Господин двух царств - Джудит Тарр

Не только это. Тени людей подходили сзади и устремлялись вперед. То ли она пошла медленней, то ли они перешли на бег, она этого не знала. Проводники все еще были впереди, но ей они были ни к чему. Место, открывшееся перед ними, не было ни трюком, ни обманом. Оно было реально в любом мире. Жилище бога, место его предсказаний. Сива.

— Мериамон.

Имя стало веревкой, крепкой и тонкой, как паутина. Оно захватило душу-птицу в ее блужданиях. Обвилось вокруг ее Ка. Связало их вместе так быстро, что даже крылатое создание не успело дернуться, как все было сделано.

После столь долгого пребывания в виде души тело показалось очень тяжелым. Солнце было ослепительно ярким. Она заморгала.

— Мериамон, — сказала более высокая из двух теней, стоявших перед нею.

— Мери, — сказала другая, — посмотри, Мери. Ты чуть не заблудилась.

Она растерянно смотрела на дорогу, на которой стояла. Дорога выходила из оазиса и вела в пустыню. Тело ее шло по ней, ничего не видя и без проводников, пока жара и жажда не свалили его с ног. Ее души прошли мимо Озера Огня и Озера Цветов и видели Наблюдателей с ножами и голодными глазами, Пожирателя Душ под золотыми весами и мертвого царя на троне.

Мысль, слово, причуда желания — и она была бы там. Ее сердце сравнили бы с Весами Справедливости, нашли бы весомым или нет, приговорили бы ее к разрушению или к вечной жизни. Ей нужно было только говорить. Или не говорить. С ее кровью и с ее силой все было очень просто.

— Мериамон!

Это настоящий страх. И гнев.

— Ты всегда отзываешь меня обратно с самого края, — сказала Мериамон.

— И я уже устал это делать, — ответил Нико. — Когда ты перестанешь грезить наяву и ходить во сне и станешь нормальной женщиной?

— Я не могу, — сказала она. — Это сильнее меня.

— А ты попробуй.

Ему ничего не втолкуешь. Но он уже вполне привел ее в себя. Она думала, что устанет гораздо сильнее. Ноги ныли, и это было не удивительно: она прошла невероятное расстояние. Она хотела пить. И есть. Мериамон была уже весьма и весьма из плоти.

— Я бы могла прекрасно умереть, — сказала она.

— Пока я не разрешу, ты не умрешь.

— Ты, правда, так думаешь?

— Думаю.

Она яростно взглянула на него. Он ответил ей таким же взглядом. Внезапно Мериамон рассмеялась. Через мгновение и он тоже. И Арридай, не пытаясь понять, в чем дело, просто радуясь, что радуются они.

Пока ее душа блуждала в вечности, в мире живых времени прошло совсем немного. Друзья Александра только что прошли через лес, среди спутанных ветвей, в сумраке после яркого солнца и песка. И снова внезапное солнце и открытое пространство у ворот храма. Жрецы вышли навстречу — гудение труб, звон систр, высокие голоса женщин, низкие голоса мужчин, кружение танцоров.

— Добро пожаловать, — пели они. — Приветствуем тебя, Властелин Двух Царств!

Змеи-проводники исчезли. Тень Мериамон снова была у нее за спиной, почти бесплотная. Александр стоял впереди своего отряда — покрытый дорожной пылью, растрепанный, похожий на мальчишку человек в пурпурном плаще, порядком испачканном в дороге, он не мог похвастаться ни ростом, ни красотой, лицо у него было докрасна загорелое, нос лупился, и царственной осанки у него тоже было незаметно. Затем он пошел, и все забыли обо всем, кроме того, что он — Александр.

Глаза. Они царили и над ним самим, и над всем миром.

Мериамон была рядом с ним. Кто-то подвинулся, чтобы дать ей место. Птолемей. Она слегка поклонилась ему. Он ответил ей поклоном.

Толпа встречающих остановилась и выстроилась рядами вдоль стены. В проход между ними вошел человек. Он был не стар и не молод, не высок и не мал, не красив и не уродлив — бритый темнокожий человек в одежде из белого полотна. На нем было единственное украшение, но его было достаточно: тяжелое ожерелье из золота, с лазуритом и кровавиком. У него был посох из темного дерева, очень старый, с набалдашником, вырезанным в виде змеи. Мериамон почувствовала движение за спиной, когда македонцы увидели, что это такое.

Верховный жрец храма Амона в Сиве направился к Александру. Александр ждал, стоя свободно, никаких признаков волнения; только те, кто знал его, поняли бы его напряжение, увидев, как его рука сжимается и разжимается в складках плаща. Мериамон подумала, что он похож на боевого коня на краю поля битвы. Настороженно поднятая голова, но ни малейшего страха.

Жрец остановился в нескольких шагах. Он был одного роста с Александром. Его темные глаза встретились со светлыми глазами Александра. Взгляд был острый, оценивающий. Александр чуть вздернул подбородок. Сейчас не его черед говорить. Он — гость. Хозяин должен или приветствовать его, или отказать ему.

Верховный жрец чуть заметно улыбнулся. Он согнул колено; медленно, с изяществом бывшего танцовщика, он склонился в почтительном поклоне. По-гречески он говорил четко, хотя и с акцентом.

— Приветствую тебя, — сказал он, — сын Амона.

Александр весь напрягся. Жрец продолжал:

— Охраняемый Гором, лик Ра в мире живых, дитя бога, живущего в лесах и в весне, Великий Дом Двух Царств, приветствуем тебя, приветствуем тебя, приветствуем тебя!

Последние слова он пропел на языке страны Кемет, и хор женщин вторил ему — сладостные голоса, звенящие между каменной стеной и стеной леса и устремляющиеся к небесам. Среди потока звуков жрец взял Александра за руку. Александр не пытался возражать.

— Идем со мной, — сказал Верховный жрец мягко и поразительно просто после пения гимнов.

Царская гвардия беспокойно зашевелилась. Можно было подумать, его похищали, его зачаровали. Но он достаточно владел собой, чтобы обернуться.

— Я пойду, — сказал он. — Я в безопасности. Здесь никто не причинит мне зла.

Им это не понравилось, но он не сводил с них глаз. Никто не мог встретиться с ним взглядом.

Кроме Гефестиона. Когда Верховный жрец повел Александра прочь, он двинулся следом.

Тогда Александр остановился.

— Нет, — сказал он.

Гефестион замер. Лицо его было совершенно спокойно.

Александр улыбнулся. В этой улыбке были вся любовь и сожаление мира.

— Если бы я мог разделить это с тобой, — сказал он, — я бы обязательно это сделал. Только это, дорогой друг. Только это из всего, что мы с тобой делали, что имели, чем были…

— Я никогда не смогу стать царем, — сказал Гефестион, негромко и спокойно. — Да я и не хотел никогда.

Александр тронул его за плечо. Гефестион стоял неподвижно. Тогда Александр неожиданно стиснул его в объятиях, таких крепких, что, казалось, он борется, а не обнимает любимого друга. Так же неожиданно он его отпустил. Они отступили друг от друга. Лицо Александра было теперь таким же спокойным, как лицо Гефестиона, словно он всецело был захвачен какой-то мыслью.