Проклятие любви - Паулина Гейдж

В полдень Тейе велела подать носилки и отправилась в пышные покои Нефертити. Она бы предпочла послать за царицей, но знала, что в семье сейчас нить любви и взаимопонимания натянута до предела, и любая настойчивая попытка заявить о своих исключительных правах могла оборвать ее Нефертити полулежала на своем ложе, над ней безмятежно шелестели опахала, в комнате тихо играли музыканты. Ее беременность уже близилась к концу, и она уже не стремилась на людях или дома скрывать выступающий живот, она надевала просвечивающие одежды, которые подчеркивали ее манящую чувственность. Нефертити исполнилось тридцать два года – знойная пора зрелости женского тела, в котором, казалось, сочеталась горячая спелость без признаков увядания и обещание чувственных наслаждений. Постепенно проявляющиеся приметы возраста на ее лице скорее подчеркивали природную красоту совершенно правильных черт, чем вредили ей, и в гримасе неудовлетворенности ее поклонники могли усмотреть лишь намек на легкомыслие, что низводило ее с вершин недосягаемой божественности, манило, но не давало возможности приблизиться к ней как к земной женщине. Она легким кивком ответила на чопорный поклон Тейе, не отнимая рук у слуг, благоговейно втирающих в ее кожу ароматные масла.

– Прости, что не могу опуститься перед тобой, тетушка, – сказала она. – У меня болят спина и ноги, и, кроме того, мне довольно трудно наклоняться. – Обведенные сурьмой серые глаза холодно воззрились на нее.

Тейе не обратила внимания на колкость.

– Я желаю говорить с тобой наедине, – сказала она. – Я оставила свою свиту в саду. Отошли и ты своих людей.

Нефертити слегка поморщилась.

– Вы почти закончили? – обратилась она к слугам, склонившимся над ее длинными пальцами. – Тогда оберните мне руки салфетками и подождите за дверью.

Тейе стояла. Юноши поклонились и выскользнули из покоев. Она подошла к ложу и опустилась в кресло; некоторое время женщины молча смотрели друг на друга. Тейе ожидала, что племянница будет поддерживать легкий разговор, чтобы иметь возможность лавировать, скрывая свои мысли за ничего не значащими словами, но ее, как всегда, поразило, что совершенство лица и тела Нефертити отнюдь не распространялось на ее мыслительные способности. Племянница была так же неосмотрительна, как в свое время Ситамон.

– Ты не имела права увольнять Мериру с должности хранителя дверей гарема, – начала она. – Он долгое время был моим управляющим, и, учитывая его деловитость, я вверила ему управление гаремом. Женщины были им довольны. Фараон любит его и доверяет ему.

– Фараон всех любит и всем доверяет, – спокойно ответила Тейе. – Пока я жила в Малкатте, ответственность за дела в гареме лежала на тебе. Но ты прекрасно знаешь, что фактически это моя обязанность – по праву императрицы и первой жены. Я просто назначила другого хранителя, и это мое право.

Она поначалу не помышляла восстанавливать против себя племянницу, надеясь договориться с ней мягко и тактично, возможно, переиграть ее, разоружить, заверив, что ее ревность была беспочвенна. Очевидно, Нефертити сочла такой стиль беседы невозможным, и Тейе пришлось отказаться от видимой задушевности и занять совершенно иную позицию, которая не предполагала снисхождения и уступок.

– Не могу представить, зачем ты обеспокоилась этим делом, если, конечно, не имеешь прежнего вожделения к телу своего сына и не хочешь управлять очередью женщин к его постели, – заявила Нефертити. – Полагаю, что женщине твоих лет не пристало такое откровенное проявление дурных наклонностей. Ты не можешь больше соперничать за ложе фараона.

Тейе улыбнулась в ее угрюмое лицо.

– Я совершенно не имею желания отстаивать свои супружеские права в опочивальне, – твердо ответила она. – Если тебе невдомек, почему я так скоро решила проявить интерес к делам гарема, ты более глупа, чем я предполагала. Меня беспокоит Мекетатон.

Нефертити отвела взгляд.

– С Мекетатон не происходит ничего дурного. Ее немного лихорадило этим летом, только и всего.

Тейе захотелось встряхнуть ее.

– Вижу, мне придется говорить с тобой, как с младенцем, чтобы ты понимала. Ты не возражала, когда фараон взял свою дочь к себе в гарем?

– Нет. Почему я должна возражать? Это его право.

– Но Мекетатон еще ребенок, хрупкая и нескладная, как мальчик.

– Нет. Она стала девушкой шесть месяцев назад. Фараон повелел, чтобы она не срезала детский локон. Ему так нравится.

Безразличие, прозвучавшее в словах Нефертити, заставило Тейе вздрогнуть.

– Она твоя дочь, и в ней течет моя кровь! Тебе не приходило в голову, что, если она забеременеет, она может умереть? Посмотри на нее, Нефертити! Разве может неоформившееся детское тельце выносить ребенка?

Нефертити принялась нервно теребить льняные полоски, которыми были обмотаны ее руки.

– Она уже беременна.

Теперь Тейе уже не пыталась сдерживать себя. Удар пришелся Нефертити в висок, и та глухо вскрикнула. Тейе потерла костяшки пальцев и положила руку на свое колотящееся сердце, пока Нефертити стонала и раскачивалась.

– Прекрати! – зашипела Тейе. – Я не больно тебя ударила. Похоже, Киа – лучшая подруга для твоей дочери, чем ты. Она хотя бы пытается утешить девочку.

Некоторое время Нефертити сидела неподвижно, потом откинула голову на подушку.

– Мекетатон понимает, что это семя Атона, – огрызнулась она. – Бог должен брать в жены тех, кто близок ему по крови. Это его долг.

– Ты веришь в это не больше, чем я! Долг священного Гора – порождать свое воплощение, но ведь не так же! Почему он не выбрал Мериатон?

Нефертити настороженно посмотрела на нее.

– Правда, тетушка, я не знаю. Но ты еще не понимаешь, к чему приводят споры с твоим сыном. Он начинает плакать, демоны одолевают его голову, и я ничего не могу с этим поделать.

– Ты – самая прекрасная женщина, какую когда-либо видел Египет, – горько сказала Тейе. – Но у тебя сердце гадюки.

– Нет, – сверкнула глазами племянница. – Кобры! Королевской кобры,[45] тетушка. Весь Египет поклоняется мне. Не вставай у меня на пути.

Тейе начала окутывать пелена усталости.

– На твоем месте было бы мудрее впредь не враждовать со мной открыто, Нефертити. Потому что, как бы ты ни царапалась и ни плевалась, я куда безжалостнее, чем ты. От меня не так легко избавиться, как от Ситамон. Я пришла к тебе сегодня, чтобы попытаться убедить тебя помочь мне доказать фараону необходимость безотлагательной войны против Сирии. Но теперь я не убеждаю, я требую. Зарони сама эти слова в уши фараону, иначе ты увидишь Египет на коленях.

– Это просто смешно. – Глаза Нефертити сверкнули в темноте. – Ни один народ не смеет бросить нам вызов.