Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

Глаза у Арто загорелись от азарта.

В целом, ночь получилась нескучная, но вот утром, распрощавшись с гостем, я поняла, что так и не спросила его про Йена.

Дни сменялись так быстро, что календарь за ними явно не успевал. Вскоре наступила такая жара, что спать без кондиционера было невозможно; затем неделю бушевали грозы, так, что к жаре прибавилась ещё и влажная духота… А потом в саду через улицу расцвели розы – крупные, медово-пьяные, хищного тёмно-красного цвета, и это означало, что лето наконец наступило на город – с размаху, всей своей тяжестью. До открытия кофейни оставалось всего ничего, а толковое название так и не придумывалось; настроение у меня портилось стремительно.

И в одно далеко не прекрасное утро в мой дом заглянула гостья, видеть которую мне хотелось бы меньше всего на свете.

Она была похожа на акварель – мягкие линии, много света, ускользающая улыбка. Высокий рост не мешал ей выглядеть хрупкой. Свободная шёлковая блуза с высоким горлом, брюки цвета топлёного молока с широким поясом, мокасины и тёмные очки – кое-кто явно не чурался глянцевых журналов… Единственное украшение, выбивающееся из общего стиля – насыщенно-красный цветок в волосах. На её фоне я, в чёрных джинсах, футболке и шлёпанцах смотрелась неопрятной вороной.

Ещё и с садовыми ножницами в руках. Блеск – не хватало только демонстративно срезать бутон у соседской розы.

– Привет, – улыбнулась гостья, остановившись в полушаге от меня. Я неловко спрятала руки за спину, не зная, куда девать садовый инвентарь. – Найдётся полчаса?

– Флёр, – вырвалось у меня бессмысленное.

– Да, заочно мы уже знакомы. Урсула, верно? – склонила она голову набок и протянула небольшую белую коробку. – Скромный подарок.

Я неловко подхватила его свободной рукой и на автомате пригласила Флёр в дом. В голове царил полный бардак, и где-то на границе между интуицией и сознанием звенел тревожный звоночек.

В коробке, кстати, оказались две тарталетки, украшенные тонко нарезанными красными яблоками.

Мы остались на первом этаже – приглашать Флёр на второй, жилой, отчего-то не хотелось. Будущая кофейня, впрочем, была уже обставлена почти полностью, только стойку в очередной раз пришлось выкорчевать, как пень, и заказать новую, чтобы она лучше вписывалась в мрачные интерьеры. Но кофемашина, конечно, появилась давно, практически в самом начале моего бесконечного ремонта, и прекрасно функционировала. Пока я делала для нас две чашки капучино, глупая паника отступила, и сознание прояснилось.

– У вас ко мне дело? – спросила я прямо, поставив перед гостьей кофе.

– М-м… Не сказала бы. – Флёр взяла одну из тарталеток прямо руками и откусила, демонстрируя великолепные белые зубы. – Скорее, любопытство. И, кстати, обращайся ко мне на «ты», я не возражаю.

Мои возражения, вероятно, в расчёт не принимались… Ну и ладно. Не принципиально.

– И как впечатления? – поинтересовалась я мрачно, глядя исподлобья, и оперлась спиной на рабочий стол.

Отходить от кофемашины далеко не хотелось, словно привычные предметы давали какую-то защиту; впервые за долгое время стало жаль, что поблизости не видно потерянных душ, ни одной… На редкость мирное место, где пока никто не умирал.

Пока.

– Ты похожа на злую ведьму, – неожиданно прямо ответила Флёр и снова улыбнулась, смягчая сомнительный комплимент. – Но тебе, наверное, об этом уже говорили?

– Никогда, – честно призналась я.

– Вся эта тёмная одежда, суровое выражение лица, глубокий голос, – она неопределённо повела пальцами, и вдруг взгляд у неё стал острым. – Способность повелевать мёртвыми.

– Я ими не повелеваю, – возразила я. Правильнее было бы соглашаться и поддерживать дружелюбную болтовню, но меня буквально распирало от раздражения. Потому что Флёр мне нравилась – и по-человечески, и внешне; я всегда мечтала выглядеть так же элегантно и в то же время естественно. Действительно, королева Запретного Сада. – Им приятно выполнять мои просьбы. И не все они мертвецы, некоторые просто… просто эхо. То, что осталось, когда человек ушёл навсегда.

