Воспоминания - Андрей Фадеев

Третья аристократка, вдова Джаваир-Ханум, весьма важная, пожилая татарская дама, тщательно поддерживала свое ханское величие. По слухам, она христианского происхождения, из грузинских княжен, захваченная в малолетстве татарами, препроводившими ее в ханский гарем, где она обращена в мусульманство и сделалась главной женой хана. Говорят, она теперь усердная мусульманка, но вероятно по воспоминанию о прежней вере, а может быть и по некоторому чувству соболезнования о ней, не успевшему притупиться многолетним исламизмом, она до сих пор не может переносить церковного колокольного звона, и при звуках его старательно зажимает себе уши.

Джаваир-Ханум и вдова Мехти-Кули-хана приезжали в Тифлис с визитом к княгине Воронцовой, с большой свитой прислужников и прислужниц и соблюдением всех подобающих их сану восточных этикетов и церемоний.

Меня уговорили побывать и в театре, который я нашел довольно порядочным для уездного и к тому же татарского городка.

Из Шуши я продолжал путь, с тою же целью осмотра поселений, сельскохозяйственного их быта и изыскания удобных мест к основанию новых русских поселений, — по прямому направлению в город Нуху. Выехал я с моими провожатыми под вечер, после обеда и чая у Тарханова, верхами (для избежания нестерпимой экипажной переправы по камням), до сада ханши Мехти-Кули, в десяти верстах от Шуши, где и должен был заночевать по причине проливного дождя, преследовавшего меня затем почти беспрерывно все время остального путешествия. Это еще более затрудняло без того трудную дорогу, особенно при переездах через речки, где лошади останавливались от сильного напора течения, экипаж приподымался водой и рисковал перевернуться, не смотря на многолюдную помощь и поддерживания, и кончил-таки тем, что изломался. По счастью ночлеги были сносные. По пути встречал я татарские кочевья, перебиравшиеся в горы, и прибыл в Нуху 26-го мая. Погода прояснилась, но дождь сменился не менее неприятным зноем. При въезде справа виднеются сады, из коих и бывшие ханские Джафар-Абатские, сперва редкие, а потом чаще и по обеим сторонам, с плетневыми заборами, за коими неприметно скрываются дома и постройки. Деревья очень большие, а улицы несоразмерно узкие.

Город Нуха также был прежде столицею особого ханства, также довольно обширный и славился своими шелковичными плантациями и фруктовыми садами. Считаю не излишним сказать здесь несколько слов о мерах, которые принимались к распространению улучшенного шелководства в Закавказском крае, со времени водворения в нем русского владычества. С этою целью, гл, начале 1810-х годов, основалось в Нухе акционерное общество, главными членами коего состояли: князь Василий Васильевич Долгоруков, Жадовский и Шульгин, все трое Петербургские бояре, знавшие и о Закавказья, и о шелководстве только во слухам да по книгам и воображавшие в своих идеальных заключениях, что в учреждении этого общества найдут для себя золотое дно. До 1848 года они уже вложили на это предприятие капитал в сто пятьдесят семь тысяч рублей серебром, а дохода не получали ровно никакого. Исполнение на месте планов и преднамерений общества вверялось ими или шарлатанам, вовсе незнакомым с делом такого рода, или просто надувальщикам. Один бывший соучастник, итальянец Трибодино, стоил обществу до семидесяти тысяч рублей. Машины и люди для работы были выписаны из Италии, стоили дорого и не принесли никакой пользы; машины оказались неудобными, невыгодными и вовсе непригодными к употреблению, потому что никто не знал, как за них взяться и как их употреблять. Управляющими учреждения назначались чиновники, как например Орловский, Грисенко и другие, которые если и успели извлечь пользу, то лишь для себя лично, а отнюдь не для общества и не для достижения благой цели[99]. Правительство оказывало этому предприятию всевозможные пособия и содействия: под заведение было отведено пять тысяч десятин казенной земли; ему дано четырнадцать деревень с пятьюстами сорока домами из туземных жителей, с названием речбаров они были как бы закреплены учреждению для работ и доставки необработанного шелка. Эти речбары были крайне отягощены такой повинностью. Кроме того, для этого же было основано и причислено к заведению русское поселение из раскольников, которые, при водворении их в самых нездоровых, жарких местах, все или перемерли, или разбежались. И все эти расходы и пожертвования тратились бесплодно, а, тем менее к достижению желанной цели нисколько не послужили. С окончанием срока действия акционерного общества, оно отказалось от дальнейшего занятия этой деятельностью, и заведение передано в одни руки, благонадежному Тифлисскому гражданину Мирзоеву. С тех пор дело пошло лучше. В покупке и разработке шелка в Нухе принял также участие известный Московский фабрикант Алексеев, что не мало содействует поправлению производства. Вообще же, шелководство в Тифлисской и Бакинской губерниях заметно распространяется между поселянами. В прочих местах Закавказского края тоже принимались подобные же меры для улучшения шелководства; еще при Ермолове было основано в Тифлисе итальянцем Кастелло давно уже уничтожившееся шелкомотальное заведение, стоившее казне значительных издержек. Делались такие же попытки и в Имеретии, известным и опытным нашим шелководом Райко, к сожалению вскоре умершим, а потому и они не принесли желаемой пользы.

