Чеченская рапсодия - Юрий Иванов-Милюхин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дарган!..
Казак встрепенулся, стараясь уяснить, откуда послышался голос. Чтобы поскорее вернуться к привычным заботам, полковник заставил себя набрать полную грудь пропитанного солнцем воздуха, и сразу пришло облегчение, в нос ударили привычные запахи, а в волосах загудела муха, запутавшаяся в них.
— Дарган, что ты там делаешь? — вновь спросила Софьюшка.
— А что такое? — стряхивая с себя остатки наваждения, посмотрел он в ее сторону. — Я задавал коням овса.
Софьюшка подошла поближе, заглянула мужу в глаза, затем взяла его за руку и негромко проговорила:
— Ты в дом один сейчас не заходи, — она помолчала, поправляя под мышкой какой-то предмет, приподнялась на носках чувяков, пошарила губами по заросшей щетиной щеке супруга, по открытой его шее и ласково шепнула в ухо: — Мы с тобой через порог вместе перейдем.
— Ну, как скажешь, — согласился он, приминая пальцами к ладони твердый амулет, и подумал о том, что женщины везде одинаковые. Скорее всего, наступил какой-нибудь праздник и нужно соблюсти старинный обряд. — А я вот камушек выплел из гривы коня, бриллиант этот, который из короны короля Людовика. Как раз твоим землякам его и отдадим.
В горнице Софьюшка, всегда пропускавшая Даргана вперед, вдруг выскользнула из-за его спины и встала с ним рядом. Атаман поморгал, давая глазам привыкнуть к свету, приглушенному занавесками на окнах, и вдруг в ноги к нему кинулась Аннушка, она обхватила ноговицы руками и сунулась лицом к отцовским ступням. Дарган покрутил головой и недоуменно уставился на супругу, он никак не мог понять, в чем провинилась старшая дочь, и неожиданно заметил, что Софьюшка выставляет перед собой икону, которой когда-то благословлялась на замужество его мать, а перед ней — его родная бабка. Старообрядческая икона была намоленная, она переходила из поколения в поколение.
— Что это с ней? — не отрываясь от лика святого и одновременно указывая рукой на дочь, спросил Дарган у жены.
Он снова осмотрел горницу и заметил кавалера в шляпе, в ботфортах и при шпаге, на пальцах у него посверкивали несколько богатых перстней. По обе стороны от него пристроились члены семьи, на лицах их отражалась значимость события, о котором полковник еще не догадывался. Петрашка с французской мамзелькой прижимались друг к другу, по их напряженным фигурам ощущалось, что они тоже, несмотря на великую провинность перед казачьим укладом жизни, хотят что-то сказать.
Атаман повернулся к родным.
— Да что сегодня с вами?
И вдруг услышал робкий голос Аннушки:
— Благословите, батюшка с матушкой. Не могу я без него.
— Без кого ты не можешь, доча? — в который раз за последнее время ошалел Дарган.
— Без Буалка этого, француза в высоких сапогах. Люблю я его, проклятого.
Пока атаман метался взглядом по кругу, не зная, на ком его остановить, кавалер подкрутил усы, затем снял шляпу, прижал ее к груди и встал рядом с Аннушкой. В его глазах отражалась светлая озабоченность, он даже не подумал посмотреть в сторону своей недавней невесты и спутницы в одном лице.
— Я тоже желаю, чтобы вы, месье д'Арган, и вы, мадам Софи, по казачьему обычаю освятили мой союз с вашей дочерью мадемуазель Анной, — уверенно заявил он и так же без сомнений добавил: — Я полюбил эту девушку, как только переступил порог вашего дома. Обязуюсь заботиться о ней и уважать Анну до конца своих дней.
Не успел Дарган осознать, что происходит в его доме, как рядом с первой объявилась вторая пара. Теперь московский студент, как минуту назад кавалер, склонил перед отцом с матерью свой непокорный чуб, а его подруга опустилась на одно колено.
В этот момент послышался негромкий шепот Аленушки, обращенный к мужу:
— Надо было не Аннушке, а нашему Захарке с Иришкой встать под благословение первыми. За ними Петрашка с француженкой, а потом уже сестрице твоей.
— А ты бы сумела упредить Аннушку? — одернул ее Панкрат, не дававший баловаться своим детям, стоявшим рядом с ним. — За ней сам черт никогда не угонялся.
Больше никто из домашних не обратил внимания на невольное отступление от казачьих правил, потому что все они принимали участие в обряде, подоспевшем как тесто для подового хлеба.
Тут и Петрашка наконец прочистил горло и с дрожью в голосе произнес, тоже с нарушением очереди:
— Батяка и мамука, благословите и нас на совместную жизнь. Я полюбил Сильвию, она ответила мне взаимностью.
— Ви, месье д'Арган, — эхом откликнулась девушка и добавила, с трудом подбирая русские слова. — Я люблю своего Пьера, я хочу за него замуж.
Дарган машинально потянулся рукой к пуговицам, до него только сейчас дошло, что он красуется перед детьми в рубашке и в заправленных в ноговицы брюках. Папаха, черкеска, пояс с оружием и даже неизменный казачий атрибут на все случаи жизни — нагайка — остались лежать в комнате. Он повернулся в сторону двери, ведущей в их общую с Софьюшкой спальню, собираясь поспешить туда, но жена одернула мужа. Она сдавила его локоть пальцами и снова молча воззрилась перед собой, ожидая продолжения обряда.
И оно не заставило себя ждать. Вслед за Петрашкой и Сильвией пред родительскими очами предстали Захар и Ингрид, до сей поры как бы со стороны наблюдавшие за происходящим. Новая пара присоединилась к двум другим, в глазах у них горел тот же негасимый огонь любви. У полковника в мозгах замутилось окончательно, к такому повороту событий он совсем не был готов. Захар снял с головы папаху и склонил белобрысый чуб, его шведская пассия последовала примеру французской мадемуазели, она грациозно опустилась на одно колено и уставилась в раскрытые перед собой ладони, словно принялась читать Библию.
— Отец наш и мать, мы тоже становимся под ваше благословение, — торжественно сказал Захар. — Я люблю Ингрид и без нее не представляю своей жизни.
— Господин Дарган и госпожа Софи, мой суженный сказал правду, — с едва заметным акцентом тихим голосом пролепетала шведка. — Я очень люблю Захара, одного из ваших сыновей и моего жениха, и хочу выйти за него замуж.
Аленушка, державшая за руку Павлушку, собралась было прыснуть в кулак, ей, привыкшей к жестким горским законам, было неудобно наблюдать за братьями и сестрой мужа, которые не соблюдали никаких правил.
— У них все получилось шиворот-навыворот, — ткнулась она смеющимся ртом в плечо супруга.