Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

Я опять ущипнула его за уши – просто потому, что захотелось. А ещё он это заслужил, ну правда.

– Эй, прекрати. Мы, кажется, уже говорили о том, что ты не обязан быть идеальным, да?

– Ну…

– Вот и расслабься, – попросила я ласково. – До меня ещё с прошлого раза дошло, что разборок ты будешь избегать до последнего. Но я тоже, как ты, наверное, заметил, не фанатка драм, так что проехали… Я тебя люблю, – вырвалось у меня внезапно.

Он остолбенел.

М-да, нехорошо получилось. «Не фанатка драм», значит.

Лицо у него некоторое время менялось, как на скетче художника, который пытается изобразить разные эмоции в крайнем их проявлении. Я уже раз двадцать прокляла свою болтливость и то, что выбрала из всех неуместных моментов самый неудобный, когда Йен вдруг сделался мрачным, торжественным и крепко сжал мне плечи.

– Урсула, – произнёс он глухо. – Ты украла мой первый раз!

У меня, сказать по правде, голова как-то резко опустела.

– Чего?

– Ты украла мой первый раз, – уже с явным удовольствием повторил Йен и лукаво улыбнулся: – И теперь держись: я собираюсь сделать всё как положено!

Он вскочил на ноги, быстро расправил рубашку, одновременно превращая её в нечто среднее между смокингом и сюртуком сказочного принца, затем крутанул меня – родные джинсы, футболка и носки аккуратной стопкой легли на стул, а вокруг бёдер взметнулась полукругом белая юбка, и грудь стиснуло затейливым корсетом. Я пискнула, пытаясь сообразить, как в этом дышать и откуда взялись вдруг кружевные перчатки, но Йен не дал мне опомниться – подхватил на руки и шагнул в стену.

Я инстинктивно зажмурилась, хоть и понимала, что никуда не врежусь и ничего лбом не снесу, а когда рискнула открыть глаза, то обнаружила, что мы очутились посреди сумеречного сада. Когда-то, вероятно, он был ухоженным и вычищенным, но ныне зелёные арки, образующие извилистые туннели, практически заросли плющом, и цветы рассеялись с отведённых им мест повсюду, смешивая ароматы, соприкасаясь лепестками. Некоторые из них выглядели знакомо: пышные хризантемы, в основном лиловые, розовые и рыжеватые; бледные высокие лилии; пышные гортензии, синие и пунцовые, и пурпурная астильба; яркие стрелы дельфиниума и гладиолусов, гроздья крапчатой наперстянки, тяжёлые пионы, источающие винный аромат, спирея и лаванда, энотера и звёздчатый тимьян… Но гораздо больше было фантастических, невозможных цветов, казавшихся порождением чьего-то воображения.

Благоухание опьяняло; сверхъестественная тишина немного пугала.

– Йен? – позвала я, слегка охрипнув от волнения.

Он осторожно поставил меня на землю – босые ступни утонули в мягкой, густой, прохладной траве – и затем сам опустился на одно колено, продолжая удерживать мою руку и глядеть снизу вверх.

– Урсула Мажен, – тихо произнёс Йен моё имя и сжал пальцы чуть сильнее. Глаза у него точно сияли, причём без всяких чар. – Когда-то давно ты спросила о моём сокровенном убежище, и я попросил тебя снова задать этот вопрос, когда я верну себе тело. И сейчас я готов ответить: моё убежище, мой сладостный дом – это ты. Когда я с тобой, мне всё равно, где я нахожусь, потому что я чувствую себя счастливым. Твоё существование дарит мне счастье; твоя улыбка даёт мне силы совершать невозможное. Я люблю тебя.

– Йен, это… – в горле у меня пересохло, и я будто бы напрочь забыла, как дышать. Руки подрагивали. – Это совсем как…

– Совсем, как ты мечтала? – улыбнулся он и поцеловал мои пальцы – по одному, лаская дыханием. – Знаю. А ещё ты мечтала, чтобы я оказался принцем из параллельного мира, но тут придётся довольствоваться тем, что есть.

Щекам стало горячо – подозреваю, румянец полыхал такой, что видно было из того самого другого мира.

– Ну да, мечтала. Одно оправдание – мне было пятнадцать лет, – пробормотала я, не зная, куда девать глаза. И пошутила неуклюже: – Вообще гениальный чародей, гроза всего Запретного Сада – неплохая замена принцу, я считаю.

