Повести и рассказы - Семён Самсонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Товарищи аплодировали ему, но он их не видел и не слышал. Его глаза заволокла пелена горьких слёз. Он знал, что в этой школе читает стихи в последний раз. И если для многих из них только что закончились экзамены, то для него они впереди, сейчас он стоял перед большим жизненным экзаменом, который предстоит выдержать без отца.
КЛЯТВА
Сады, парки и скверы давно покрылись яркозелёной листвой, издающей непередаваемый аромат. Акация уже отцветает. Ян Шпачек лежит под кустом и смотрит в чистое, очень чистое голубое небо. Оно сейчас кажется ему бездонным океаном, в котором, наверное, легко и просторно. Яну хочется подняться высоко, высоко, и оттуда, с большой и прозрачной высоты, посмотреть на Прагу, да что на Прагу, на весь необъятный мир. Вот уже тогда он бы, наверное, увидел эту «сатанинскую пляску войны», о которой говорит дядя Вацлав. Но он знает, что это невозможно, и мысли его тут же возвращаются от фантазии к действительности. Он задумывается: что такое «сатанинская пляска войны»?
Когда он шёл сюда, в глухой и безлюдный уголок запущенного сада, он видел тех же людей, которых привык видеть во все времена года на улицах Праги. Они казались ему мрачными, озабоченными и очень усталыми. Такими он их видел зимой, такими он их привык видеть весной и такими он видел их сегодня. И всё потому, что война. Кому же будет весело от войны?
Хорошо мечтать в уголке, окружённом зеленью, жужжащими пчёлами и разноцветными бабочками, без конца порхающими в чистом и тихом воздухе. Вот какая-то птичка села на куст акации, под которым лежит Ян, и как ни в чем не бывало щебечет, выводит незамысловатые трели. Ян не может не взглянуть на эту говорунью. Но едва он поднял голову, как птичка вспорхнула и скрылась в зелёной листве сада на берегу спокойной Влтавы.
Любит Ян это место. Оно совершенно глухое… Раньше, до войны, здесь бывало много людей, а вот сейчас никого нет. Ян, Зденек и Франтишек часто сюда приходят, но всегда, или почти всегда, они здесь одни. Этим и привлекает их этот глухой и безлюдный угол. Место чудесное. Отсюда видна златоглавая Прага-красавица со своими шпилями и остроконечными башнями дворцов и церквей. Здесь хорошо и безопасно посидеть, помечтать и поговорить о чём хочешь.
Под этим кустом акации в майское утро Ян впервые признался товарищам, что он был в Советском Союзе… Случилось это в пылу откровения. Первого мая они пришли сюда, чтобы отдохнуть, что-нибудь почитать и подготовиться к экзаменам. Франтишек и Ян пришли раньше, а Зденек почему-то запаздывал. Сели они с Франтишеком под куст, ожидая товарища, и разговорились. Но с Франтишеком много не наговоришь. Он всегда только молчит и слушает других. А тут вдруг разговорился. И хотя начал он издалека, говорил осторожно и неуклюже, со множеством оговорок и непонятных пауз, видно было, что ему хочется поговорить.
— Я сегодня рано-рано бегал в Змихов, — начал Франтишек. — И знаешь, что я по дороге нашёл?
— Что? — спросил Ян.
— А вот что-то нашёл, — мялся Франтишек.
— Ну, рассказывай.
— А ты никому не скажешь?
— Никому.
— И Зденеку?
— Ну, ему, пожалуй, скажу.
— Тогда не буду.
— Как хочешь, дело твоё. Только почему ты мне можешь сказать, а ему нет?
— Это всем знать нельзя.
— А мне можно?
— Ну, тебе, другое дело, у тебя отец был…
Франтишек хотел сказать, что у Яна отец пострадал от фашистов и потому ему можно рассказать этот секрет, но запнулся, не зная, как лучше выразить мысль. Ян засмеялся и перебил:
— А у Зденека и сейчас есть отец. Что из этого?
— Да нет, я совеем другое…
— Что другое?
— Другое хотел сказать.
— Ты, Франта, короче, — сказал Ян. — Хочешь — говори, а не хочешь — не надо. Тоже мне, тянешь, будто у тебя вата во рту застряла.
Но не так-то просто заставить Франтишека сразу всё рассказать. Он бы ещё морочил голову Яну, если бы не прибежал Зденек и с ходу не крикнул:
— Листовку я видел на стене, вот…
Он, как всегда, махал руками, говорил торопливо, на одном дыхании и, подсаживаясь к товарищам, закончил:
— А листовка та с портретом маршала Сталина…
— Где видел? — живо спросил Ян, сразу забыв про Франтишека.
— На стене забора у Святого Николая[47].
— Читал?
— Что ты, а вдруг жабы сцапают?!
