Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова

и Чжонку встречались тайно. Стоило взрослым отвлечься, и подростки не теряли и секунды времени. Сонъи подарила Чжонку вышитый платок. Юноша гладил синекрылую птичку, шелковые нити играли на свету.

— Я птица, а ты цветок, — проговорил он.

У него тоже был подарок для девушки, но он был непростым. Это были кольца, однако подарить их Чжонку не мог, так как не мог дать обещания Сонъи. Пока не мог, но юноша не терял надежду на то, что случай представится.

Когда он вернулся в Сонгюнгван, заметил холодность со стороны Мингу. Да и Ынчхоль отводил глаза. Чжонку взгрустнул, но допытываться не стал. Надо будет, сами скажут, чего оба такие хмурые. Он оказался прав: Мингу не выдержал и сдался на третий день. Чжонку в это время был на стрельбище и упражнялся с луком. Увидел обоих — и Мингу, спешащего к нему, и Ынчхоля, пытавшегося его остановить — и опустил лук. Уж больно серьезный вид был у обоих. Мингу сбросил руку Ынчхоля с плеча и поднялся к Чжонку. Он был бледен и настроен решительно.

— Чжонку, ты должен знать! — сказал он твердо.

— Брось, хён. От этой правды никому легче не станет!

— И все же! Не хочу, чтобы между нами были секреты, тем более такие секреты! Это как камень за пазухой держать! Не хочу.

— В чем дело? — спросил спокойно Чжонку, а у самого холодок пробежал по спине. С таким серьезным видом, как у Мингу, и сообщалось что-то очень важное, а не пустяк.

— Пак Сонъи! — сказал Мингу, и у Чжонку оборвалось сердце. — Пак Сонъи — моя невеста. Мы должны были пожениться. И я люблю ее. Я думал, что она погибла. Тогда меня в спешке рано утром тайно вывезли их Ханяна. Я все это время думал…

— Хён, — тихо и спокойно перебил Чжонку, и Мингу замер на полуслове, — я знаю, что она должна была выйти замуж, правда, не знал за кого. И потом, замуж она так и не вышла. А сейчас ты предлагаешь взять ее себе в наложницы?

Мингу в то же мгновение вспыхнул и надвинулся на Чжонку, который уступал ему и в росте, и в весе. Ынчхоль рядом напрягся, готовясь броситься на выручку.

— Я…

— Я знаю, хён, что тебе никогда не разрешат на ней жениться. В бесчестье будет жить?

— Я ее любить буду!

— И я, — спокойно ответил Чжонку и улыбнулся. У Ынчхоля похолодел затылок: и это тот самый мальчишка, который ударил его на рынке прилюдно? — Мне нечего терять. У меня только она, а у нее только я. Я еще не решил, что сделать, чтоб мы смогли быть вместе. Но поклялся себе, что найду этот способ.

— Она дочка наложницы твоего отца!

Чжонку усмехнулся, приблизился к Мингу и очень тихо сказал:

— Вот только госпожа ему не наложница. И никогда ею не была. Отец он тоже… Он тоже ищет способ, чтобы любимая женщина жила в чести, а не прозябала в бесчестии.

Мингу, побледнев еще больше, не знал, что сказать. Вмешался Ынчхоль.

— А как же… Все же говорят…

Чжонку еще раз тяжело вздохнул, повернулся к мишеням и натянул лук. Стрела легла на тетиву, а потом сорвалась в полет и, описав красивую, ровную дугу, воткнулась в центр темного круга мишени. Парни проследили за ней глазами.

— На чужой роток не накинешь платок, — ответил Чжонку и наложил новую стрелу. — Хён, я не осужу тебя, если ты перестанешь со мной общаться или отвернешься от меня. Но не прощу, если вмешаешься в наши с Сонъи отношения. Мы дали обещания друг другу.

— Но я тоже давал…, — начал было Мингу и смолк на полуслове.

— Давал. Но не сдержал же. А она и вовсе ничего не обещала. Я это знаю. И я тебе уже говорил, хён. Я за нее отдам жизнь. Знаю, что ты не трус. Ты за меня стрелу поймал…

— Я целился мимо! — встрял Ынчхоль.

— Как бы там ни было, но стрела, предназначенная мне, ранила тебя, и я этого никогда не забуду. И буду благодарен до последнего вздоха. Если представится случай, отплачу, но Сонъи… Сонъи не вещь, чтобы выменивать на что-то, даже на жизнь. Да и ты слишком честный, чтоб просить о таком.

И Чжонку продолжил стрелять. Мингу смотрел на друга, который годился ему в младшие братья и не знал, как быть дальше. Он рассчитывал на иной исход разговора. Думал, что Чжонку сам находится в ловушке обстоятельств. Если бы мать Сонъи действительно была наложницей капитана, то по закону девушка бы приходилась сестрой Чжонку, и тогда… Ведь дома Мингу хватило смелости спросить, может ли он взять наложницу. Но в голове не укладывалось: Сонъи — наложница!? Самому было противно думать об этом, но в одном юноша был уверен, его скорей выгонят из дома, чем разрешат жениться на ней. Девушка не принесет ни достатка, ни чести семьи, какой в ней прок? А чувства… чувства в расчет не шли. Они мимолетны. Стоит ли за них держаться? По суждениям взрослых, не стоит.

Вот только Чжонку, как и его отец, думал иначе. И то, что самому Мингу, казалось замкнутым кругом, для отца с сыном виделось путем, где можно было найти крохотную лазейку. Только искать нужно тщательно и осторожно, чтоб не упустить ничего. И Мингу и не сомневался, они найдут этот выход. Но собственные чувства казались острее, а своя боль — больнее. Поэтому он постоял, посмотрел на друга, которого уважал и с которым делил комнату, и не в силах что-либо изменить, спустился с помоста и ушел. Ынчхоль проводил его глазами.

— Чжонку…

— Ынчхоль-хён, побудь с ним. Пожалуйста, — попросил Чжонку, перебив друга.

Ынчхоль закивал и побежал за Мингу. Чжонку посмотрел ему вслед и вновь натянул лук. Из сложившейся ситуации он не видел выхода. А домой он вернется только через двенадцать дней. И эти двенадцать дней придется сосуществовать с Мингу, который влюблен в его девушку.

Мингу не прятался от Чжонку, но и в глаза не лез. Ынчхоль, переехав к ним в комнату, оказался между молотом и наковальней. Теперь он жалел, что так настаивал на переезде. В комнате царила гнетущая тишина. Друзья не ссорились, но и общаться, как прежде, не могли. Стоило Мингу посмотреть на Чжонку,