комитет разработает вместе с Главполитпросветом программу толстовских вечеров, которые могут пройти даже по мелким клубам, в деревнях и т. д. Центральное же чествование будет сопровождаться торжественными заседаниями, лекциями, специальными спектаклями в театрах, постановкой специальных фильм в кино, широким использованием радио и т. д.

Нет никакого сомнения, что в эти дни в Москву прихлынет достаточное количество иностранцев. Пусть они увидят наш импозантный, светлый и в то же время честный, не допускающий никаких недоразумений праздник по поводу столетия со дня рождения великого писателя, пусть они увидят, как умеем мы анализировать культурное наследие и вместе с тем чтить его, пользоваться им, расскажут об этом повсюду, чтобы замолчала ехидная клевета о нашем отрыве от всего прошлого, о нашей сектантской узости, о нашем невнимании к тончайшим проявлениям культуры и о прочих наших мнимых пороках, которые нам нисколько не присущи.

К юбилею Л.Н. Толстого*

Советское правительство в связи с приближением столетия со дня рождения Льва Николаевича Толстого поставило перед собой вопрос о формах ознаменования этого юбилея. Постановлено было придать юбилею широкообщественный характер.

Прежде всего была приведена к благополучному концу большая подготовительная работа по изданию Полного собрания сочинений Толстого. Конечно, самое издание к юбилею не может еще поспеть, дело это чрезвычайно большое, трудное и сложное; но, по крайней мере, в настоящее время выяснены и все материальные, и все идеологические, и все эдиционные проблемы, связанные с этим изданием, работа над ним уже кипит, и оно значительно продвинется вперед ко дню самого юбилея.

Помимо деятельности Всесоюзного юбилейного комитета, всякого рода специально возникшие по этому случаю и постоянно существующие организации и общественные учреждения со своей стороны готовят разные меры к ознаменованию столетия. Подготовляемые ими посмертные собрания сочинений, монографии, сборники и другие издания должны сыграть чрезвычайно крупную культурную роль.

В последнее время в прессе появились голоса, выражавшие как бы опасения относительно того, насколько наше правительство, партия, общественность, включая сюда нашу печать, нашу науку и т. д., смогут найти правильный тон по отношению к великому писателю, мыслителю и деятелю, столетие рождения которого мы будем праздновать1. Я думаю, что опасения относительно неправильной оценки Толстого вряд ли на чем-нибудь основаны. Само собой разумеется, огромная многосложная личность Льва Николаевича может подвергаться различным оценкам, различным толкованиям. У Толстого есть страстные, безусловные приверженцы, но есть также и люди, которым то, что они считают отрицательными сторонами в учении Толстого, кажется превалирующим, доминирующим в нем.

Конечно, не может случиться так, чтобы юбилей Толстого не был связан со спорами. Мы уже отошли от того воззрения, что об юбиляре нужно либо молчать, либо говорить хорошо. Согласитесь, что это было бы очень плохим способом чествовать великого правдолюбца и великого человека. Мы заранее готовимся к тому, что одной из форм предстоящего чествования будет стремление углубленно и критически усвоить себе наследие Толстого. Следовательно, будут и споры и разногласия. Но та общая линия, которая в юбилее будет выдержана, для нас уже сейчас ясна. Я говорю «для нас» — это значит для представителей правительства, для Коммунистической партии, для пролетариата, для огромного большинства сознательных граждан, которые идут под знаком Октябрьской революции. И в той директиве, которая была дана от имени государства непосредственно комиссиям и комитетам, ведающим всеми вопросами юбилея, прямо было сказано: придать этому торжеству широчайший общественный характер, подчеркнув, выдвинув на первый план гигантские заслуги Толстого как великого художника, как выразителя многих ярко революционных начал цивилизации нашего времени, вместе с тем отнюдь не замалчивая, но, наоборот, вскрывая, оспаривая те черты, в которых сказался человек, принадлежавший к старой докапиталистической России, в которых сказался известный реакционный склад по отношению к капитализму и послекапиталистической эпохе. Остатки мистицизма, квиетизм учения Толстого (то есть непротивление злу насилием), равно как и огульное отрицание капиталистической культуры с отнесением к ней и безусловно положительных завоеваний новейшей цивилизации, в частности, науки и техники, — все это, конечно, мы должны будем поставить под определенное критическое освещение и показать Толстого таким, каким он был, — одними своими сторонами обращенным к будущему, являющимся его пророком, от имени этого будущего нанесшим сокрушительный удар злу нашего времени, а другими своими гранями обращенным к азиатскому укладу, укладу первобытному, и поэтому толковавшим неправильно уже превзойденные нами стадии и ступени цивилизации.

Высказывается, далее, опасение, что при подступе к чествованию Толстого будет забыта та критика, которую передовые революционеры противопоставляли учению Толстого и той критике, которую сам Толстой направлял против передовых революционеров.

Было почему-то высказано и такое опасение, что замечательно ценные по своей глубине статьи Владимира Ильича Ленина, посвященные Толстому (по поводу его 80-летия, по поводу его смерти и по поводу попытки некоторых поклонников Толстого выдвинуть его, как спасительный маяк для человечества2, попытки, возникшей в эпоху, когда обрушилась революционная волна 1905 года и началось реакционное движение среди интеллигенции), — что эти статьи тоже будут забыты или отодвинуты в сторону. Но мы считаем, что все наши новые работы и высказывания о Толстом, которые, как надо надеяться, явятся по окончании юбилейных торжеств серьезной новой ценностью в деле усвоения Толстого, явятся большим культурным вкладом, — что все эти исследования, все эти споры, все эти работы пойдут под знаком именно данных Лениным необычайно тонких и далеко идущих указаний.