— И она там осталась?
— Ну, конечно, висит, может, и сейчас ещё висит.
— Вот бы почитать, — мечтательно произнёс Ян.
Пока шёл этот разговор между Яном и Зденеком, Франтишек не мог опомниться. Он был поражён. Как это Зденек так просто и быстро рассказал о листовке, не думая ни о какой опасности. Теперь Франтишеку ничего не оставалось делать, как показать свою находку. А нашёл он ту самую листовку, о которой только что сказал Зденек.
— Я, я тоже… — нерешительно начал Франтишек.
— Что ты «тоже»? — перебил Зденек.
— Листовку…
— Читал? — спросил уже с завистью Ян.
— Нашёл, — едва выдавил Франтишек, заикаясь.
— В Змихове?
— В Змихове.
Он неловко держал руку в кармане и с испугом смотрел на товарищей, которые молчали, каждый о чём-то думая. Франтишек колебался, но потом, как видно, отважился и, вынув мятый листок из кармана, сказал:
— Вот…
Тесно прижавшись друг к другу, легли ребята под кустом, охваченные страхом и небывалым любопытством И как только развернули листовку, Ян увидел портрет Сталина, тот самый, который он передал дяде Вацлаву. По телу его разлился приятный жар, его охватила гордость. Ему хотелось прыгать, кричать, рассказать ребятам про этот портрет, но он сдержал себя.
Сначала долго не могли читать. Франтишек от страха, Зденек потому, что листовка была в руках Яна, а он потому, что не мог оторвать взгляда от портрета. Ему хотелось убедиться, точно ли это тот самый, мало ли ещё у кого мог быть такой портрет. Но у Яна была точная примета. Изображение пуговицы на левом кармане белого кителя товарища Сталина было с изъяном. Дело в том, что Ян когда-то неосторожно взял открытку пальцами и посадил пятно. Тогда он решил соскоблить его кончиком ножа, и соскоблил почти всю пуговицу. Теперь он видел этот дефект и на листовке: двух таких портретов быть не могло.
— Читай! — вдруг не своим голосом сказал Зденек.
— Постой, ребята! — ответил Ян и встал на ноги. Он посмотрел вокруг, убедился, что никого поблизости нет и снова сел. Читали вполголоса, волнуясь, несколько раз осматриваясь вокруг. Каждый из них знал, что читать листовку небезопасно.
Листовка начиналась и кончалась словами: «Смерть фашистским оккупантам!» Это были такие смелые, такие ясные и такие грозные слова, что ребята потом долго помнили их. Запомнили они из этой листовки и многое другое. Они узнали, что Красная Армия и Чехословацкая бригада вышли на границу Советского Союза и Чехословакии. В листовке говорилось о первомайском приказе маршала Сталина, в котором он призывал воинов Красной Армии добить раненого зверя «в собственной берлоге» и вызволить из неволи братьев поляков и чехословаков, находящихся под пятой гитлеровской тирании.
Но разве можно было за один раз понять смысл всего, что говорилось в этой листовке? Конечно, нет. И тогда Ян предложил товарищам спрятать листовку под тем кустом, где они сидели сейчас, и приходить сюда время от времени, чтобы ещё и ещё раз почитать её. Тут же они поклялись, что никому и никогда не скажут об этом. Франтишек был рад, что они решили дать такую клятву, так как ведь это он принёс листовку и побаивался, как бы кто-нибудь из товарищей не проговорился. Ян вдруг вспомнил, как он и Серёжа давали клятву.
Это произошло ещё в мае, а теперь был июнь. Ян лежал один, ожидая друзей и думал, как могло всё это случиться само собой, независимо от его желания. Он не хотел говорить ни Зденеку, ни Франтишеку о том, что был с отцом в Советском Союзе. Но перед клятвой — «держать в секрете прочитанную листовку» — он проговорился. Отсюда и пошло всё. Начали расспрашивать, задавать разные вопросы, и вот тогда Ян сказал друзьям:
— Вы знаете, что такое советский пионер?
— Нет, — ответили они.
Ян рассказал о пионерах, о себе, как он впервые надел красный галстук и как вместе со всеми советскими ребятами давал торжественное пионерское обещание.
Трудно было Яну Шпачеку в один раз рассказать всё, а ещё труднее объяснить, что раз они прочитали запрещённую листовку, раз они ненавидят оккупантов, то и они тоже пионеры. Но всё же он сказал:
— Давайте, ребята, поклянёмся, что мы будем бороться за дело Коммунистической партии.
Но слово «бороться» смущало Зденека и особенно Франтишека. Как это они, Зденек, Ян и Франтишек, будут бороться за дело коммунизма… И снова Яну пришлось объяснять, что значит бороться. Он и сам понимал это не очень твёрдо, но объяснял, как думал: