Падение царского режима. Том 3 - Павел Щёголев

Председатель. — Так что за масонов сходили оккультные кружки?

Белецкий. — По крайней мере, у меня было такое впечатление. Меня этот вопрос интересовал, потому что великий князь[*] дал мне сведения, что в среде офицерского состава гвардейских частей петроградского гарнизона имеются масонские ложи. Я сказал, что у меня таких сведений не имеется, но, по требованию великого князя[*] обещал выяснить. Узнав, что заграницей в ту пору проживал Ратаев, который писал в «Новом Времени» (я потом просматривал статьи о масонстве, принадлежавшие перу Ратаева во французском журнале «Иллюстрасион»), я обратился с письмом к Ратаеву, прося его дать мне по этому предмету сведения. Затем я обратился в Красильникову, чтобы узнать, есть ли возможность влияния заграничных масонских кружков на петроградское общество. Просил я также полковника Коттена узнать. Как я вам докладывал, в ту пору пришлось даже затратить крупные суммы, чтобы пригласить к сотрудничеству одного из крупных секретарей одной из парижских лож, не помню фамилии, но пришлось притти к заключению, что то, что считалось масонскими ложами, было оккультными кружками.

Председатель. — Я хотел бы установить связь с главной темой, которая нас интересует. К чему вы ведете ваш ответ?

Белецкий. — Я хочу быть только правдивым; я хотел сказать вам все, что знаю по вопросу о заграничной агентуре, где работал Ратаев. Как вы узнаете из бумаг, с этим временем совпадает устройство пропагандистской школы в Италии. Туда были проведены полковником Коттеном два человека и еще один из московского жандармского управления. Когда вы будете допрашивать Виссарионова, вы узнаете, что эта система была отменена раньше. По крайней мере, начальник губернского жандармского управления иногда сам проводил своих сотрудников заграницу, чтобы таким путем иметь широкие, частные и общие сведения. Иногда агентура на агентуру наскакивала, иногда это требовало больших денег для наружного наблюдения. Офицеры, которые желали полезных сотрудников для более широкого освещения, сообщали об этом нам, в департамент; затем, если последовало разрешение департамента полиции, давалась явка на квартиру Курочкина; затем давалось знать заведывающему этим отделом вице-директору, а он давал явку на тот адрес, по которому эти лица могли его свести с офицерами.

Щеголев. — Скажите, во время вашего управления были ревизионные поездки заграницу с целью проверки постановки агентуры?

Белецкий. — Да, были. Виссарионов ездил, Зуров ездил.[*] Как изволите припомнить, бывшая государыня лечилась грязями. Тогда была поездка в Италию, во Францию. Государь император ездил на маневры французские, так что Виссарионов был раза три заграницей.

Щеголев. — Один Виссарионов?

Белецкий. — Еще другие лица были, но это лица несерьезные, безличные, которые не понимали политического характера, только с целью корыстной они присваивали себе значение политического розыска. Затем была поездка в мое время товарища министра Золотарева и товарища министра Джунковского, но как тот, так и другой с сотрудниками не видались. Они получили только общие доклады, и поездка их скорее имела целью установить отношения добрососедские. Они были в Германии и знакомились с шефами полиции и министрами, что давало возможность выяснить отношения между нами и теми, услугами которых мы пользовались. Французская и германская полиция помогла не только во время проезда государя, она помогла и в исполнении отдельных поручений, когда ощущалась надобность в наблюдении или в смысле судопроизводства.

Щеголев. — А заграничная агентура, в лице Красильникова, получала какие-нибудь директивы для воздействия на прессу?

Белецкий. — Вопрос о прессе, если позволите его коснуться, был поставлен более широко, потому что, впервые, воздействие на заграничную прессу началось с графа Витте. Граф Витте придавал громадное значение принципам европейским при обсуждении бюджета, колоссальные деньги тратились в то время теми лицами, которых он командировал тогда; они должны были пользоваться в ту пору указаниями товарища министра Путилова, им были предоставлены широкие сметы. Кривошеин и П. А. Столыпин придавали громадное значение закону о землеустройстве, который обратил на себя внимание законодательных учреждений, поэтому общественное мнение заграничное было важно; в ту пору в распоряжении Кривошеина был очень образованный поляк, чиновник особых поручений Маевский, некий человек с широким кругозором; он воспитывался заграницей, получил высшее образование, прожился немного и пошел на службу. Этот Маевский имел широкие знакомства в органах французской и лондонской прессы и, благодаря этому, ему удалось писать, иногда за деньги, а большею частью, благодаря знакомствам, ужинам и т. д., разные статьи. В Германию Голицын командировал Чурикова, это — редактор «Нового Времени»,[*] который в последнее время состоял чиновником особых поручений при министерстве внутренних дел и давал заметки в прессу, если министру нужно было провести известного рода сообщение. Чуриков воспитывался в германском университете, это известный переводчик Гёте, великолепно владеет языком, он имел большие литературные связи в студенческом мире. Он ездил туда и устанавливал хорошие отношения с органами прессы, хотел, чтобы это была единственная организация, а не то, чтобы каждый министр имел свою. Затем я воспользовался услугами Маевского и издал заграницей небольшую книгу, которая посвящалась значению юбилея 300-летия дома Романовых. Затем ряд статей, приготавливающих к путешествию государя заграницу и к тем важным событиям, которые готовились в жизни России (освещая их с точки зрения указаний министра внутренних дел). Таких статей было мною помещено немного. Затем давались поручения лично Красильникову.

Председатель. — Статьи оплачивались из средств так называемого рептильного фонда?

Белецкий. — По смете секретного стопятидесятитысячного фонда департамента полиции. Затем путем выписки, мы получали несколько газет. Если ту или другую нельзя было получить, то известное количество экземпляров покупалось правительством, газета об этом знала; эти газеты главным управлением по делам печати раздавались главным чиновникам министерства внутренних дел; только это давало возможность получить «Иллюстрасион».

Щеголев. — А через кого вы проводили в английской печати?

Белецкий. — Я писал в английской печати только о значении Столыпина, после его смерти. Это была моя дань уважения человеку, которому я ничем не был обязан.[*]

Председатель. — Вы ее поместили за деньги?

Белецкий. — Нет, бесплатно, благодаря знакомству, через Маевского. А затем, может быть, товарищ министра давал поручения, потому что Красильников имел такие поручения, когда приезжал. В английской прессе также Красильников помещал статьи.

Щеголев. — Столыпин действовал на английскую прессу через кого-нибудь или непосредственно?

Белецкий. — Может быть, через Красильникова он давал личные поручения, может быть через своего двоюродного брата.

Иванов. — Это было по аграрному вопросу. А при Витте — по какому?

Белецкий. — По финансовому.

Председатель. — Скажите, сообщала заграничная полиция свою точку зрения на различных заграничных революционных деятелей? Не оказывалось ли иной раз агентам иностранной полиции особенного внимания представителям революционных течений? Например — Малиновский входил заграницей в связь с некоторыми лицами и у этих лиц встречал какое-то особенное отношение.

Белецкий. — Нет, о том, что Малиновский был сотрудником департамента полиции, не знали ни в России, ни заграничные органы.

Председатель. — А революционные деятели, не имевшие сношений с полицией?

Белецкий. — Кроме Малиновского, у нас участвовали другие агенты, и Красильникову было сказано, чтобы он познакомил иностранные органы с министерством внутренних дел, чтобы чины заграничной полиции наблюдали и давали некоторые сведения; стеснять мы их собственно не могли, потому что французская полиция жила с нашей в самых лучших отношениях, все, что можно было, она всегда давала нам с наибольшей предупредительностью и помогала представителям русских органов, т.-е. Красильникову, в тех или других просьбах. Это было еще до меня, я это, как слух, передаю. Вот Бурцев, который в Англии за одну из своих статей был присужден к тюремному заключению без права посещения Англии; это, конечно, состоялось не без воздействия департамента полиции. Засим, кроме филерного[*] наблюдения, как я докладывал раньше, они помогали еще в судах. Например, если была статья против какого-нибудь лица, которая давала возможность, по закону французскому, привлечь к ответственности, они, через Красильникова, просили содействия русской полиции. Я лично очень благодарен французской полиции, она мне давала широкие материалы. Во время приезда государя французская полиция мне предоставляла даже возможность обращаться непосредственно к чинам ее с тем или другим предложением. Что же касается Германии, то она помогала мне менее широко, к ней нужно было обратиться с просьбой, сказать, что́ желательно и что Германия могла удовлетворить, то она сама уже исполняла; даже во время приезда государя в Берлин, германская полиция поставила первым условием, чтобы русская ни одного своего агента там не имела. Германская полиция за русской студенческой молодежью наблюдала без всякого воздействия со стороны агентуры русской, в силу той политики, которую она проводила в своих университетах, как вы сами знаете. В особенности по отношению к еврейской молодежи и затем к русской молодежи с юго-западной стороны. В Италии мы пользовались также широкой любезностью полиции.