Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена - Уильям Стирнс Дэвис

молодой германец поскользнулся в луже крови, когда на него бросился тигр. Жизнь юноши завершилась у самого подножия подиума, на котором сидел устроитель игр. Одна из пантер, обезумев от происходящего, высоко подпрыгнула у того места, где сидела одна из весталок; зрители вскрикнули, как один человек, и подались назад, но зверь ударился о защитную решетку и упал вниз, прямо на копья охотников.

Перерыв в состязаниях: распространение лотерейных билетов. Наконец venatio[352] завершился. Все звери были перебиты с подходящим умением, и, за исключением молодого германца, никто из гладиаторов не пострадал. Уже наступил полдень, в амфитеатре последовал перерыв в состязаниях. Многие принесли с собой еду, да и продавцы-разносчики не теряли времени. Клюентис снисходительно остался на своем месте и перекусил на глазах у публики, так что теперь любой зритель, побывавший в этот день в амфитеатре, возвратясь домой, мог счастливо похвастаться: «Мы сегодня позавтракали вместе с претором!»[353]

После того как голод зрителей был утолен, они начали проявлять беспокойство. С незапамятных времен привилегия толпы – это кричать то, что им угодно и когда они этого хотят, находясь в цирке или амфитеатре. На подиуме заметили непопулярного чиновника, курировавшего поставки бесплатного зерна в столицу; и тут же громадный тент всколыхнулся от криков. За криками последовал дождь из направленных в него фиников и косточек от маслин; но тут, к счастью для чиновника, претор велел служителям начать распространение по рядам зрителей лотерейных билетов.

Немедленно все остальное было тут же забыто; почтенные люди, отталкивая друг друга, протискивались к служителям. На скамьях с бесплатными местами возникло несколько форменных драк, много тог и латерн было порвано в этих схватках. Выигрышные билеты завтра принесут их владельцам кувшин вина, сверток с едой или даже несколько денариев наличными; но если организатором игр был император, то в качестве выигрышей фигурировали тонкие украшения, вьючные животные, неплохие суммы денег и даже – как главный приз – небольшая вилла.

Распространение лотерейных билетов прекратило все хулиганские крики; теперь зрители могли наслаждаться чем-то вроде сценического действа, популярной пантомимой, изображающей суд Париса и исполненной в умной и элегантной манере, при отсутствии сцены, прямо на широкой арене. Затем на арене освободили двух страусов от пут, стягивавших им ноги, и зрители от всей души потешались зрелищем, при котором четверо мавров на блестящих от масла степных лошадях гонялись по арене за быстро бегавшими птицами и в конце концов сумели арканами поймать их. Теперь все было готово к основному действу сегодняшнего дня – сражению гладиаторов.

Начало профессиональных схваток гладиаторов. Охотники на зверей вместе со многими другими гладиаторами снова вышли на арену все тем же строем. Прошествовав к месту на подиуме, который занимал устроитель состязаний, они подняли вверх свое оружие, направив его к Клюентису, чтобы он мог видеть, что оно тщательно отточено и возможность мошенничества исключена. Претор, осмотрев оружие, кивнул в знак согласия. Затем строй гладиаторов вытянулся перед ним по стойке «смирно», и каждый из них поднял правую руку. «Ave, pretor! – прогремело в тишине. – Moritury te salutamus!»[354] – «Ave!» – ответил им Клюентис, сделав высокомерный жест рукой. «Узколобые негодяи, – пробормотал Кальв, склонившись к своему соседу, бывшему сенатору. – Большинство из них рады, что кончат таким образом, а не на кресте! Ага! Они начинают!»

Однако сначала участники сражений получили деревянные мечи и стали разминаться, сражаясь друг с другом этим оружием вполне искусно, но пока что безопасно. Зрители же стали проявлять нетерпение, и над амфитеатром в воздухе повисли непрекращавшиеся возгласы: «Сталь! Сталь!», причем женщины, стоявшие плотными рядами на самой верхней галерее, кричали столь же яростно, что и мужчины, сидящие на скамьях. Оглушительный звук труб раздался с арены, и на ней появился со своим копьем гигант ланиста, – ему предстояло действовать в роли судьи, который сидит за правилами боя. Сердца тысяч зрителей непроизвольно замерли в ожидании первого звона скрещивающихся клинков.

Клюентис организовал состязания в общепринятой последовательности сражений. Сначала два британца в колесницах понеслись навстречу друг другу, осыпая противника дротиками. Их латы выдерживали попадания, но внезапно одна из лошадей была ранена брошенным дротиком. Ее колесничий попытался выровнять наклонившуюся повозку, но в этот момент другой дротик противника впился ему в тело сквозь сочленение лат. Он покачнулся на колеснице, едва удерживая равновесие, а зрители в амфитеатре в едином порыве вскочили на ноги, восклицая: «Habet!» («Получил!»), а когда несчастный все же упал на песок арены, заревели: «Peractum est!» («Он готов!»)

Из боковой двери на арене тут же появилась гротескная фигура, одетая как Харон, в греческой мифологии перевозчик душ умерших через реку Стикс в Аид, подземное царство мертвых. Он нес с собой железный молот, которым ударял тело жертвы, проверяя, не имитировал ли тот смерть. Упавший колесничий не пошевелился – и «Харон», зацепив тело длинным крюком, уволок труп в одно из углублений под подиумом. На скамьях в этот момент зрители подпрыгивали, жестикулировали и вопили – шум стоял неописуемый, и друг Клюентиса поспешил сказать тому, что состязания начались удачно.

Бои по регламенту: сигналы беспощадности и милосердия. Оставшийся в живых колесничий ушел с арены под аплодисменты зрителей. Вместо него появились четыре всадника, сошедшиеся в двух конных поединках на противоположных концах арены. Одна пара сражалась спокойно и смело, но другой поединок закончился довольно скоро – менее умелый воин был выбит из седла мечом противника и, раненный, так ударился при падении на песок, что едва нашел в себе силы приподняться. Его победитель спешился и встал над ним с порозовевшим от крови клинком, тогда так безоружный раненый, явно беспомощный, поднял к зрителям правую руку, сжав в кулак четыре пальца и подняв вверх большой, что означало единственную просьбу – «Милосердия!».

Победитель подобострастно смотрел вверх на своего нынешнего работодателя Клюентиса, сидящего на подиуме, но тот, решив выиграть еще немного благодарности у публики, мотнул головой на зрителей – дескать, пусть решают они! Если бы раненый гладиатор сражался более отважно, если бы нашел в себе силы подняться и продолжить схватку, то, вероятно, в рядах зрителей замелькало бы довольно много белых платков – символов милосердия, что дало бы организатору игр возможность присоединиться к ним и помиловать несчастного. Но этот боец слишком быстро сдался, и настроение толпы резко изменилось – она возжаждала крови. «Occide! Occide!» («Добей! Добей его!») – вырвалось из тысяч глоток, и тысячи больших пальцев безжалостно обратились вниз. Точно так же вниз указывал и большой палец Клюентиса. Гладиатор-победитель поднял свое оружие и без колебаний вонзил его