Она сощурилась.

– Любопытный ответ. Неудивительно, что Йен так тобой заинтересовался.

Я едва не расплескала кофе и с трудом сумела поставить чашку, а потом сцепила пальцы в замок – чтоб не видно было, как они дрожат. Нет, с самого начала и сомнений не оставалось в том, что болтовнёй о моде, природе и погоде мы не отделаемся – и что вряд ли великолепная Алая Роза наведалась в моё скромное жилище исключительно из любопытства. Причём с геральдическим цветком в волосах… Видимо, тем самым, который стащила из лаборатории. Ну, естественно, неувядающая роза – наиболее ценный трофей, потому что он стал символом власти. А ещё – символом неочевидной, тайной связи между влиятельным кланом и сильнейшим чародеем столетия, чем-то вроде обручального кольца, которое нарочно выставляют напоказ.

– Что тебе нужно от Йена? – спросила я прямо, скрестив руки на груди, чтоб не было так заметно тремор. – Думаю, после всего, что он пережил, пора уже оставить его в покое.

Последняя фраза прозвучала откровенно жалко. Лучше было б обойтись без неё; я прикусила язык, но, к сожалению, уже поздно; в мыслях появился сразу с десяток крайне убедительных вариантов ответа, которыми её можно было бы разбить в пух и прах. Например, что вряд ли сам Йен удовлетворился бы покоем и изоляцией – не в его природе тихо сидеть на окраине. Конечно, он помешан на науке и наверняка неделями пропадает в лаборатории, но для того, чтобы отдохнуть, ему нужна публика, желательно восхищённая – и сцена, залитая софитами.

И куча фанатов, естественно.

Однако Флёр, к моему удивлению, спорить не стала.

– Вот как происходящее выглядит со стороны… – задумчиво произнесла она, опустив взгляд. – Да, пожалуй, некрасиво. Но если кто-то и имеет неоспоримые права на Йена Лойероза, то это я. Точнее, мы – семья де ла Роз.

Первым порывом было напомнить кое-кому, что «в Запретном Саду рабства нет» – и что вообще-то один человек не может обладать другим. Но Флёр ведь не назовёшь идиоткой… Она явно намекала на некие обстоятельства, известные лишь посвящённым, в число которых я не входила.

Пришлось снова переть напролом.

– И что же это за права?

– Кровные, – улыбнулась Флёр, невесомо проводя пальцем по кромке чашки. – Чуть больше ста лет тому назад жила одна женщина, гордая своей принадлежностью к древнему и славному, но практически угасшему роду. Ей не повезло родиться амбициозной, однако совершенно бесталанной. Бедняжка даже не смогла унаследовать родовое имя и чары, и потому решила пойти к власти другим путём и завела роман с моим кузеном, тогда главным претендентом на титул главы клана. Именно тогда стало ясно, что власть ему доверять нельзя – он слишком неосторожен и самоуверен. От мимолётной интрижки появился ребёнок; женщина стала претендовать на то, чтобы и дитя, и её саму признали частью семьи де ла Роз со всеми полагающимися привилегиями. Увы, во главе клана тогда стоял мой дядя, а он не отличался терпимостью ни к бастардам, ни к шантажу. Догадываешься, что было дальше?

Я оперлась на стол двумя руками, чувствуя сильное головокружение, и с трудом кивнула.

– Примерно… – Язык не слушался. – Однажды эта женщина пришла к воротам Розария и оставила там ребёнка. Она сказала, что уладит разногласия с его отцом и вернётся… но не вернулась.

– Верно, – у Флёр вырвался вздох, а глаза под опущенными ресницами слабо засветились. – Дело, к счастью, не получило огласки. Но нежеланное дитя оставалось бельмом в глазу, сорняком посреди безупречного цветника. Розарий взялся опекать мальчика; мою семью такое положение вещей не устраивало. И так как я подавала… определённые надежды, назовём это так, меня попросили восстановить справедливость. Было бы идеально, если бы мальчик бежал из Запретного Сада и смешался с простыми людьми, ведь отдавать бастардов на попечение в обычную человеческую семью – давняя традиция. Я очень уважала дядю и тщательно исполняла его указания… некоторое время, а затем у меня появилось своё мнение на этот счёт. Йен – редкий талант, драгоценность; может, и поздно принять его в лоно семьи, но упустить будет непростительным расточительством.