Невыносимая шестерка Тристы (ЛП) - Дуглас Пенелопа

Что она делает прямо сейчас?

В животе урчит, и я облизываю красные губы, жалея, что у меня нет воды, но я не буду просить ее у других. Рядом со мной появляется фигура, вспышка белого, и я оглядываюсь, мой рот открывается, а желудок опускается, когда я сглатываю.

Напротив меня стоит Лив, ее волосы блестящими шелковистыми волнами ниспадают на обнаженную спину, а сама она одета в великолепное платье, которое она прислала мне сегодня утром. Ее грудь выпирает из лифа, и я не могу вдохнуть.

— Что ты здесь делаешь? — выдавливаю я.

Она поворачивает ко мне, и мой взгляд падает на темно-розовые губы. Я не могу сдержаться. Я заключаю ее в свои объятия, вдыхаю ее запах и смотрю на ее губы.

— Ты выглядишь… — Я даже не могу подобрать слова. — Такой красивой.

— Надеюсь на это, — отвечает Лив, и в ее голосе снова звучит легкий подтрунивающий тон, как будто ничего не случилось. — Мне не особо комфортно. Ты знаешь, что у среднестатистической женщины двадцать пар обуви, но регулярно она носит всего пять? Хочешь поспорить, что все пять — кроссовки?

И, прежде чем я успеваю рассмеяться над ее маленькой шуткой, я чувствую, что подхожу ней еще ближе. Я обхватываю ладонями ее лицо и впиваюсь в ее губы, возбуждение пробегает по моему позвоночнику, когда ее руки обнимают меня за талию и не дают упасть.

— Губы, губы! — в панике кричит Крисджен. — О нет. Девочки, о боже. Арасели! Мне нужны помады.

С этими словами она исчезает, я знаю, что на нас смотрят, честно говоря, это входит в тройку лучших вещей, на которые мне сейчас наплевать. Наклоняя голову и скользя рукой по ее талии, я углубляю поцелуй, чувствуя, как ее тело сливается с моим, каждый дюйм меня такой живой, что я готова заплакать.

Она правда здесь? Как?.. Что?..

— Ты сказала, что любишь меня, — шепчет Лив.

Я улыбаюсь, целуя ее снова и снова.

— Мне было интересно… — Еще больше поцелуев. — Заметила ли ты это.

— Я не призналась в ответ.

Останавливаюсь, чтобы вернуть контроль над собой. Я заглядываю ей в глаза, надеясь, что она скажет это, но почти желая, чтобы она вообще ничего не говорила. Я просто хочу побыть с ней еще несколько минут, если она собирается уйти.

— Я не хотела, чтоб ты знала, что можешь разбить мне сердце. — Ее карие глаза блестят. — Я не хотела, чтобы Клэй Коллинз когда-нибудь узнала, что…

Она останавливается, взгляды и шепот вокруг нас, моя семья в зрительном зале, и Вентворт говорит что-то со сцены совершенно не так громко по сравнению с биением моего сердца.

— Что она всегда разбивала мне сердце, — продолжает Лив. — Я люблю тебя.

У меня сдавливает грудь.

— Я всегда любила только тебя. — Ее дыхание согревает меня с головы до ног, и я никогда не чувствовала себя счастливее. — Мое сердце принадлежит тебе, — добавляет она. — Разорви его, сожги его, мне все равно. Я хочу каждую минуту, которую могу получить.

Да.

Я улыбаюсь, тянусь к ней, целую ее, не знаю, как долго, пока мы не теряем контроль, и я не врезаюсь в стену, ее тело прижато к моему.

— Помады! — восклицает Крисджен, подходя к нам.

Я отстраняюсь и вытираю ее губы, пока она вытирает мои, у меня кружится голова. Она берет у Крисджен помаду и пытается снова нанести мою, но я не могу сдержаться. Я беру ее лицо в свои руки, нуждаясь в еще одной дозе.

— Я никогда не отпущу тебя, — шепчу ей в ухо.

Но она встречается со мной взглядом, что-то плутовское пляшет в нем.

— Я отчасти надеюсь, что ты попытаешься.

Что?

— Ты годами мучила меня, — отмечает Лив, прижимаясь ко мне всем телом. — Я могла бы отплатить тебе тем же, если ты когда-нибудь снова попытаешься скрыть это от меня.

У меня вырывается стон, когда она сжимает мое тело, и ее тепло просачивается сквозь мою одежду.

Пожалуйста, боже, отведи меня сейчас в машину. Боже.

Она возвращает помады Крисджен и смотрит на меня.

