Дневная битва - Питер Бретт

– Настоящий Избавитель! – крикнул кто-то в толпе, его поддержали дружным ревом.

Громыхнул опрокинутый стул. Рожер открыл глаза и увидел, что на него несется рассвирепевший Каваль. Гаред вскочил и бросился наперерез. Великан-лесоруб был на восемь дюймов выше и на сотню фунтов тяжелее. Он сграбастал Каваля, и секунду казалось, что победил, но наставник вывернул его здоровую, как бревно, ручищу, и Гаред взвыл от боли, а в следующий миг полетел через зал. Каваль забыл о нем и с удвоенной скоростью рванул к Рожеру.

Уонда потянулась за луком, но сообразила, что тот остался в гостинице, и не задумываясь атаковала наставника безоружной. Передвигалась на цыпочках и мудро избегала тесного контакта, держалась начеку и била расчетливо, с экономией сил. Она продержалась на несколько секунд дольше, чем Гаред, но вскоре Каваль отбил удар и врезал ей ребром ладони по горлу. Затем поймал руку в захват и швырнул задыхающуюся, извивающуюся Уонду на стол, тот развалился надвое. Уонда грянулась об пол, осыпанная щепками с битым стеклом и пивными брызгами.

Трактирщик схватился за дубину, вокруг кричали, но никто не оказался достаточно близко к Рожеру, чтобы помочь. Тот дернул кистью, и метательный нож лег в ладонь, но Рожер запаниковал и бросил его, когда Каваль приблизился.

Тут подоспел Энкидо. Он подхватил Каваля под мышку и отправил его в полет, используя его же инерцию. Наставник не растерялся, стремительно развернулся и ухитрился устоять. Он крикнул по-красийски, ответил пинком и сопроводил его хлестким ударом. Ни то ни другое не достигло цели; Энкидо увернулся от пинка и перехватил запястье Каваля, тем самым отвел удар. Свободной рукой он с силой врезал наставнику в плечо. Затем отпустил его руку, и та повисла. Каваль замахнулся другим кулаком, но легче ударить дым. Энкидо отклонился, поразил второе плечо Каваля, плавно зашел сзади и пнул под колено.

С пугающей легкостью он блокировал повисшие руки наставника и уложил его на пол. Лицо Каваля исказилось от боли в сухожилиях, но он не издал ни звука. Энкидо, как обычно, остался бесстрастен и нем.

– Довольно, – произнесла Аманвах, и евнух отпустил наставника, отошел на шаг.

Каваль повернулся к дама’тинг и процедил что-то по-красийски. Рожер не понял слов, но смысл был ясен по фанатичному блеску в глазах.

Аманвах ответила по-тесийски ледяным голосом:

– Если ты, наставник, или любой шарум хоть пальцем тронете моего мужа, то проведете вечность в ожидании у Небесных врат.

Глаза Каваля расширились. Он уткнулся лбом в пол, хотя на лице его по-прежнему читалась ярость.

Аманвах повернулась к Рожеру:

– А ты, мой муж, впредь никогда не споешь эту песню.

Рожеру не понадобилось браться за медальон, чтобы обрести силы. С избытком хватило острого негодования. Никто не смеет ему указывать, что петь, а чего не петь.

– Провалиться мне в Недра, если не спою! Я не праведник. Не мне учить народ, во что ему верить. Я лишь рассказываю истории, и обе – чистая правда.

На лбу Аманвах заиграла жилка, выдала гнев, который не затронул глаз. Она кивнула:

– Тогда об этом узнает отец. Каваль, выбери самого крепкого, самого быстрого даль’шарума. Я напишу письмо, которое нужно передать лично шар’дама ка, и никому другому. Вели даль’шаруму взять двух лошадей и не убивать алагай, кроме тех, что станут препятствием на пути. Скажи, что от его расторопности может зависеть Шарак Ка.

Каваль кивнул и поднялся на ноги, готовый выполнять, но перед ним выросла Лиша. Скрестила на груди руки.

– Ему не удастся, – предупредила она.

– Что? – не поняла Аманвах.

– Я отравила твоих шарумов кое-чем таким, что действует намного дольше слабого противоядия, которое я добавила в похлебку. До ваших – несколько дней пути, и твой человек не протянет и половины.

Аманвах надолго приковала взгляд к Лише, и Рожер задался вопросом, честное ли это слово. Лиша способна на многое, но отравить? Невозможно.

Аманвах прищурилась:

– Каваль! Делай, как сказано.

– Я не блефую, – предостерегла Лиша.

– Нет, – согласилась Аманвах. – Я и не считаю, что блефуешь.

– Но все равно пошлешь гонца на верную смерть?

– Это ты обрекла его на гибель. А я делаю то, что должна, ради защиты его братьев в Даре Эверама. Я брошу кости и приготовлю травы, но если ты его действительно отравила, а я не отгадаю лекарства, он прославится как мученик и его душа перевесит твою на суде Создателя в конце одинокого пути.

– Никто из нас не предстанет чистым, – резонно заметила Лиша.

– Ты запугиваешь этих людей, пичкаешь их ложью и полуправдой, а потому ничем не лучше для них. Когда мой отец возжелает забрать их земли, он сделает это. Этот народ укрепится и обретет надежду на славу и Небеса. – Аманвах шевельнула пальцем, и наставник исчез.

Несколько посетителей пивной вознамерились задержать его, но Каваль оскалил зубы, и местные мудро посторонились.

Аманвах и Сиквах бросили последний яростный взгляд на Рожера и в сопровождении Энкидо стремительно двинулись прочь. Поднялись к себе. Рожер печально смотрел, как они восходят по ступеням и скрываются из виду. Да, он не перестанет исполнять «Битву за Лесорубову Лощину», но зря излил ее на них во время представления с участием жен. Он знал, насколько тягостно забвение на пике действия.

Когда потрясение прошло, Рожер осознал, что он впервые с начала путешествия остался наедине с выходцами из Лощины. Гордость Уонды и Гареда пострадала сильнее, чем тела, и они несли стражу, предоставив другим говорить.

– Да, натерпелся я страху, – произнес Рожер.

– Тебе повезло, – отозвалась Лиша. – Одно дело – воспользоваться «Песнью о Лунном Ущербе» и намекнуть без ведома красийцев, что пора убираться, но совершенно другое – спеть в их присутствии о втором Избавителе. Ты мог бы с тем же успехом наплевать на все, во что они веруют.

– Значит, мы должны прикинуться, будто и не было битвы за Лесорубову Лощину? – возмутилась Уонда. – Что мы напрасно сражались? Что мой папаша просто взял да помер и не прихватил с собой рощицу лесных? Что Меченый не сделал ничего, о чем поется?

– Меня уже тошнит от притворства, что верх – это низ, а черное – белое, – подхватил Гаред.

– Конечно нет, – ответила Лиша. – Но мы уязвимы в пути. Скоро вернемся в Лощину, а пока советую соблюдать осторожность.

– Эй, все в порядке? – спросил трактирщик.

Он принес новый поднос с напитками. Прибыл в обществе Гери, гласного Нортфорка, и травницы Нихоль.

– Лучше некуда. – Рожер пригласил их сесть. – Вечер остался бы без изюминки, не окажись я на грани смерти.