Чеченская рапсодия - Юрий Иванов-Милюхин

Сотник прильнул к жердинам плетня, малец натянул поводья как раз напротив него.

— Что ты сказал, Никитка? — посмотрел на пацана Панкрат. — Повтори, а то я не расслышал. Дюже далеко было.

— Тетку Марью с Павлушкой абреки забрали в полон, — захлебываясь словами и слюнями, крикнул казачонок. — Они вышли за околицу встречать стадо, а тут налетели разбойники, отбили их от пастуха и привязали к своим лошадям.

Панкрат невольно отшатнулся, не в силах сдержать ярости, он рявкнул в пространство:

— Кто их туда посылал, этих неслухов? — он схватился рукой за луку седла. — Где абреки сейчас?

— Наверное, уже через реку перешли, — оглаживая танцующего под ним скакуна, пояснил малец. — Разбойники захватили пленных и шибко побежали к Тереку.

— Вы с пастухом узнали хоть кого из них? — уже в седле спросил есаул.

— Кажись, их главарь похож на сына одного из убиенных братьев Бадаевых. Это мне Ефимушка передал.

— А где тот Ефимушка сам?

— Стрелили его, прямо на дороге лежит.

Панкрат краем глаза заметил батяку, вышедшего на площадку крыльца. Атаман успел услышать рассказ Никитки.

Он повернулся к конюшне и крикнул возившимся там мужчинам:

— Захарка, седлай моего Эльбруса, — Дарган сбежал со ступенек, на ходу застегивая ремень с оружием, и оглянулся на выскочившую из дома жену. — Софьюшка, подай ружье. На конь, сынки!

Пятеро всадников перешли в бешеный намет прямо от воротных столбов, они проскочили станичную площадь и помчались по направлению к лугу. По мере их продвижения к околице к ним присоединялись все новые верховые, одетые кто во что горазд, но все как один при оружии. Всех их успел всполошить тот самый Никитка. Курени остались позади, под копыта коней легла успевшая подрасти луговая стерня с небольшими копнами просушенного сена. Скоро перед мордами скакунов выросли махалки прибрежных камышей. Прорвав узкую полосу сухостоя, всадники вылетели на берег Терека и остановились как вкопанные. В лучах заходящего солнца был виден другой берег, тихий и пустынный, с заснеженными вершинами гор за ним. Словно не было там ничего кроме корявых зарослей чинарового леса чеченского аула, темнеющего своими плоскими крышами, да этих ледяных пиков.

— Абреки не могли уйти далеко, — высказал кто-то догадку. — Они спрятались где-то поблизости.

Панкрат рывком завернул морду своего кабардинца, перекинул ружье на грудь:

— Батяка, надо переправиться на ту сторону и прочесать лес. Они схоронились в нем, — крикнул он в запале. — Посчитай сам, сколько времени прошло с их появления возле станицы.

Дарган покусал конец уса, нервно потеребил уздечку. Ему тоже хотелось поскорее встретиться лицом к лицу с врагом, но трезвые мысли мешали бросить коня в упругие водяные струи, чтобы продолжить погоню. Он понимал, что время упущено.

— На том берегу мы успеем разве что войти в чащу, как солнце закатится за вершины гор. Ты об этом подумал, сынок? — сдерживая кипевшую в нем ярость, сказал он. — Даже если абреки и вправду поскакали лесом, то в нем тоже две дороги. Одна ведет к аулу, а вторая — к входу в пещеру, которая проходит под горным хребтом.

— Тогда зачем мы теряем время? — вскинулся сотник. — Надо разделиться на две группы и встретить разбойников на тех выходах из леса.

Дарган подъехал к старшему сыну.

— Посмотри на небо, Панкрат, — указал он рукой вверх. — Я говорил тебе о потерянном времени, а теперь скажу о наших кровниках. Не сомневаюсь, что это дело рук выросших сыновей братьев Бадаевых, решивших отомстить нам за своих отцов. Оба ночхоя давно разговаривают со своим аллахом и по твоей воле тоже.

— Что предлагаешь ты? — скрипнул зубами сотник. Он не в силах был удержать в себе тревогу за сына и свою младшую сестру. — Говори скорее, отец, иначе солнце и правда успеет скрыться за гребнем.

Атаман медленно огладил ладонью бороду.

— Сначала нам нужно отпустить в путь-дорогу наших гостей. Я не хочу подставлять их под разбойничьи пули. Я уверен, их судьба будет намного лучше нашей.

— Правильно говоришь, батяка, — глухо процедил старший сын.

— Лишь после этого мы займемся вызволением Марьюшки и Павлушки из татарского плена. Я знаю, в каких саклях живут семьи Бадаевых, — Дарган посмотрел в сторону чеченского аула, и в глазах у него сверкнул мстительный огонек. — На этот раз пощады им не будет. Никому!..

Захарка кашлянул в кулак и нарушил тишину, присевшую было на концы казачьих усов:

— Я не уеду отсюда до тех пор, пока моя сестра с племяшом не вернутся под отчий кров, — упрямо сказал он.

— Я тоже не собираюсь покидать станицу, не исполнив своего семейного долга, — подключился к нему Петрашка.

— Семья моей супруги Аннушки является и моей семьей. Господа казаки, вы можете смело на меня рассчитывать. — с сильным французским акцентом сказал Буало. — Мне спешить уже некуда, тем более что мы с Захаром знаем, где находится то, за чем я приехал сюда.

— Прости, Буало, но о том, у кого могут находиться французские сокровища, я высказал всего лишь предположение, — повернул к нему Захар свое лицо. — Вполне возможно, что во мне говорило лишь мстительное чувство к моему бывшему сопернику.

— Ничего вы еще не знаете, а разговоры про прыткого шведа Карлсона и его сестру, так это всего лишь ваши догадки, — грубо оборвал кавалера и среднего сына атаман, который был в курсе всех их дел. — Чаще бывает, что искомое находится там, откуда за ним начали охотиться.

— Простите, месье д'Арган, что вы пожелали этим сказать? — насторожился было кавалер.

— Только то, что вам нужно отправляться по своим домам. И немедленно, — непримиримо сдвинул брови полковник. — Прощайте, сынки и ты, Буалок. Экскюзе муа, чи как у вас там во Франции. Тут мы справимся и без вас.

Атаман дернул за уздечку, направляя кабардинца в мутные воды горной реки. Старший из сыновей Панкрат поняв, что задумал отец, встрепенулся и, кивнув братьям и новоиспеченному зятю, пристукнул своего коня каблуками. За ним без раздумий тронулись остальные станичники. Скоро весь отряд уже выбирался на противоположный берег реки. Лучи заходящего солнца вплетались в струи воды, стекающие с лошадиных крупов, окрашивая их в малиновые тона. Кому-то могло показаться, что казаки надумали раствориться в розовато-красном закате навсегда. Но это было не так. Слишком прямо сидели станичники в седлах и слишком уверенно направляли они вперед своих коней.