— Так ты готова к этому?

Быть с ней, где и когда захочу?

— Да, черт возьми.

Она кивает.

— Тогда давай устроим скандал.

Мой отец подходит к нам сзади, и Крисджен берет Лив за руку, отводя ее, чтобы занять позицию, и я смотрю, как она уходит, платье на ней не похоже ни на что здесь сегодня вечером. Она самая красивая.

— Готова? — спрашивает папа, берет меня за руку и кладет себе на локоть.

— Ко всему.

Начинает играть музыка, за сценой выстраивается очередь, и у меня возникает искушение отодвинуть себя и моего отца на несколько мест назад, чтобы мы не были в центре внимания, ведь мой наряд, несомненно, привлечет его, но то, что стоит сделать один раз, стоит сделать по-крупному. Я больше ни секунды не буду прятаться.

— На сцену приглашаются дочери города Сент-Кармен на Девяносто Девятом Ежегодном Балу дебютанток! — объявляет со сцены миссис Вентворт.

Три, два, один…

Мы медленно и уверенно выходим из-за занавеса и соблюдаем такт, но, когда в поле зрения появляюсь я, аплодисменты внезапно стихают. Моя кожа теплеет, когда все смотрят на нас, мы с папой оба в костюмах, я в цилиндре, а затем хлопки переходят в шепот, потому что я единственная за почти сто лет, кто нарушил протокол. Я фыркаю, почти не в силах сдержать смех, и поднимаю глаза на папу и замечаю, как он смотрит на меня сверху вниз и подмигивает. Что они сделают? Это даже не самая веселая часть.

Мы спускаемся со сцены и останавливаемся посреди зала, кланяясь толпе. Затем обычно делается полный реверанс, и я опускаюсь на пол и склоняю голову.

Оркестр играет, и я встаю, надеясь, что Крисджен позаботилась о следующей части.

Наконец, я слышу это.

— Э-э-э… — миссис Вентворт прочищает горло, приходя в себя. — Мисс… эмм, мисс Клэй Коллинз в сопровождении… — Я слышу тяжелый выдох. — В сопровождении Оливии Джэгер.

Несколько хлопков, но я не ожидаю большего, наблюдая, как Лив подходит ко мне и останавливается рядом, переплетая наши пальцы.

Я смотрю на нее, на то, как ряд маленьких цветов спадает с ее плеч и струится по руке. То, как платье облегает ее тело и только дополняет, не скрывает. Как фантастически она выглядит, и в этот момент я знаю, что не собираюсь смотреть ни в одну другую пару глаз до конца своей жизни.

Я игнорирую жар бабушкиного гнева, который исходит от нее. Телефон с камерой здесь или там, вероятно, документирует это. И любой может шептаться или смеяться, но мама права.

Есть люди, которым никогда не посчастливится почувствовать это.

***

Наверное, я тяну ее слишком грубо, но я просто слишком полна энергии. Мы выбегаем через парадные двери, выходим на дорожку перед кольцевой дорогой, и я заключаю ее в объятия.

— Что ж, это было весело, — дразнящим тоном произносит Лив.

Я хватаю ее сзади за платье, затягивая завязки на корсете, вдыхая ароматный воздух и кусая ее губы

— Эти платья отстой, — рычу я низким голосом прямо ей в губы.

— Согласна, — у нее вырывается стон. — Я похожа на безе.

Я смеюсь и беру ее за руку, мы обе бежим к стоянке и к нашему лимузину. Часа было достаточно, верно? Мы делали то же, что и все: танцевали, держались за руки, и теперь пришло время убираться из Доджа, пока ей не пришлось встретиться с моей бабушкой. Рано или поздно это произойдет.

Но сегодня вечером она моя. Я толкаю ее к машине и прижимаюсь к ней между ног, задирая юбку и пытаясь найти ее кожу сквозь всю ткань.

— В понедельник в школе будет весело, — шепчу я.

— Ты боишься?

— Нет.

Прямо сейчас совсем нет. И я не думаю, что мне будет страшно, когда придет время. Я имею в виду, я почти уверена, что большая часть Мэримаунта уже знает. Кто-то написал об этом в «Твиттере» и сделал снимок. Это напомнило мне…

Я вытаскиваю телефон, когда Лив посасывает кожу на моей шее посылая дрожь по моему телу. Я выключаю телефон и засовываю его обратно в нагрудный карман.

Я хватаю ее, и мы обе не можем подойти достаточно близко друг к другу.

— Давайте! — раздается чей-то крик, а затем свист.