Нуха раскинута на горе, занимает довольно большое пространство. На мощеной улице, поднимающейся в гору, расположен базар; везде во множестве встречаются духаны, кузницы и разные лавочки. Город уподобляется общему азиатскому типу всех здешних городов. Сохранились остатки крепости, стены которой я нашел еще уцелевшими, равно как и корпус ханского дворца, очень любопытного как по наружному виду, так и по внутренней отделке, орнаментам, барельефам и восточной живописи, хотя и скверной, но совершенно явственно сохранившейся, с изображениями персидских всадников и азиатских сражений. Климат в самой Нухе не слишком жаркий. Фруктовые сады хорошие; лучшее их произведение, бесспорно, превосходные груши, известные в крае под названием «гулябы»; они по величине, сочности, сладости, аромату и вкусу пользуются вполне заслуженною знаменитостью.

Здесь я получил из дома, от обоих, письма, которые меня порядочно встревожили, хотя уж и прошедшими бедами. Из них я узнал о необыкновенных и очень серьезных опасностях, которым подверглись моя жена и дети в продолжение последнего времени. В первых числах мая обе мои дочери. Екатерина и Надежда, с зятем Ю. Ф. Витте поехали на воды в Пятигорск. В Тифлисе тогда лето вполне уже установилось, солнце сильно подпекало, погода с горах стояла хорошая, и потому, не ожидая освоенных случайных перемен ее, они не запаслись никакими теплыми одеждами и выехали совершенно по летнему. При въезде в горы, они застали там внезапно открывшуюся только что пред тем прежестокую зиму, с большим морозом и глубоким снегом, от коих конечно пришлось крепко пострадать, да могли и здоровьем поплатиться. Но это было еще не важнейшее. Между станциями Кошаур и Коби, дорога, как почти везде здесь, пробитая по откосу гор, по большей части крайне узкая, местами, можно сказать, выдается как бы карнизом, разделяющим, с одной стороны, скалы в несколько тысяч футов высоты, покрытые вечным снегом, от глубочайшей бездны, тоже в несколько тысяч футов, с другой стороны. Дети мои ехали в двух экипажах, с прислугой и несколькими конвойными казаками. Поровнявшись с небольшим придорожным духаном, ямщики остановились, и зять мой велел вынести всем людям, прозябшим на морозе, по стаканчику водки, что задержало их минут на пять, и затем продолжали путь. Не отъехали они и четверть версты, как послышался глухой грохот: несколько камней, быстро скатившись в разброд с горы, перекатились через дорогу и полетели в бездну; вслед за тем, в десяти шагах перед экипажами, громадная глыба земли с камнями, свалившись с горы в бездну, засыпала большим, длинным бугром дорогу на довольно значительное расстояние, совершенно сравняв покатость горы. Только одна счастливая остановка перед духаном спасла всех их от предстоявшей гибели! Не будь этой остановки, экипажи попали бы неминуемо под обвал и были бы или раздавлены тяжестью его, или, скорее, снесены в бездну вместе с глыбой обвала, — в обоих случаях смерть неизбежная и жестокая, ехать далее, разумеется, было невозможно. После многих трудов и усилий, одному из казаков удалось пешему перелезть через обвал и дать знать о случившемся происшествии на следующей, ближайшей станции Коби, откуда были присланы перекладные и люди для исправления дороги и пособия проезжающим. Дочери мои и зять, промучившись почти целый день на холоде, в снегу, едва к ночи, с помощью рабочих, успели кое-как перебраться через насыпь и на перекладных доехали до станции. Экипажи были перевезены уже на другой день. Еще надобно заметить, что дочь моя Е. А. Витте находилась в состоянии беременности, и такое приключение угрожало ей самыми пагубными последствиями, что и усиливало мое беспокойство, хотя, судя по письмам, они доехали до Пятигорска благополучно.