– И даже лучше, – с хищной усмешкой заверил меня Йен и перевернул руку, целуя раскрытую ладонь, потом запястье… – У принцев, скажем так, гораздо меньше возможностей. Кстати, хочешь кольцо? Я помню, что в пятнадцать ты была категорически против брака, но что взять со старомодного чародея, м-м?

– Хочу, – согласилась я быстро, чувствуя, что жар распространяется по всему телу. – И предложение.

– Выйдешь за…

– Да! То есть ты договори, если хочешь, но всё равно – да!

Йен осторожно надел мне на палец кольцо – сплетение тонюсеньких, изящных серебристых веточек в россыпи сияющих камней, розовых и зелёных, как цветы и листья.

Олеандр. Ну, конечно же.

– А потом Хорхе нас поженит. Он ведь вроде как садовник, представитель власти, – сострила я, и Йен улыбнулся:

– Ну, я тоже с некоторых пор теперь садовник… Но предложение интересное, он оценит. Кстати, – он оживился и осторожно погладил мою ладонь. – А как насчёт брачной ночи?

– Да вроде бы день пока ещё, – с притворной задумчивостью протянула я, на всякий случай придерживая его за рукав, чтобы не передумал и не смылся.

– О, ну это не проблема! – Йен подскочил на ноги, крутанул меня в объятиях и крепко прижал к себе. – Ты знаешь, земля круглая. Где-то обязательно есть ночь.

Можно было ещё сказать, что дома остались некормленные коты, а в три часа назначена встреча с дизайнером, но я подумала: а, к чёрту.

В конце концов, коты вполне могут перекусить дизайнером, а счастливой за меня никто быть не сможет.

И я сказала:

– Пойдём.

Оказывается, к счастью привыкнуть очень легко – это горе постоянно давит и мучает, как ботинки не по размеру.

Йен переехал ко мне, и внезапно выяснилось, что ремонт и перестановка мебели – вообще не проблема, когда этим занимается кто-то другой, а ты просто набрасываешь идеи: хочу здесь цветок, а здесь книжный шкаф, и, кстати, Хорхе, спасибо за подарок, нет, два книжных шкафа, а лучше три. Барную стойку внизу мы сделали точь-в-точь, как я хотела, причём на следующий же день; бар, устроенный чисто для атмосферы, заполнился поздравительными бутылками от наших друзей и просто знакомых так быстро, что пришлось получать разрешение на торговлю алкоголем.

И, кстати, заведение – говорить «кофейня» с учётом новых обстоятельств язык не поворачивался – назвали «Запретный Сад».

Йен за стойкой смотрелся просто ох-ре-ни-тель-но.

До полуночи мы работали для обычных людей, а после заваливался народ поинтереснее – для него в углу на стеллажах постепенно скопилась целая коллекция настольных игр. Надо заметить, что вели себя молодые вампиры очень прилично и Дино слушались беспрекословно – он для них был кем-то вроде идола, воспитателя и поп-звезды. Гэбриэлла сперва относилась к этому неодобрительно, потом вроде бы привыкла. Кстати, от Дино она так и не съехала – и, похоже, их «мы просто встречаемся» стремительно перерастало в «мы подумываем о свадьбе».

И не только у них.

Видимо, наш с Йеном пример влиял на окружающих крайне отрицательно, потому что парочек вокруг стало как-то многовато. Ладно, Хорхе и Салли – в своей сестрёнке я не сомневалась, удивительно было другое – как он сумел продержаться больше полугода прежде, чем выбросить белый флаг. Догадываюсь, что финальная сцена перед решающим моментом выглядела примерно так: Салли обнимает предмет своего романтического интереса за ногу и монотонно повторяет: «Я тебя люблю, давай встречаться».

Хорхе, впрочем, на вопросы загадочно отмалчивался – и, что ещё более загадочно, выглядел при этом крайне удовлетворённым.

Но настоящий фурор произвели не они, а Тильда, которая как-то привела к нам в «Запретный Сад» своего парня, причём глубоко за полночь. Йен выглядел изрядно позабавленным; у меня, полагаю, выражение лица было куда как более красноречивым.

– А что? – ухмыльнулась Тильда, бесстрашно обнимая крылатого монстра на две головы выше её самой. – Впервые в жизни бегают не от меня, а за мной. Значит, надо брать!